Среди людей
Шрифт:
В комнате, у окна, стоял Василий Капитонович. Глядя им вслед, он громко произнес:
— Сопляк. Вот сопляк.
НОЧЬЮ
— Перестань!
— А потом ты поехала с ним…
— Перестань! Перестань.
— А потом ты поехала с ним на Клязьму, и вы взяли в гостинице два отдельных номера. Представляю себе, какое у тебя было счастливое лицо, когда вы ехали вместе на Клязьму.
— Я заткнула уши, можешь говорить все, что угодно.
— И это продолжалось два года.
— Не смей. Ведь ты же обещал мне.
— Ты сказала, что любишь его и что гордишься им. Мне ты никогда не говорила, что гордишься мной. Ты позвонила ему с утра, с самого раннего утра…
— Господи, какое это имеет значенье — утром или вечером!
— Если ты звонила с утра, значит, ты с этим проснулась, значит, ты думала об этом круглые сутки. Думала всегда. Все эти два омерзительных года. Ты радовалась, когда я уезжал в командировки, в Рязань, в Баку, в Ростов, в Свердловск, в Ташкент. Ты укладывала мой чемодан, провожала меня на вокзал, тебе надо было лично убедиться, что поезд действительно ушел. Ты говорила мне на прощанье, когда я уже стоял в тамбуре вагона: «Береги себя». Я еще тогда замечал, каким невыразительным голосом ты это говорила. Тебе надо было поскорей вернуться с вокзала, скорее звонить ему, что я уехал, что вы свободны…
— Опять начинается с самого начала. Это невыносимо. Ведь ты же обещал мне.
— И теперь я хожу по нашей квартире, где все заслежено им. За что бы я ни взялся рукой, куда бы я ни ступил, всюду был он. Он ел из наших тарелок, пил из наших рюмок, я спал с ним на одних и тех же простынях. Ты предавала меня все эти два года…
— Я никогда не предавала тебя.
— Ты предавала меня самым пошлейшим образом.
— Я говорила ему, что я люблю тебя. Его корежило от моих слов. Перестань, ради бога, перестань. Ведь так ничего не получится. Я же все сделала, как ты хотел. Я же рассталась с ним. Мы не видимся полгода. Я не думаю о нем, не вспоминаю его.
— Не лги.
— Все эти полгода ты каждый день, по многу раз в день, спрашиваешь меня внезапно: о чем ты думаешь? И я каждый раз тотчас же отвечаю тебе, о чем я думаю. И всегда оказывается, что это не о нем.
— Боже, каким я был идиотом все эти два года!
— Ну, пожалуйста, ну, я тебя прошу. Ну, хватит.
— Ты сказала, что в нем сто восемьдесят пять сантиметров роста. Значит, он не помещался в нашем зеркале.
— Не знаю. Откуда я могу это знать.
— Я знаю. Я мерил. Он помещался в нашей постели, потому что она на двенадцать сантиметров длиннее зеркала. Постель я тоже мерил. Тебе понятно, до чего я дошел?
— Если ты сейчас же не прекратишь, я заткну уши.
— Он на двадцать пять лет моложе меня. Значит, в сорок первом году ему было восемь лет. А в тридцать седьмом — четыре года. Ужасно трудно представить себе, что ты любила человека, который не знает, что такое война.
— Я же тебе говорила, я всегда сравнивала его с тобой, и всегда не в его
— Ты открывала ему дверь со счастливым лицом. Ты накрывала для него на стол со счастливым лицом. Ты ходила при нем красивая от счастья. Если б он не был моложе тебя на десять лет, все повернулось бы иначе. Ты рассталась, с ним, потому что у тебя не было другого выхода.
— Он не знал, сколько мне лет.
— Но ты знала, сколько тебе лет.
— Он говорил, что я для него моложе всех на свете.
— Молодой женщине не говорят, что она моложе всех на свете. Ты осталась со мной, потому что у тебя не было другого выхода.
— Был.
— Не было.
— Я могла остаться одна. Не обязательно от одного мужа переходить к другому.
— Ты боялась остаться одна.
— Я ничего не боюсь. Можешь оскорблять меня сколько угодно. Скажи еще, что я осталась с тобой ради денег. Если ты это скажешь, я от тебя немедленно уйду.
— Когда я позвонил тебе ночью из Свердловска, то сразу догадался по твоему голосу, что ты пьяна. Я трижды подряд звонил тебе в ту ночь и слышал, что ты пьяна, но ты говорила, что у тебя такой голос спросонья. Как будто я не знаю за двадцать лет жизни с тобой, какой у тебя голос спросонья. Сколько вы выпили тогда?
— Я тебе уже говорила. Это невыносимо.
— Сколько?
— Мы пили не поровну.
— Я тебя спрашиваю, сколько?
— Бутылку на двоих.
— Ты извинялась перед ним за то, что я трижды звонил в ту ночь?
— Выпей, пожалуйста, валидола. Вот я накапала в рюмку. И пожалуйста, я тебя прошу, я тебя очень прошу, ну пожалуйста, ну хочешь, я стану перед тобой на колени…
— На этих коленях ты уже стояла.
— Ведь мы же с тобой условились. Ведь мы договорились. Ты опять не будешь спать всю ночь.
— Если тебе было скучно с ним, то на чем же это держалось два года? Ты не думай, я совсем не боюсь, что ты уйдешь от меня. Я боюсь, что эти два года ты жила со мной. Я боюсь назад, а не вперед.
— Не надо было все время оставлять меня одну. Ты не должен был этого делать. Двадцать лет я была верна тебе.
— А потом?
— А потом это случилось. И сейчас — прошло. Я не вспоминаю о нем. Ведь самое главное то, как я к этому сейчас отношусь.
— А я не знаю, как ты к этому сейчас относишься. Стоит мне сказать хоть одно дурное слово о нем…
— Ты не должен говорить о нем плохо, это унижает тебя.
— Какие подарки ты ему делала?
— Я не стану отвечать тебе.
— За два года у него было два дня рождения… Ты помнишь, когда у него день рождения?
— Помню.
— Что ты ему дарила?
— Какие-то пустяки. Ты же меня сто раз об этом спрашивал. Я тебя умоляю, не унижай себя.
— А что он тебе дарил? Может быть, в нашей квартире и сейчас существуют его подарки? Я должен это знать. Я их не трону, даю тебе честное слово. Но я хочу знать.