Спорим, тебе понравится?
Шрифт:
Вот и какой теперь сон? Какой к чёрту покой? И влепить себе пощёчину хочется со всей дури, чтобы в себя пришла, но вместо этого я снова слетаю с кровати и, путаясь в одеяле, рвусь к телефону, оставленному на подоконнике.
Там меня уже ждёт сообщение от Рафаэля:
«Жаль».
А я, ругая себя всеми известными нелицеприятиями словами и прикусывая язык до крови, строчу ответное, но до безобразия лживое:
«Не успела собраться».
Тут
«Сколько тебе ещё нужно времени?»
Боже, я дура! Идиотка! Тупица! Безвольная влюблённая размазня!
«Минут пятнадцать, может, двадцать...»
«Ок».
И через несколько мгновений то же самое такси вновь занимает пост под моими окнами, а я, словно в зад ужаленная, принимаюсь носиться по тёмной комнате, выуживая из шифоньера топ, шорты, свежекупленные колготки в крупную сетку. А затем замираю в свете уличного фонаря и смотрю в едва различимое отражение в зеркале.
Неужели я решусь в таком виде показаться кому-то на глаза? Без белья. Одежда вся в облипочку — бёдра, талия, ноги... грудь — всё напоказ! Боже мой!
— Мать же убьёт тебя, Ника! — обращаюсь я сама к себе. — Что же ты творишь? О чём думаешь вообще? Очнись! Приди в себя, малахольная!
Зажмурилась. Потрясла кулачками в воздухе. И даже топнула ногой, умоляя сама себя:
— Ну, пожалуйста! Пожалуйста! Пожалуйста! Не надо. Не делай этого...
Но ноги, казалось бы, сами понесли меня прочь из спальни, неслышно ступая по, застеленными ковровыми дорожками, половицам. Замерли в проходе в гостиную.
Тишина. Только часы на стене мерно и гулко отсчитывали секунду за секундой.
Дрожащими пальцами ухватилась за створки распашной двери и плавно её прикрыла до глухого щелчка, а затем повернулась и, подсвечивая себе телефоном, заглянула в обувницу. Меня манили мамины ботильоны на высоком каблуке, но я предпочла хотя бы здесь быть благоразумной и вытащила из коробки свои белые кеды, которые родительница позволяла надевать исключительно «на выход».
— Чем не повод? — прошептала я и ужаснулась от собственной наглости.
Обулась, встала и на желейных ногах поползла к входной двери, по пути накидывая на себя ветровку. С колотящимся где-то в горле сердцем максимально аккуратно крутанула завёртку и открыла себе путь во взрослую жизнь. Замерла на секунду перед тем, как покинуть квартиру, но в последнюю минуту развернулась и решила прихватить с собой ещё кое-что.
— Гулять так гулять, — буркнула себе под нос и сняла с вешалки мамину сумочку-сэдл, крохотную и изящную, расшитую по периметру блестящим, чёрным стеклярусом, — грешить так грешить...
Ключи в кулак и за дверь, прикрывая её и молясь всем известным богам, чтобы мама с бабушкой не проснулись. А затем бежать! Бежать,
И повизгивать от эйфории!
Я всё-таки сделала это! Я решилась! Дура, конечно! Но зато какая фееричная!
В такси ввалилась уже в полуобморочном состоянии. Руки дрожат, на глазах слезы от иррационального восторга, в груди ураган бушует неведомой силы, а по венам вместо крови струится чистый, концентрированный адреналин.
Как объяснить своё состояние? Да никак! Потому что я всю сознательную жизнь сидела в запертой клетке, а теперь, хоть ненадолго, но вырвалась в увольнительную. И пусть после меня посадят в карцер без еды и воды, но это будет потом.
А сейчас я желала дышать полной грудью, не думая ни о чём...
Достала телефон из заднего кармана и решила переложить его в сумочку, но, когда заглянула в её нутро, то замерла с открытым ртом. Там лежала мамина помада, тушь, зеркальце и малюсенький флакончик с духами. Последнее я отложила за ненадобностью, так как родительница предпочитала тяжёлые шипровые и излишне сладкие ароматы. А вот помаду я открыла и, всматриваясь в своё отражение, медленно и предельно аккуратно повела ею по губам.
Алая…
Огонь!
Чуть туши на ресницы, пока такси замерло на запрещающем сигнале светофора, и вот уже из отражения на меня смотрит другая девушка, а не Вероника Истомина. Дерзкая. Сочная. Непокорная. Та, что не станет слушать маму, а сбежит с плохим парнем в закат, не моргнув и глазом.
Это пока не я. Только жалкая её тень. И слава богу!
— Приехали, — заставляет меня отвлечься от созерцания собственного отражения водитель такси, и я вздрагиваю, натягивая на переносицу очки и убирая тюбик с помадой обратно в сумочку.
— Что?
— Панорама, — кивнул бомбила, и я сглотнула нервный ком, когда увидела, что к нам размашисто и уверенно движется Аммо.
Всего несколько секунд и он открыл дверцу с моей стороны, а затем протянул руку, в которую я вложила свои холодные пальцы. Вышла из авто и нерешительно посмотрела на парня, пока тот, чуть прикусив нижнюю губу и склонив голову набок, пристально меня рассматривал.
— Что-то не так? — хрипло переспросила я, когда увидела, что его брови приподнимаются все выше и выше, а сам он качает головой.
— Не обращай внимания, — помахал тот ладонью перед своими глазами, но взгляда от меня оторвать так и не смог, — я просто временно в ауте.
— Это хорошо или...?
— Это..., — и последнее слово на букву «о» он произнёс уже только одними губами. Неприличное. Матерное. Но максимально отражающее всю суть происходящего, если уж по чесноку.
— Счесть за комплимент, значит?
— За комплимент? — прикусил Рафаэль кулак и сделал шаг назад, оглядывая меня от макушки до пят. — Истомина, ты свои ноги в зеркало вообще видела?