Справедливость для всех. Том 1. Восемь самураев
Шрифт:
— Да к чертям весь мир! — воскликнула Биэль. — Мой дом! Оплот моей семьи, гробы десяти поколений предков! Ты бросаешь все это в топку своих амбиций!
— А какой выбор?! — тоже в голос возопил Курцио. — Что нам еще делать? Ты ведь прекрасно знаешь, что нам не хватает денег. Их нет. И не будет! Империи нужно, по крайней мере, в два раза больше серебра, чтобы завести полноценное войско, держащее Ойкумену хотя бы в растопыренных пальцах! Чтобы заложить флот и защищаться от Острова на море! А спустя три-четыре года потребность в деньгах опять удвоится. Тем более…
Он мотнул головой, осекся, будто
— Тем более, что я не предлагал бросить Малэрсид на произвол судьбы. Я подробно расписал способы, которыми Восходный север может помогать союзнику.
— Ты лжец! — бросила ему в лицо маркиза, и Курцио даже рот разинул от вселенского недоумения.
— Лжец! — горячо повторила Биэль. — Ты прекрасно знаешь, что в общем хаосе нет способа перевозить золото и людей на другой конец материка. Море принадлежит Острову. На суше путь блокируют Столпы.
— Их мы купим, — оборвал ее Курцио. — Именно поэтому я и предложил собрать все деньги, до которых мы сможем дотянуться. У Двора окажется больше всего золота, и мы дадим тухумам достойную цену. Больше чем Остров. Таким образом, империя получит и лучшую пехоту, и возможность действовать в любом направлении через перевалы. А наши враги окажутся разрозненны. С прямым сообщением между Мильвессом и Малэрсидом через серединные горы, мы рассечем континент надвое. И обеспечим победу следующим поколениям. Сальтолучард может сколько угодно стучаться в морские ворота Герцогства запада, Малэрсид окажется неприступен под защитой горских алебард. А флот нужно содержать и кормить. Поэтому Остров достаточно быстро перейдет к грабежу всего побережья, куда сможет дотянуться. И это будет опять же нам на руку. Больше хаоса — больше…
Курцио поперхнулся. Казалось, он вспомнил нечто весьма неприятное, то, что следовало бы похоронить в глубинах памяти, заперев на самый прочный замок.
— Хаос? — едва ли не шепотом проговорила маркиза, и голос ее прозвучал как змеиное шипение. — Ты когда-нибудь имел дело с горцами? Ты кичишься тем, что умнее бывшей родни, но столь же косен и неумен! В Столпах нет единой головы, с которой можно было бы договориться. Тухумы просто задерут цены и вынудят Двор ставить против Острова, все время повышая стоимость. Деньги, накопленные с таким трудом, уйдут как вода в сухую землю за год-два. Даже если Оттовио женится на варварской девке, он привлечет на свою сторону часть «овечьего дворянства», но прочие немедленно вцепятся первым в глотку. И не будет ни солдат, ни свободного прохода! А островной флот никуда не денется. Тот самый флот, что неминуемо обрушится на мой дом! А к нему присоединятся войска Сибуайеннов, которые придут мстить за предательство и грабить наши земли! И орда всех, кто захочет оторвать кусок нашей земли!
— Так может, не стоило поджигать все вокруг!? — сорвавшись, заорал Монвузен. — Может, не стоило Каю и Флессе хватать все, до чего руки дотягиваются? Малэрсид живет в кольце ненависти, но разве не ваша семья трудолюбиво его сковала?
Биэль поджала губы, бледно-синие, как у мертвеца, выпрямилась еще сильнее, хотя это и казалось невозможным. Стиснула пальцы, затянутые в замшевые перчатки без колец. Курцио заметил это, однако мужчиной полностью завладел гнев, который сжег остатки здравого смысла. Лазутчика накрыла волна злого разочарования, и кажущаяся непробиваемой
— Мы не оказались бы сейчас в… — судя по короткой заминке, аристократичный Монвузен едва не сказал «жопе». — … Таком положении, если бы Вартенслебены не плодили кровных врагов, как заяц потомство! Если бы ты, — его палец указал на маркизу. — Договорилась о займе на приемлемых условиях, которые исполняются! Где же золото Фийамонов?! И почему Артиго Готдуа все еще жив? Не ты ли взяла обязательство решить этот вопрос?
Биэль, и так белокожая, как должно высокородной даме, побледнела еще больше и разом. Женщина отшатнулась, будто мужчина ударил ее наотмашь, но Курцио уже несся по волнам безудержной злости, как на охотничьей лодке, распустив парус.
— Я отдал все, пожертвовал всем! — кричал он, нанося удары по воздуху кулаком правой руки. — Я думал: «вот люди, которые унижали мои таланты, но вот и те, кто готов оценить по достоинству мой разум»! Я отрекся от семьи и фамилии, я убил единокровных и подругу детства! Я все положил на алтарь Империи, чтобы она взошла могуществом и славой, как великое древо из малого семени. Я хотел быть лишь строителем и архитектором, я не присвоил себе ни ломаного единого гроша. Хотя видят боги, все, сколько бы ни было их над солнцем и луной, уж я-то мог набить сундуки полновесной монетой невозбранно! А что в результате?..
Он остановился и взмахнул обеими руками, так, что взметнулись кружева.
— Что я получил?! — проорал Монвузен уже как обычный мещанин. — Я сменил одну клетку на другую!!! Меня не ценили, не уважали там, но и здесь все то же самое.
Он выдохнул и горько повторил:
— Все то же самое… Я хочу помочь и спасти… я могу это сделать! Я вижу путь и указываю на него другим. Да, путь жесток, он требует силы, напора и готовности отказаться от малого, чтобы заполучить целое. Но все мои замыслы… они как малый кораблик у рифов. Косность и узкомыслие все-таки непреходящи, они одинаковы, что у островных нобилей, что у людей чести материка. Они губят великие возможности… А ведь все так близко…
Он сжал кулаки вновь, поднял их, глядя на белые от напряжения пальцы. В глазах Курцио туманилась запредельная тоска и горечь.
— Так близко… — прошептал он. — И все-таки недостижимо, как на Луне…
На протяжении всей тирады маркиза стояла в неподвижности, будто статуя, и молча глядела на мужчину. Дождавшись, когда он закончит, она выдержала паузу еще четверть минуты, убеждаясь, что это и в самом деле финал. Затем Биэль сказала — и голос ее был пуст, как черепки разбитого кувшина, холоден, как вершины Столпов на восьмой месяц восьмого года:
— Любезный Курцио аусф Монвузен, я сочла бы превеликим одолжением с вашей стороны, если бы в дальнейшем вы не беспокоили меня своим вниманием. В любом виде. Преподношения, коими вы сочли меня одарить, будут возвращены. Найдите им более выгодное применение.
Не ожидая ответа и не интересуясь реакцией на произнесенное, она повернулась и ушла, чеканя шаг ногами в изящных туфлях. Курцио шагнул было ей вслед, на лице шпиона отразилась непередаваемая гамма чувств и желаний, однако все их почти мгновенно вытеснила гримаса уязвленной гордости. Монвузен стиснул зубы и едва ли не силой заставил себя остановиться. Набычившись, зло склонив голову он исподлобья наблюдал, как уходила маркиза, смотрел на ее прямую как солнечный луч спину, волну коротких темных волос над стоячим воротником.