Спираль
Шрифт:
На сей раз голос отца показался Маке теплее.
— Я написала заявление!
— Какое заявление?
— Я не хочу оставаться заместителем главного редактора. Прошу перевести меня в простые редакторы.
— Ты уже подала его?
— Я только час назад написала. Завтра утром подам председателю комитета
— Ты окончательно решила?
— Да, окончательно.
— Что же, в таком случае, требуется от меня?
— Я посчитала нужным сказать тебе.
— Тебе трудно? Не справляешься с работой?
В столовую вошла мать и подсела к
— Нет, работа мне по силам.
— В таком случае, что произошло?
— В сценарном отделе много редакторов, которые по стажу и творческому опыту больше меня достойны должности заместителя. Я не хочу пользоваться твоим влиянием. И не хочу бросать на тебя тень, чтобы кто-то говорил, что ты злоупотребляешь должностью. Хочу добиться всего самостоятельно. И не желаю быть притчей во языцех.
— Рта никому не замажешь.
— Главное, что я хочу достичь всего сама, без протекции влиятельного родителя. Я знаю, что твои имя и фамилия все равно будут помогать мне, облегчат дело, обеспечат почет и уважение, но тут ничего не поделаешь — от чего не убежишь, не стоит и бежать. Мне хочется, чтобы ты согласился со мной, что мы плохо поступили, когда сразу назначили меня на такую должность.
Отец ничего не ответил. Поднес чашечку ко рту. Отпил кофе.
— Когда ты надумала написать заявление?
— Сегодня.
— Тебя и прежде смущало твое выдвижение или что-то произошло вдруг?
Мака смешалась. Она не могла обманывать отца. И поняла, что от его проницательных глаз ничего не укрылось.
— Какое имеет значение, когда и почему я решила? Главное, что решила.
— Я искренне приветствую твое решение. Я всегда верил в твой талант и благородство. Я рад, что ты не похожа на иных молодых людей, обнаглевших по милости родителей. Я согласен, чтобы ты начала все сначала. Только одно заставляет меня серьезно призадуматься. Еще вчера подобные мысли тебе и в голову не приходили. Что произошло в течение последних двадцати четырех часов? Мне кажется, и у меня есть основания подозревать, что ты что-то недоговариваешь. Если и потом ты не изменишь свое решение, тогда смело переходи свой Рубикон.
Отец встал, подошел к дочери, поцеловал ее в лоб и повернулся к раскрасневшейся от волнения супруге, которая все это время слушала их диалог.
— Не переживай. Я доверяю Маке. Моя умная девочка так просто не оступится. Ну, а я снова на службу!
Председатель комитета долго вертел в руках заявление, не в силах понять, что произошло, почему Мака вдруг решила из замов перейти в простые редакторы.
— Может быть, ее кто-то обидел? — допрашивал он главного редактора сценарного отдела студии телефильмов.
— Наоборот, пылинки с нее сдували, на цыпочках вокруг нее ходили.
— С работой, что ли, не справляется, должность не по силам?
— Мака — талантливая девочка и хороший организатор.
— В таком случае, что стряслось? В заявлении она не указывает причин, по которым просится в редакторы.
— Ничего не сказала, кроме того, что в заявлении, — хочу быть обыкновенным редактором.
Председатель комитета снял очки и пожал плечами.
— Где она сейчас?
— Там сидит, в приемной.
Ираклий Ломидзе нажал клавишу селектора и велел секретарше попросить Маку к нему.
Дверь кабинета открылась. Мака вошла и остановилась у порога.
— Проходите, Мака! — улыбаясь, пригласил ее председатель комитета, встал, сделал несколько шагов навстречу девушке, выдвинул стул. — Садитесь, пожалуйста!
— Благодарю вас! — Мака села.
— Как прикажете понимать ваше заявление? Может быть, вас кто-то обидел? Может быть, вы услышали о себе что-то плохое или недостойное?
— Нет, батоно Ираклий, никто меня не обижал. К сожалению, я в свое время не учла, что должности заместителя прежде меня достойны более опытные и заслуженные люди.
— Да, но… — смешался председатель комитета. — А ваш отец знает?
— Знает, я ему вчера сказала.
— И что он?
— Согласен.
Председатель комитета взял лежавшие на столе очки и принялся тщательно протирать их. Они были чисты, но он не знал, какое принять решение, и старался оттянуть время, чтобы найти выход из положения.
— Я все-таки должен позвонить ему, — председатель комитета снял трубку и набрал номер. Разговаривать долго не пришлось — Георгий Ландия был на заседании коллегии.
Председатель комитета положил трубку на аппарат, покачал головой, это означало, что он ничего не понимает, и после некоторого молчания повернулся к Маке:
— Значит, ваш папа согласен. Если таково ваше желание, я не против, но меня поражает ваше решение. Поражает, ибо я не могу понять ваш замысел, вашу цель. Мне почему-то кажется, что вы совсем по другой причине решились на подобный шаг. Воля ваша. Только договоримся об одном — я пока воздержусь с резолюцией. Подумайте до понедельника. Если и тогда вы не перемените решения, я подписываю, и в тот же день издаем приказ.
— Считайте, что сегодня понедельник и решение мое не изменилось. Заранее благодарю вас!
Мака встала, учтиво откланялась и повернула к двери.
«Какая балерина вышла бы из нее!» — подумал председатель комитета, не сводя глаз с плавно идущей высокой тоненькой девушки, пока та не скрылась за дверью. Тогда он будто сразу очнулся. Снова перечитал заявление, пожал плечами и сказал главному редактору сценарного отдела, что ничего не понимает.
Решение Маки привело в удивление весь сценарный отдел. Никто не понимал, что случилось. Рождались сотни версий, выкапывались тысячи причин, но все тут же убеждались в несостоятельности своих подозрений и выдумок. Ни одна из причин не могла объяснить счастливый вид девушки. Маку всегда отличали доброе выражение лица и золотой характер, но сейчас ее глаза были полны незнакомой радостью и полнейшее счастье отражалось на ее лице.