Спорим, она будет моей?
Шрифт:
— Вроде того… То есть, нет. Я всегда помнила. Просто сегодня захотелось прийти. Закат все еще хорош, да? — смеется она и плавно движется ко мне.
Когда-то я с ума сходил по ее походке и манере держаться. В ней по-прежнему есть эта неземная невесомость и нежность, но мне ужасно хочется ее развернуть: пусть плывет в другую сторону, ну, пожалуйста! Я делаю шаг в сторону, чтобы между нами было какое-то расстояние. Она это замечает и адресует мне укоризненную улыбку. Очень напоминает ситуацию, когда в детстве на
— Даже не обнимешь? — удивляется Диана. — Раньше тебе нравилось обниматься.
— Раньше я не знал, что ты разобьешь мне сердце.
Я говорю это так просто и непринужденно, сам диву даюсь. И это не притворство, я, действительно, могу спокойно говорить об этом. Вот это да!
Она приподнимает брови лишь на секунду, затем обиженно поджимает губы и обнимает себя руками. Подол ее фиолетового платья колышется на ветру и легонько прикасается к моим коленям. Я чувствую ее запах, как долго я скучал по этому запаху, до сих пор в ящике стола валяется пушистая резинка, которой она закалывала волосы. Раньше я подносил ее к носу и вспоминал все счастливые моменты. Сейчас – этот запах ассоциируется с болью. Резкий, неприятный.
— Я оставлю тебя, — говорю я, не в состоянии больше поддерживать это неловкое молчание.
— Нет! Не уходи, — я слышу мольбу в ее голосе и с удивлением кошусь на нее.
— Я хотела… хотела сказать тебе.
— Что же?
— Нет, не перебивай! Я хотела сказать, что ничто не кончено! Я была не права! Давай…
— Стоп.
Раньше она могла заставить меня замолчать одним повелительным движением руки, теперь – нет. Она непонимающе моргает и смотрит на меня, как на незнакомца.
— Стоп. Ничто не кончено? Ты издеваешься, что ли, Диан? Все кончено уже давно, и это было твое решение. Зачем ты вообще говоришь об этом?
Она смотрит на меня сердито и недоверчиво. Будто бы она ждала, что я брошусь к ней в объятия. Что с ней такое вообще?
— Ты любил меня по-настоящему! — с жаром выпаливает она. — Это было настоящее чувство, я все помню! Не отворачивайся от меня. Настоящее чувство не может пройти, я знаю! Я хочу все вернуть. И плевать, что ты моложе. Ты так возмужал. Теперь у нас все получится! Ты что, смеешься?!
Конечно, я смеюсь! Это ж надо, нести такую чушь!
— Ты – молодец, — в перерывах между смехом бормочу я. — Ты – просто нечто! Спасибо.
— Что такого смешного я сказала?!
— Да дело, в общем-то, не в тебе, — я кладу руку ей на плечо и улыбаюсь, — просто я, оказывается, свободен. Найдешь ты еще свои настоящие чувства, не переживай, только вот не со мной.
— И вот еще что, — это я говорю уже в некотором отдалении, — больше никогда не пытайся заговорить со мной.
Глава 36.
— Ну, как настрой? Боевой?
Мама считает, что перед важным мероприятием нужно хорошенько позавтракать, поэтому на кухне переплетись между собой всевозможные ароматы, и почти весь стол уставлен всякими сковородками, тарелками, мисками и даже огромным противнем. Она постаралась на славу, и мне стыдно признаться, что я совсем не голодна, более того, меня немного мутит, и голова идет кругом.
— Да. Наверное. Спасибо, столько всего наготовила!
— Пустяки, — радостно отзывается мама. — Главное, чтобы у тебя все прошло сегодня гладко. Кушай, кушай. Налить чаю? С ромашкой. Натуральное успокоительное! Сильно нервничаешь?
Нерешительно усаживаюсь, ставлю локти на стол и рассеяно наблюдаю за тем, как мама суетится вокруг меня. Как мне ей признаться, что я совершенно не готова к Олимпиаде? Вчера пыталась решать новые задачи, но так и не смогла сосредоточиться. Я никогда не была такой безответственной, и сегодня это здорово меня мучает. Да, учеба – не самая важная вещь в мире, но меня так воспитывали, что, если уж за что-то взялась, будь добра завершить начатое.
— Так. Давай-ка, вдохни поглубже. Вот так. Не забывай, какая ты у меня умница. Нечего так уж переживать. В первый раз, что ли?
Мама изо всех сил старается меня поддержать, и я растягиваю губы в вымученной улыбке.
— Давай, поешь что-нибудь. Что ты хочешь?
Я хочу, чтобы на меня не заключали глупые пари, а действительно интересовались мной; хочу носить струящиеся воздушные платья и ловить на себе взгляды восхищения; хочу, чтобы я могла заплести волосы в косу, и это не выглядело убого!
— Булочку с корицей, пожалуйста.
Мама крутится вокруг меня вплоть до моего выхода из дома, даже предлагает проводить меня до школы, но, к счастью, мне удается переубедить ее. Еще чего не хватало!
Всю дорогу до школы меня так и тянет зарыться в учебник, но, как любит повторять один наш учитель: перед смертью не надышишься. Мне предстоит отсидеть один урок в школе, а затем – отправиться на автобусе в другую школу, где проводится Олимпиада. Сейчас нужно думать об этом. Только об этом!
Ищу глазами Калиновского. Ничего не могу с собой поделать. Его нигде нет. Тимофей стоит рядом с Оксаной, и я не хочу помешать их оживленной беседе. Федор Воронин, вместе с которым мы участвуем в Олимпиаде, стоит чуть дальше и пилит взглядом сладкую парочку. Где же Калиновский? Просто хочу убедиться, что после того, что произошло, у нас… гм… все в порядке.
Он появляется, когда вот-вот должен прозвенеть звонок на урок. В коридоре шумно и многолюдно. Он протискивается сквозь толпу и хватает меня за руку.