Спитамен
Шрифт:
Кобар погрузил вопросительный взгляд в глаза хозяина и медленно провел ребром ладони по горлу.
Оксиарт молча кивнул.
— Я царицу Равшанак всегда почитал за сестру. За свой позор она будет отмщена, — сказал Кобар и низко поклонился.
…Кобар услышал овечье блеянье и не сразу понял: во сне это или он уже проснулся. Сдернув с головы чапан, приподнялся, прислушался. Да, откуда-то доносилось блеянье овец, все ближе и ближе. Уже порядком рассвело. Кони стояли голова к голове, припорошенные инеем. Костер присыпало снегом. Бабах дрыхнул с открытым ртом и громко
— Надо седлать коней, — быстро проговорил Кобар и кивнул на холм, на котором возникла одинокая фигура чабана.
Из-за холма появилась отара, впереди нее вышагивал лохматый, круторогий козел — вожак.
— Поздно, — сказал толстяк. — Наше бегство вызовет подозрение. Пошлют погоню. Да и можно ли в степи убежать от массагета?.. — печально усмехнулся он. — Лучше оставаться на месте и молиться Создателю, чтобы он не отказал в защите.
— Неужто он берет под защиту и таких, как ты?.. — съязвил Кобар.
— Если уж тебе покровительствует до сих пор… — проговорил Бабах, глядя на него исподлобья. — Я же святой по сравнению с тобой…
— Ладно, сдается мне, нам обоим гореть в аду, — примиряюще произнес Кобар и засмеялся. — Разворачивай скорее дастархан. А то он уже направляется сюда. Предложи ему хлеба — соли [106] …
— А может, лучше прикончить его? — спросил Бабах, подбросив в руке нож, которым резал мясо.
— Вряд ли он пасет отару в одиночестве.
106
Вкусившие за одним дастарханом хлеба — соли не могут питать друг к другу враждебных мыслей.
И словно в подтверждение слов Кобара из-за холма выехала группа вооруженных всадников в лисьих малахаях. Они придержали ненадолго коней, как бы оценивая обстановку, затем пустились стремительным галопом, гикая и свистя. Сидящие у костра поднялись им навстречу. Их вмиг окружили, чуть было не затоптав. Разгоряченные кони вскидывались на дыбы, пятились, вертелись волчком.
— Кто такие?! — спросил пожилой массагет, сурово разглядывая незнакомцев из-под кустистых бровей.
— Мы направляемся в Бихру! — поспешно ответил Кобар. — Провели тут ночь…
— Дорога в Бихру проходит не здесь!
— Мы решили ее сократить, уважаемый. Поехали прямиком через степь…
— В таком случае, вам следовало свернуть с дороги вправо, а вы свернули влево…
— Неужели? — изобразил крайнее удивление Кобар. — Выходит, мы заблудились?
— Это мы проверим, — сказал пожилой массагет. — Заблудились или что еще… — и он обернулся к спутникам, мол, не хочет ли кто еще задать вопрос незнакомцам?
Те разглядывали «заблудившихся» с таким подозрением, что ничего доброго от них ждать не приходилось. Из-за плеч у них торчали опереньем кверху стрелы, вложенные в колчаны, а на седлах висели луки.
— Они так и не сказали, кто они! — неприязненно заметил один.
— Мы родом из Наутаки, — с поклоном отвечал толстяк. —
— Оно и видно, как вы спешите, — усмехнулся пожилой. — Отклонились от дороги на полтора дня пути…
— Пожалуйте к дастархану, разделите с нами трапезу, за хлебом-солью и поговорим, — засуетился Кобар, кланяясь и показывая руками на постланный дастархан. — Сам Создатель свел нас в необъятной степи, грех не отведать вместе хлеба — соли.
Массагеты громко заговорили между собой, о чем-то заспорили.
Огромная отара тем временем рассыпалась по полю и, пощипывая торчащую из-под снега траву, приближалась к озеру. Чуть поодаль степенно ступали сторожевые псы, каждый ростом с осла, и стоило какому-нибудь беспечному животному податься в сторону от отары, они тотчас пригоняли его обратно, грозно рыча, подталкивая грудью и покусывая за курдюки. Овцы понимали, что псы не причинят им ничего худого, и мчались к отаре, весело подпрыгивая и взбрыкивая задними ногами, словно заигрывая со свирепыми сторожами. Завидев издалека воду, они заблеяли громче и бегом бросились к озеру. На берегу началась сутолока, задние напирали на передних, под копытами чавкала грязь. Молодой чабан, размахивая палкой и крича, восстанавливал порядок. И животные, вступив передними ногами в воду, стали пить. Те, что напились, выбирались обратно, уступая место другим, и отряхивались от воды.
Массагеты, посовещавшись, умолкли. Один из них спешился, подошел к лежавшим возле костра хурджунам и проверил их содержимое. В них, к счастью, ничего не было такого, что могло бы вызвать подозрение.
— Из Наутаки, говорите?.. — переспросил пожилой, пристально разглядывая Кобара, потом перевел взгляд на толстяка Бабаха. — И что там нового?
Те переглянулись, развели руками.
— Ничего хорошего, — ответил Кобар. — Люди стонут под гнетом юнонов. Надеялись, что Спитамен прогонит их, но о нем давно ни слуху ни духу. Люди и вовсе надежду потеряли…
— Да?.. — усмехнулся пожилой массагет. — А не лазутчики ли вы Искандара?
— Да что вы?! — воскликнули Кобар и Бабах одновременно. — Можно ли так оскорблять людей близких вам по крови, которые говорят почти на одном с вами языке? — укоризненно покачал головой Кобар.
— Нынче время такое, — сказал пожилой, не спуская с них глаз и гладя по холке коня, нетерпеливо забившего копытом. — Опасно верить даже разделившему с тобой хлеб-соль. Развелось немало таких, кто и отца обменяет на новый малахай, — он, приподнявшись на стременах, посмотрел в ту сторону, откуда донесся топот копыт.
За макушками камышей замелькал рыжий малахай приближающегося всадника. Выехав из-за озера, он перевел коня на рысь. Пожилой массагет, который, по всей видимости, был за старшего, тронул коня и поехал ему навстречу. Остановившись, они о чем-то негромко переговорили. Кобар понял: этого человека посылали в селение — доложить о них и получить указание, что с ними делать. Значит, селение где-то недалеко. А вдруг именно здесь скрывается Спитамен?..
Пожилой массагет развернул коня и направился обратно.