Спортивное предложение

Олдридж Джеймс

Джози позволили сесть в коляску только после того, как увезли Скотти. Она непременно хотела участвовать в состязании — зачем же иначе ей купили белые перчатки? Правда, Бо был по-прежнему беспокоен и пугался, как только кто-нибудь подходил к нему.

— Пожалуй, лучше мне поехать с тобой, — сказал Эллисон.

— Да, да! Пусть отец едет с тобой, — подхватила миссис Эйр.

— Я справлюсь сама, оставьте меня в покое! — твердила Джози.

Мы с Томом, прячась за стогом сена, смотрели, как Джози рысью выехала из загона. Раздался сигнал к заезду. Девочка держалась очень

уверенно, хотя щеки у нее еще горели. Мы подобрались поближе, чтобы лучше видеть. За этот час многое изменилось, мы уже больше не знали, желать Джози победы или нет.

Она не выиграла заезда. Бо нервничал и плохо слушался: он пугался флага, когда пробегал мимо, и даже шарахнулся в сторону, когда через дорожку перелетел клочок бумаги.

В конце концов Джози дали утешительный приз. Это окончательно вывело ее из себя.

К концу дня, когда коляску Джози погрузили на грузовик, Бо водворили в фургон, а Эллисон Эйр проиграл и третий свой заезд, на выставке уже все знали о выходке Скотти. Больше того: многие уже знали, что он утверждает, будто Бо — это его пропавший пони Тэфф. Народ долго не расходился, на все лады обсуждая создавшееся положение.

Неужели Бо и Тэфф — одна и та же лошадь? По дороге домой мы с Томом спорили до хрипоты. Ведь мы своими глазами видели, как Скотти сразу определил, что Бо — это Тэфф.

— Это он! Это Тэфф! — повторял Том с горячей убежденностью десятилетнего мальчишки. — Я уверен, что это Тэфф!

— Откуда ты можешь знать? — возражал я ему; я никогда не был решителен в своих суждениях. — Как мог Скотти так вот сразу узнать, что это Тэфф?

— Он его узнал. Просто узнал, и все! — сердился Том.

Горячность Тома в этом споре была симптоматична. Спор между нами был только началом тех разногласий, что раскололи впоследствии весь наш город.

Нам с Томом не терпелось поскорее увидеть Скотти. На следующее утро, в субботу, мы поднялись в шесть часов и тут же, одолжив у соседей велосипед, поехали на ферму Пири. Мы застали Скотти за работой: он очищал от грязи дренажные канавы, с помощью которых Энгус Пири пытался осушить хоть часть своей болотистой, засоленной земли. Мы стояли босыми ногами по щиколотку в черной, вязкой грязи и с любопытством смотрели на Скотти, голубые глаза которого еще блестели от злости и негодования. Он рассказал нам, как констебль Питерс привез его в «мармоне» и высадил на глинистой дороге за милю до фермы да еще пообещал упрятать за решетку, если он снова вздумает безобразничать в городе.

— Почему ты так уверен, что это Тэфф? — спросил я его.

— Почему я уверен? — возмутился Скотти. — Откуда я знаю, что это Тэфф? — повторил он, еще не представляя, как понятнее объяснить. — Ну, например, я знаю, кто вы такие или не знаю?

— Но это совсем другое дело…

— Нет, не другое. Я гляжу на вас и узнаю. Почему же мне не узнать Тэффа?

— Это никого не убедит, — возразил я.

— А я вот убежден, — вмешался Том.

— Я тоже, — сказал Скотти.

— Ну ладно. Но как же, по-твоему, он к ним попал?

— Почем я знаю! Может, им продал его Дормен Уокер.

—

Нет! Блю Уотерс при всех рассказывал, что привел пони прямо из табуна.

— Плевать мне на Блю Уотерса!

— А может, Тэфф все-таки переплыл реку и сам пристал к табуну? — спросил Том.

Скотти презрительно фыркнул:

— Тэфф никогда не подойдет близко к воде. Они увели его как-то по-другому. А только я знаю, что это Тэфф.

Возразить было трудно, и я замолчал, но, когда мы спросили, что же он собирается предпринять, Скотти хитро прищурился:

— Не знаю. Что-нибудь придумаю.

— Они ни за что не отдадут его, — с жаром сказал Том. — Они тебя и близко не подпустят к «Риверсайду».

— А что говорит твой отец? — спросил я Скотти.

— Он говорит, лучше отступиться, если даже это Тэфф. Говорит, что на этом деле надо поставить крест, вот и все.

— Он прав, Скотти, — сказал я с горечью. — Джози Эйр ни за что не расстанется с Бо, пусть это даже Тэфф. Ни за что!

— Ладно! — В голосе Скотти послышалась угроза. — Пусть попробует не отдать… Я тогда…

Он не договорил, не зная, видимо, сам, что он тогда сделает.

Утром в понедельник выяснилось, что случай на выставке немало всполошил Эйров. Блю рассказывал собутыльникам, что Эллисон допрашивал его с пристрастием насчет того, как отловили пони, когда и где, и есть ли хоть малейшее сомнение в том, что он был в диком табуне. Узнали это мы от Арка Аркрайта, сына владельца «Белого лебедя», единственного мальчика, которому разрешалось бывать в баре и который поэтому знал все, что могло нас интересовать.

— Не понимаю, почему Эллисон так нервничает, — удивлялся Блю. — Он ведь сам видел, как мы привели Бо с тремя другими пони из дикого табуна. Мог бы меня и не допрашивать.

— Ну и что? — сказал Даути Эндрюс; механик Даути был из городских скептиков. — Ведь прошли уже месяцы, с тех пор как у Скотти пропал пони, за это время лошадь вполне может одичать. Да он и всегда-то был полудикий: вспомните, как скакал на нем этот маленький чертенок…

— Да, но при чем тут Бо? — пожал плечами Блю. — Бо был дикарем, когда мы притащили его из буша. Сколько я с ним возился!.. Ни хрена вы не смыслите в лошадях! — высокомерно заявил Блю после десятого запотевшего стакана легкого «фостера», когда пора уже было подвести черту. — Подойти к этому пони и то нельзя было. Это был самый настоящий дикий жеребец. Я же видел, как вы не понимаете. Видел собственными глазами.

— Ах, «подойти нельзя»! А когда Скотти Пири ездил на нем, можно было? — ладил свое новоявленный сторонник Скотти, забрызганный грязью фермер по кличке «Домовой». Он был лучшим трубачом в городском оркестре и главным противником Блю Уотерса в любом споре.

Блю предложил ему заткнуть рот трубой.

— Ты просто хозяйский прихвостень, Блю, — спокойно отпарировал Домовой.

Спорящие перешли на личности, даже Скотти и Тэфф вскоре были забыты.

А дома отец сообщил нам, что к нему в контору приходил Дормен Уокер и спрашивал, что говорит закон в подобных случаях.