Спорим, она будет моей?
Шрифт:
Слышу с первого этажа голос отца. Интересно, что он здесь делает в выходной. Неужели решил пообщаться с сыном? Тихонько спускаюсь по лестнице и внимательно прислушиваюсь.
— Ты так и не ответила на вопрос, — как всегда размеренно и спокойно говорит отец.
— Не понимаю, что ты хочешь от меня услышать, — мама пытается перенять манеру общения отца, но у нее не выходит, ее попытки даже немного забавляют меня. — Мы, кажется, с тобой приняли решение. И причем здесь он?
— Он был здесь или нет? — теперь в голосе отца я слышу
— Нет, — сухо отвечает мама. — Я даже не знала, что он в городе. Ты счастлив?
Чувствую на себе чей-то пристальный взгляд, что даже мурашки по коже. Поворачиваю голову и замечаю домработницу. Она сразу же пытается улыбнуться, хотя я видел это ее предыдущее осуждающее выражение лица. Можно подумать, она не подслушивает их разговоры! Тоже мне! Машу на нее рукой, мол, уберись с глаз моих! Она опускает голову и продолжает стряхивать пыль с полок разноцветной метелкой.
Дверь неожиданно распахивается прямо перед моим лицом, и я вижу удивленное лицо матери.
— Ты, — говорит она, — уже встал?
Мне так и хочется ляпнуть что-то вроде «нет, я еще сплю, это только мираж», но вместо этого говорю доброжелательно:
— Да, мам. У нас сегодня намечается семейный завтрак?
Она скашивает глаза и тихо вздыхает. Затем я слышу звук ее быстрых шагов по лестнице.
— Заходи, заходи, — требует отец, глядя на меня из угла комнаты. — Присаживайся. А теперь скажи мне: как давно приехал мой брат?
— Где-то неделю назад, — отвечаю я хмуро.
Решите уже свои проблемы, в конце-то концов! Вы же все равно решили развестись! Влад тут вообще каким боком?
— Вот оно как, — протягивает отец и исподлобья смотрит на меня. — Тогда все понятно.
Отец знает, что я общаюсь с Владом. Я ему, конечно, не докладываю, но он каким-то образом сам все узнаёт.
— Что именно? — спрашиваю без интереса.
— Забудь, — отец натягивает на лицо знакомую мне улыбку, — забудь. Извини, что спросил. Как твои дела в школе?
На протяжении всего этого банального разговора мне хочется завопить о том, что он – взрослый мужик. А взрослым полагается решать свои семейные проблемы, а не пускать их на самотек. Я, конечно, этого не делаю. Хотя впервые за долгое время я был близок к тому, чтобы высказаться. Как знать, может однажды я все же не сдержусь.
Из дома выхожу, размышляя о Владе и отце. Ну не смогли они поделить одну женщину, что ж из этого такую трагедию устраивать? Как будто женщин в мире мало. Я стараюсь не думать о том, что предмет их ссоры – моя мать. Просто безликая неведомая сердцеедка. Так как-то проще.
Мои бесконечные мысли испаряются из головы в одну секунду. Это происходит, когда я вижу знакомую прыщавую физиономию Федора. Он насвистывает какую-то мелодию и двигается на улице, весело размахивая своим бесформенным рюкзаком. И все бы ничего, только вот он выходит из подъезда Олеси.
Глава 32. Олеся
—
Понимаю, что можно даже не пытаться прятаться и сбегать в свою комнату. Тут уже без вариантов. Я так устала, что не хочу больше ничего скрывать. Я захожу в ванную и устало прислоняюсь к стене. Пусть все увидит сама.
Мама поворачивает ко мне голову, ее глаза медленно округляются, а брови ползут наверх.
— Как тебе? — спрашиваю я, делая поворот на 360 градусов.
Она скользит по мне растерянным взглядом и останавливается на моем лице.
— Это… Что это, дочь?
— Это платье. Красивое, правда? — я так понимаю, комплиментов не будет.
Мама встревоженно смотрит на меня, как будто не может поверить своим глазам. Снова возникает это чувство: она разочарована во мне, я не оправдала ее ожиданий, нужно срочно извиниться и покаяться. Я выбрасываю это из своей головы.
— Оксана дала тебе его поносить? — с надеждой спрашивает мама. — Ты не похожа на себя!
— Можно и так сказать. Она одолжила мне его для вечеринки. Мы ходили на день рождения одной знакомой.
Мама вздыхает и отставляет тазик с бельем в сторону.
— Почему ты мне соврала?
— Ты бы не поняла, — я снимаю туфлю, стоя на одной ноге и стараясь держать равновесие.
— Разве я когда-нибудь запрещала тебе отдыхать с друзьями?
Мне хочется рассмеяться ей в лицо. Громко, оглушающе. Но еще я хочу, чтобы она поняла меня, а не сдала в психушку, так что лучше просто попытаться донести свою мысль.
— Нет, не запрещала. Но тут есть один нюанс. У меня нет друзей, мама. Я благодарю небеса за то, что в моей жизни появилась Оксана. И она – мой первый и единственный друг.
— Не говори глупости, — хмурит брови мама, — а девочка из соседнего подъезда? А паренек из кружка по рисованию, как его… Миша, кажется?
— Мне было пять, мама! А сейчас я выросла! Если Оксана решит уйти, у меня никого не останется. А знаешь, почему? Потому что никто не хочет дружить с изгоем!
— Не называй себя так! Никакой ты не…
— О, мама, я изгой. Изгой, изгой, изгой! И, знаешь, почему так вышло? Даже не догадываешься?
Меня здорово несет, и я уже не могу остановиться. Сонливость как рукой сняло. Только сейчас я ясно вижу полную картину своей жизни. И вот он, источник моих неудач, сидит передо мной и нервно кусает губы. И мне бы по идее должно быть жаль мою мать в данный момент, но мне не жаль. Не жаль, и все!
— Всю жизнь я терплю издевательства одноклассников! — я, как вулкан, извергаю из себя горькие и жгучие слова. — «Потерпи, Лесечка!»; «Не придавай значения, Лесечка!»; «Не обращай внимания, Лесечка!». Да сколько можно?! Меня всю жизнь и за человека-то не считали, но сегодня все изменилось! О! С сегодняшнего дня все будет по-другому!