Спорим, тебе понравится?

Коэн Даша

— М-м... спасибо, мама, — буквально заставила я себя открывать рот и произносить каждое слово.

— Не благодари, дочка, — хмыкнула мать и снова растянула губы в улыбке, — Басов, конечно, тот ещё дебил, но не самоубийца же, в самом деле. Он получил, что хотел — свою заветную тройку по поёму предмету и теперь точно к тебе не сунется.

— А чего же ты тогда так радуешься?

— Не поняла? — вскинулась мать.

— Зачем всё это время шла на принцип и дёргала его за усы, если, в конечном счёте, так просто

под него прогнулась?

— Я прогнулась?

— Ну не я же, мам? — усмехнулась я и сложила руки на груди.

— Это я его скрутила в бараний рог, Вера! Слышишь меня? Я! Это исчадие ада теперь ходит по струнке, боясь того, что я могу выкинуть на его счёт легко и непринуждённо. И знаешь почему? Потому что это он тупой, а не я. И всё его будущее пойдёт под откос, если я этого захочу. Теперь у меня есть причина, чтобы действовать.

— Я?

— Ты, Вера. Бог всё видит. Бог всё знает. Это он расставил нас так, как нужно. И по воле его, сильные мира сего превратились лишь в жалких букашек. Раз — и их мозги с брызгами разлетятся в разные стороны, стоит мне только наступить на их тупую черепушку.

Да уж, прямо божье провидение. А по сути, единственная во всём этом сюре букашка — это я.

И ничто больше не радует. Моя жизнь, ненадолго заискрившая яркими красками, снова превратилась в монохромный калейдоскоп из камней и пепла. Опять одна. И подаренный мне телефон давно разрядился и был спрятан на самую высокую книжную полку в моей комнате. Зачем он мне теперь, когда я выполнила своё предназначение? Отыграла роль как по нотам, была выброшена за ненадобностью и давно уже, кажется, покрылась пылью.

Ведь мы больше не смотрим друг на друга.

Не искрим.

Не говорим.

Не чувствуем...

Он парит и дальше в своей идеальной сытой жизни. У меня лишь одно развлечение — поплакать перед сном и уснуть с его именем на устах. Проклиная! Умоляя отпустить. Позорно желая снова быть вместе хотя бы на мгновение. Чтобы передохнуть. Чуть остыть от сердечной и душевной боли. Вспомнить ещё всего лишь раз, что я живая.

А затем снова умереть.

Кажется, что мимо меня прошла целая вечность — по факту лишь несколько дней настоящего ада. Задыхаться. Реветь. Вспоминать. Любить. Помнить. А ещё сомневаться всё больше и больше, в том, что мама сказала мне правду, а он нет.

Что, если я ошиблась? Что, если расставила приоритеты неправильно? Что, если всё испортила сама?

Боже!

И вот суббота. Сижу на большой перемене в столовой, ковыряюсь в салате, пытаясь сдержать слёзы, потому что слышу, как кто-то окрикнул Басова. Его имя, как огненное тавро, каждый раз оставляет внутри меня новые отметины. Без права на взаимность.

А потом как удар кувалдой по мозгам. Бам — и в мясо! Потому что я неожиданно, но совершенно явственно чувствую это — взгляд в упор. Болезненный. Прямой. Жгучий.

Поднимаю

глаза и буквально напарываюсь на Него. И не верю в то, что увижу. Практически чудо посреди бесконечного океана тотального равнодушия. Всего равно, что айсберг, который величаво проплывает мимо, не обращая внимания на то, что я мечтаю отчаянно снова в него врезаться. Но да, Ярослав глядел так, как будто люто ненавидел меня, но в то же время дико скучал.

До дрожи!

А разве может так смотреть человек, который просто играл?

Глаза в глаза. Его полны огня. Мои надежды, которая тут же дохнет, стоит Басову порывисто подорваться на ноги, развернуться и решительно покинуть помещение. Наверное, может...

И снова больно. Снова слёзы. Снова я раздавлена будто бы червяк подошвой его дорогих, начищенных до блеска туфель. Горло стискивает паника и безнадёга. Я всё словно соткана из печали и тоски. Невыносимо!!!

Закрываю глаза и тону в своей бесконечной чёрной дыре.

— Привет, Вероника, — мозги разрывает от этого голоса. Но я лишь киваю. Поднять глаза не решаюсь — они заплаканные.

— Привет, Рафаэль, — хриплю надсадно.

— Я писал тебе, но ты не отвечаешь. Как ты? Паршиво дела, да?

— Да, — киваю я, не в силах больше врать и избегать общения с ним. Хочется хоть кому-то излить душу, потому что она переполнена горем под завязку. А в моей команде больше никого не осталось — все враги!

— Вы расстались?

— Ты наблюдательный.

— Почему?

— Потому что.

— Ник, — чуть ударяет он кулаком по столу, и я вздрагиваю.

— Тоже будешь врать мне, да? — усмехаюсь я со слезами на глазах.

— Я не понимаю.

— Новая русская забава, присоединяйся, — передёргиваю плечами и мне становится дико холодно.

Мы смотрим друг на друга прямо и не моргая, а потом Аммо разводит руки в стороны и качает головой.

— Это из-за твоей веры, что ли? Яр сделал что-то недопустимое?

— П-ф-ф...

— Я ни черта не понимаю, Истомина. Какого хера ты от меня хочешь? Басов злой, как вурдалак бродит уже который день, ты с красными глазами по коридорам курсируешь. Что происходит, мать вашу?

— Только мою, — растягиваю губы в улыбке, хотя самой хочется забиться в истерике.

— Опять шарада?

— Спроси у своего друга, он расшифрует, — психую я.

— Яр говорит, что ты его обманула и обвинила в каком-то лютом дерьме.

— Ах, вот как? Я одна грешница, а все вокруг святые? Ну, супер!

— То есть, ты хочешь сказать, что это не так? — тушуюсь, отвожу глаза, не в силах озвучить правду.

— Не так. Точнее, не совсем так, Рафаэль.

— Вам надо поговорить.

— Мы уже, — буркнула я и снова скуксилась, вспоминая, как мне было плохо и безысходно, когда Басов оставил меня одну под лестницей.