Специальный приз

Ампелонов Александр Львович

Вечером я вылез на балкон посмотреть на трубу. На макушке ее и в самом деле горели лампочки. Но не одна, как сказал Гарик, а две или три.

— Пап, — спросил я за ужином, — как у вас лампочку на трубе меняют, если перегорит?

— Верхолаз поднимается, там скобы есть, — сказал отец.

— А это страшно? — спросил я.

— У него страховка. Пояс с крюком. Если сорвется — повиснет на ремне.

— Ты, никак, на трубу собрался? — удивленно спросила мама.

— Что я — сумасшедший? — не очень натурально возмутился

я и замолк. Продолжать расспросы было опасно.

На экскурсию мы пошли в четверг после пятого урока.

У проходной Гарик предупредил:

— Как войдем — сразу смоемся.

Тут я понял, что он успел разболтать про наш спор всему классу. Девчонки подозрительно шушукались, а Наташка смотрела на меня, как на космонавта.

Скрылись мы без всякого труда. По просьбе Гарика, проходя мимо вахтера, Филимонов поскользнулся и шлепнулся на пол. Пока движение восстановилось, мы были уже далеко.

Добежав до трубы, я с облегчением вздохнул: скобы начинались в пяти метрах от земли.

— Лезь! Пока никого нет, — торопил Гарик.

— Что я — дядя Степа? — спокойно сказал я.

— Я подсажу, — не совсем уверенно предложил Гарик.

Он осмотрел окрестности и вдруг обнаружил лестницу. Она валялась за трубой. Я вздохнул: мне опять не везло.

Гарик схватил лестницу и без посторонней помощи приставил ее к трубе. Было трудно поверить, что все это делает человек, у которого всего-навсего трояк по физкультуре.

— Ну давай!

Я плюнул от досады и полез вверх. Скобы были холодные и ржавые. Я не смотрел ни наверх, ни вниз. Вверх — чтобы раньше времени не испугаться, вниз — чтобы не видеть наглую рожу Гарика.

На высоте третьего этажа я случайно глянул вниз и не поверил своим глазам: Гарик стаскивал лестницу на землю.

— Ты что, чокнулся?! — задыхаясь от гнева, прокричал я.

— Не бойся, я для конспирации. Потом обратно поставлю, — успокоил меня Гарик и, озираясь по сторонам, спрятался за автопогрузчик.

Я посмотрел вверх. Труба вылезала высоко-высоко в небо. Над самой макушкой ползли облака, и казалось, что труба падает им навстречу. Я крепко сжал руки и, чтобы не кружилась голова, посмотрел вниз. Гарик на полных парах улепетывал обратно к проходной. Это было самое настоящее предательство.

Скоро стало ясно, что Гарик удрал неспроста. У подножия трубы стояла толпа, а совсем рядом, на кирпичной стене, где было одно-единственное окно, показалась голова. Голова сложила рупором ладони и закричала:

— Эй! Верхолаз, давай вниз!

Сопротивление

было бесполезно. Я стал спускаться. Когда ступеньки кончились, мне приказали прыгать. Я закрыл глаза и прыгнул солдатиком, как с вышки. Меня поймали и поставили в круг.

— Ты откуда такой взялся? — спросил высокий парень в комбинезоне.

— На экскурсию пришел, — сказал я.

— А на трубе что потерял? — спросил дядька с блестящей лысиной.

Я молчал. Меня взяли под конвой и куда-то повели.

— Фамилию-то свою не забыл? — спросила лысина.

— Кораблев, — нехотя признался я. Эх! Если бы меня поймали где-нибудь в городе, я наверняка назвал бы Гарькину фамилию. Но здесь отпираться не имело смысла.

— Кораблев? — хором переспросила стража.

— Погоди, ты, часом, не Ильи Степановича сын, из десятого цеха? — пристально взглянув на меня, воскликнул дядька с лысиной.

Я понял, что влип. Мы стояли в трех метрах от доски Почета. Там в третьем ряду висел портрет моего отца. Стража перехватила мой взгляд. Все посмотрели на портрет, потом на меня и сказали:

— А что? Похож.

Я понял, что сейчас меня поведут к отцу. Но вдруг старый рабочий, который до сих пор молчал, сказал:

— Давай дуй к своим. Но на трубу, чур, больше не лазать!

Я дал честное слово и пустился наутек. На такую удачу я никак не рассчитывал.

Наших я нашел в два счета. Цех был широкий, как улица. Вокруг стояли высокие, в два этажа, станки, а над головой вместо неба висела стеклянная крыша. Я незаметно пристал к экскурсии и увидел отца. Он стоял на мостике и ехал вместе с резцом вдоль длинной, пузатой, как цистерна, болванки.

Я подкрался к Гарику и уколол его булавкой. Гарик подпрыгнул и сказал: «Ой!» Экскурсовод посмотрел в нашу сторону, но я пригнулся, и в кадре оказался один Гарик. Девчонки зашушукались. Никто не ожидал увидеть меня целым и невредимым.

— Ну что, залез? — спросил Гарик.

— Залез, — сказал я. — Гони мороженое.

— Чем докажешь?

— Меня с самой макушки пожарной лестницей сняли.

— Врешь!

— Не хочешь — не верь, — с достоинством отвернулся я.

— А потом? Ты что — сбежал?

— Зачем? Они меня отпустили. Только фамилию записали.

— Ты сказал фамилию? — спросил Гарик.

— Сказал, только не свою.

— А чью?

— Твою.

Гарик побледнел. Я торжествовал.

Потом мы пошли к станку, на котором работал мой отец. Экскурсовод сказал, что перед нами лобовой токарный станок, на котором сверхточно обтачивает валы для турбин токарь шестого, самого высшего, разряда Илья Степанович Кораблев.

Все повернулись в мою сторону, а Наташка Клюева посмотрела на меня, как на знаменитость. Ребята сгорали от зависти.