Средняя Азия и Дальний Восток в эпоху средневековья

Кошеленко Геннадий Андреевич

В имение-домен Деваштича входили селения в верховьях Зеравшана (Боголюбов, Смирнова, 1963, с. 333–334), которыми управлял многочисленный штат. На какой-то, пусть и меньший, штат опирались и наиболее значительные дехкане. Раскопки крупных замков с привлечением данных письменных источников дают возможность составить представление о быте дехкан и структуре населявшего замок коллектива. Последний мог быть весьма многочисленным, включая различные категории его полноправных и неполноправных членов (Васильев, 1936, с. 6–7; Лившиц, 1962, с. 37, примеч. 70), а также слуг (в том числе военных) и рабов.

Как и в древности, большая часть земель относилась к общинному сектору. Общинные

селения располагались на государственных и частновладельческих землях. Эти сельские общины, как и городская пенджикентская, обозначались в документах с горы Муг одним и тем же термином (Лившиц, 1962, с. 95). В них упоминается и ряд лиц, относившихся, видимо, к местному самоуправлению: это «господин ката» (Б-17), скорее всего, сельский староста (заметим, что существовал и городской «господин ката») (Боголюбов, Смирнова, 1963, с. 95); «государь» — правитель селения и прилегавшей к нему сельской местности; и еще какой-то духовный и гражданский чин (Лившиц, 1962, с. 176–177).

В структуре общин большую роль, как и в городах, как теперь представляется в свете документов с горы Муг и сасанидского Судебника Матакдан-и-хазар-Датестан, играли агнатические связи. Согдийская община, как полагает А.Г. Периханян, состояла из трехпоколенных больших семей (Периханян, 1983, с. 76). Крупный родственный коллектив выступает в документах об аренде мельницы (В-4), в «Брачном контракте» (Nov. 3 и Nov. 4), в документе о купле-продаже земли (В-8), где упоминается термин, обозначающий «род» (Лившиц, 1962, с. 17–45 и др.).

Крупные семейные коллективы существовали в VII–VIII вв. и в Хорезме. В надписях на оссуариях из Токкалы упоминаются члены одной и той же семьи. Патрилинейный счет родства, упоминание не только отца, но и деда покойного, передача имени не в смысле отчества, но как имени главы рода позволяют думать, что речь идет о широкой родственной организации типа патронимии (Гудкова, Лившиц, 1967, с. 13–14).

Полагают, что большая часть земледельцев в этот период были лично свободными (Якубовский, 1949, с. 31 и сл.; Смирнова, 1970а, с. 101), однако усилился процесс расслоения общины. Многообразие категорий сельского населения нашло отражение в существовании различных обозначавших его терминов. В согдийских текстах зафиксированы киштикары и кишаварзы, видимо какие-то категории свободных крестьян (Смирнова, 1970а, с. 101), а также арккарак — «работающий по принуждению батрак» (Лившиц, 1962, с. 159).

Какой-то род зависимых лиц выражен термином «кедивар», приведенным Нершахи в рассказе о восстании Абруя в Бухаре, хотя этот вопрос еще нельзя считать полностью решенным. Так, В.В. Бартольд полагал, что кедивары — члены «кеды» — большесемейной общины, состоявшей из нескольких поколений родственников-агнатов, происходивших от одного предка по мужской линии (Бартольд, 1963, т. II (1), с. 209). О.И. Смирнова упоминает и другие источники, которые позволяют ей истолковать этот термин как обозначавший простого земледельца, не отличавшегося от мелких землевладельцев-крестьян (Смирнова, 1970а, с. 108).

Вместе с тем, по С.П. Толстову, кедивары — зависимые люди типа клиентов, поскольку в тексте Нершахи говорится, что по возвращении бухархудатов «большинство жителей оазиса стало их кедиварами и слугами» (Толстов, 1948, с. 151).

Таким образом, письменные источники, прежде всего документы с горы Муг, содержат очевидные свидетельства зависимости жителей некоторых селений от владельцев доменов: их посылали на повинностные работы; были какие-то люди, по-видимому лишившиеся земли и работавшие за плату. Помимо того, сельские общины выплачивали подати продовольствием и разного рода продуктами. Следовательно, в рассматриваемый период преобладали натуральная

и отработочная ренты, а денежная еще не получила широкого распространения.

Основным занятием населения в сельскохозяйственной стране, какой являлась раннесредневековая Средняя Азия, было земледелие. Полеводство сочеталось с возделыванием трудоемких садово-виноградных культур.

Масштабы возделывания интенсивных культур сравнительно с зерновыми (и за их счет) рассматриваются как свидетельство товарности хозяйства. Вряд ли в рассматриваемое время оно было значительным, хотя и имеются, например, сведения о принадлежавших дехканам садах и участках, где специально высаживался виноград, может быть на продажу (Смирнова, 1970а, с. 94–95). В деревне, видимо, преобладало натуральное хозяйство, что подтверждают раскопки сельских поселений VI–VIII вв. в Хорезме и в горном Согде. Рассчитано, что запасов, имевшихся в кладовых домов Гардани Хисора, было достаточно без дополнительных закупок. Сходную картину дают раскопки селения Кум (Якубов, 1988, с. 10–18).

Кроме того, в деревне процветали различные домашние промыслы: ткачество, изготовление лепной посуды, выделка кож и др. Это ограничивало связи деревни с городом. Деревенские ремесленники — кузнецы, гончары — снабжали своей продукцией и местное население. Статус их нам неизвестен, но не исключено, что, входя в состав земледельческой общины, они обменивались продуктами своего производства. Примеры такого типа поселений можно найти в Беркуткалинском оазисе в Хорезме, где, кроме ремесленной «пристройки» к замку Беркуткалы на окраине оазиса близ Большой Кырккызкалы (которую можно рассматривать как укрепленное поселение), работали гончары, а в некотором отдалении обнаружена железоплавильня, и, скорее всего, она не была единственной. Мастерская использовала местное сырье, которое, конечно, не могло служить основой для крупного железоделательного производства, но, надо полагать, было вполне достаточным для деревенских кузнецов и металлургов, удовлетворявших спрос покупателей ближайших селений оазиса, обходившихся без городского рынка.

Домашние промыслы и ремесла получили развитие и в согдийских селениях, о чем можно судить по документам с горы Муг и археологическим данным, свидетельствующим о том, что даже в отдаленных глухих уголках Согда занимались ткачеством, гончарством и кузнечным делом (Крашенинникова, 1977, с. 71–72). Напомним, что и Нершахи упоминал в Бухарском Согде селения, где изготовляли определенные виды ткани, причем эти ремесла традиционно продолжали существовать там и много позже (Сухарева, Турсунов, 1982, с. 36–37). Развитие деревенских ремесел в районе Кеша объясняют малым количеством удобной пахотной земли или тем, что город не снабжал эти районы своими изделиями (Крашенинникова, 1977, с. 71–72; Лунина, 1984, с. 78). Обе версии справедливы. В качестве важнейшего показателя того, что город не являлся в ту пору по-настоящему «центральным местом» в хозяйственно-экономическом отношении, могут рассматриваться междеревенские ярмарки. О древности этого явления (в частности, в Шарге и Тавависе), как отметил А.М. Беленицкий (Беленицкий, 1973, с. 110–114), свидетельствует тот факт, что к ним были приурочены согдийские праздники (Смирнова, 1970а, с. 141). Существовали своего рода специализированные ярмарки, например, скотом торговали на границе с кочевыми районами и в Испиджабе.

Межрайонные ярмарки и развитие междеревенской торговли естественны для того периода, когда город преимущественно обслуживал свои нужды и основной градообразующий слой — землевладельческая знать (как было в Пенджикенте) удовлетворяла свои потребности за счет поступлений из доменов. Более развитое и специализированное ремесло в крупнейших городах Средней Азии — столицах, а также в контактных зонах, где был большой спрос на ремесленные изделия со стороны кочевников, несомненно, должно было шире выходить за рамки собственно городов и проникать в сельскую местность.