Спорим, она будет моей?
Шрифт:
— Матвей?
Она смотрит на меня своими наивными черными глазищами, и мне становится жарко.
— Ты в порядке? Выглядишь…
— Да, все нормально. Нормально.
Она не отводит взгляд. Две черные бездны пытаются поглотить меня. Нельзя играть чувствами. Это опасно. Влад со сломанной рукой. Ее колени. Ее гипнотизирующий взгляд. Черт возьми!
Я подлетаю из-за стола так, что задеваю коленями столешницу. Звон посуды. Испуг в глазах Олеси.
— Я больше не могу. — говорит кто-то за меня, — не могу больше. Извини меня. Зря я все это… Я не могу!
Несусь к выходу из кафе, что есть сил, по пути чуть не
Глава 20.1 Олеся
С самого утра в голове вата. Мама снова пытается завязать диалог о наших отношениях. Еще спрашивает про Олимпиаду. Я вдруг вспоминаю, что пропустила встречу с математичкой. Из-за всех этих передряг с Тимофеем, Оксаной и Калиновским я попросту забыла, что обещала учительнице позаниматься после уроков. Не сомневаюсь, что она ждала меня и даже расстроилась из-за моего отсутствия. Как я говорила, математика – для нее все. И, конечно, ей обидно, когда на ее предмет, на ее знания, которыми она так стремится поделиться, забивают. Погано!
— Милая, что с твоим лицом? Все так плохо? Устаешь, да?
Ага. Только вот не от учебы. От чужих проблем.
— Немного. Все нормально, я справлюсь.
Мама вытирает руки о фартук и усаживается напротив меня. На плите шипят котлеты.
— Конечно, справишься. Олимпиада ведь на следующее неделе, так? У тебя еще есть время подготовиться. И… Я не хочу, чтобы ты что-то от меня скрывала, — меня передергивает, хоть я пытаюсь не показать этого. — Те парни… Они отстали от тебя?
Снова приходится врать. Я говорю, что последовала ее совету и предпочитаю не замечать их. Она вроде довольна, хотя брови немного изогнуты, как будто она хочет спросить о чем-то еще, но не может подобрать правильных слов. К счастью, ее внимание переключается на котлеты, и я быстро поднимаюсь и направляюсь к выходу. Если я хочу проверить домашку перед уроками, нужно выйти немедленно.
— Ты надела джинсы? — кричит мама из кухни, и я замираю с одним ботинком в руке.
Мама вплывает в прихожую и улыбается мне.
— Ну… да.
— Я не помню их, — говорит мама, чуть склонив голову набок.
Конечно, не помнит. Я не надевала такое целую вечность. С них, можно сказать, пришлось стирать пыль. Пожимаю плечами и продолжаю одеваться.
— Ты ничего не хочешь мне сказать? — интересуется мама слишком уж дружелюбно.
Не знаю, что она хочет услышать. Что я их надела, чтобы впечатлить богатого избалованного мальчика? Что я увязла по самые уши в игре, правил которой до сих пор толком не понимаю? Что я впервые в жизни чувствую себя по-настоящему живой?
— Я люблю тебя, — говорю я с широкой улыбкой и берусь за ручку двери.
Оксану я встречаю, как обычно, у школы. Она стоит, скрестив руки на груди, и смотрит на то, как я приближаюсь к ней. Она, как всегда, выглядит безукоризненно, однако я вижу что-то недоброе в ее глазах. И это не последствия слез или что-то подобное. Она злится.
— Привет! — радостно говорю я, останавливаясь напротив нее.
Сегодня я вполне готова поддержать ее, выслушивать хоть весь день про ее великую неразделенную любовь к Тимофею. Но она почему-то молчит, пожирает меня глазами и молчит.
— Все нормально?
— Это
— Не поняла.
— К Олимпиаде, значит, тебе надо готовиться. Дела у тебя. Времени нет на подругу!
— Ох, слушай, если ты об этом… Мне жаль. Я все исправлю, сегодня я в твоем распоряжении.
«До конца дня», — добавляю про себя и не могу сдержать глупую улыбку. Даже немного раздражает. Наша запланированная встреча с Калиновским вызывает во мне слишком уж много эмоций. Положительных.
— То есть, ты даже не собираешься мне рассказывать! — негодует Оксана и проводит рукой по волосам.
На ее лице я читаю обиду. Она похожа на ребенка, у которого отобрали конфету.
— Рассказывать о чем?
— Не строй из себя дуру! — она переходит на крик, такой жалобный крик, она не привыкла орать на людей, и ей не слишком хорошо это удается. — Я видела вас вчера. Говоришь, у Тимы появилась девушка? И теперь ты вся светишься! Джинсы напялила! Под ручку с ним ходишь! Думаешь, я не могу сложить два и два?!
Ах вот, о чем она подумала. Ну я сама виновата, нельзя было встречаться с Тимой вот так, прямо перед школой. Нужно было убедиться, что Оксана ушла домой, а не оставлять ее болтать с одноклассницами, думая, что теперь она ничего не заметит. Дура, действительно!
— Нет, ты не так всё…
— Я дала тебе шанс объясниться, — перебивает меня Оксана, шмыгнув носом. — Ты им не воспользовалась. А теперь уже поздно. Видеть тебя не хочу!
Она разворачивается на каблуках и идет в школу. Я пытаюсь ее догнать, но она машет на меня руками, как будто я привязавшееся к ней кусачее насекомое.
— Не лезь ко мне, ясно тебе? Тихоня, блин!
Да, девицы с разбитым сердцем – страшные создания. Кто бы мог подумать? Боюсь, тут мои никакие слова не помогут.
Почти весь день проходит в размышлениях о том, как мне теперь исправлять ситуацию с подругой. Вместо того, чтобы сделать ей лучше, получилась какая-то ерунда. Как, в прочем, и всегда. Ничего, рано или поздно все уладится.
Сбегаю из класса математики одной из первых. Знаю, что должна извиниться перед учителем, но сейчас я к этому не готова. Приближающаяся Олимпиада кажется мне чем-то далеким и незначительным. Успеется.
Вылетаю из школы и задерживаюсь возле дверей. Наблюдаю за тем, как Оксана притворяется счастливой и беззаботной, окруженная толпой таких же двуличных девчонок. Эта коллективная дружба – что-то с чем-то. По крайней мере, выглядит со стороны не очень: по-моему, каждая из них мечтает перещеголять другую в громкости смеха и размахе жестикуляции. Смотрится неестественно.
Я собираюсь с силами и уже почти готова сделать несколько шагов и выцепить Оксану из этого адского девчачьего кружка, но кто-то чуть ли не сбивает меня с ног. Дверь ударяет меня по затылку, и я ойкаю. Перед глазами мельтешат крохотные звездочки, боль в голове отдается в зубах.
— Вот черт! Не хотел.
Сразу же узнаю голос Калиновского. Конечно, кто бы это еще мог быть? Он собирает мои тетради с пола и протягивает их мне. Уже через пять минут мы шагаем в сторону кафе, в которое он меня пригласил. От его глаз не укрылось то, что мы с Оксаной поссорились. И, честно говоря, это его внимание к деталям мне льстит. Можно подумать, он интересуется моей жизнью. Однако ведет он себя странно. Почти ничего не говорит, выглядит задумчивым и рассеянным.