Средняя Азия и Дальний Восток в эпоху средневековья

Кошеленко Геннадий Андреевич

К сожалению, пока не ясен вопрос о специализации внутри той или иной отрасли ремесла, а это весьма существенное обстоятельство, отражавшее в целом уровень развития экономики, в том числе рыночных связей. Говорить о специализации по отдельным видам ремесла в горном Согде преждевременно из-за неполноты текстов документов с горы Муг (Беленицкий, Маршак, Распопова, 1980, с. 19). Встречающиеся в археологической литературе упоминания о возможности такой специализации, главным образом в гончарстве, отрывочны и противоречивы. Полагают, что в раннесредневековом Самарканде наблюдается специализация по видам продукции и наличие узкоспециализированных мастерских внутри различных ремесел (Ташходжаев, 1973, с. 102), однако проследить их удается только по материалам более позднего времени (Шишкина, 1973, с. 151). Вместе с тем в Канке, тоже большом городе, в гончарном квартале к югу от восточных ворот шахристана I,

в двухъярусных печах обжигали разнообразную посуду (Абдуллаев, 1974, с. 83). Интересно, что и в средневековом Мерве специализация гончаров по изготовлению отдельных видов посуды не наблюдается. Возможно, эти явления отражают неравномерность экономического развития разных районов Средней Азии (если только все не объясняется недостатком сведений).

Более убедительными кажутся суждения о возможности узкой специализации в строительном деле, достигшем высокого совершенства и характеризующемся большим разнообразием приемов. Б.А. Литвинский полагает, что сводчатые и купольные конструкции делали особые мастера. Действительно, в одном из документов с горы Муг упоминается, что некоему лицу было уплачено 100 драхм «за возведение крыши» (Лившиц, 1962, с. 182–183). Однако в целом проблему следует считать пока открытой.

Исходя из этого, ясно, что торговый обмен между городом и деревней не мог быть особенно оживленным и ремесленники, видимо, обслуживали главным образом горожан. Именно в городе поэтому и было развито денежное обращение, причем наиболее активно деньги стали «вторгаться» в торговлю после VII в., который стал неким рубежом. Это явление зафиксировано как в Согде, так и в других раннесредневековых владениях, в частности в Хорезме.

Видимо, монеты обращались в основном внутри уделов, определенное количество мелкой разменной монеты найдено в Согде, Пенджикенте (Смирнова, 1963, с. 130–134). Согдийские монеты, попадавшие в Кердер (Вайнберг, 1973, с. 123; 1977, Каталог, № 10-111), свидетельствуют о наличии торговых связей, пусть и ограниченных, между этими областями. Вместе с торговой и колонизационной деятельностью согдийцев в Семиречье и Чуйской долине там вошли в обращение согдийские монеты, причем, видимо, существовали купеческие корпорации, регулировавшие торговую деятельность отдельных владений. Внешняя караванная торговля Средней Азии играла, как и в предшествующие периоды, большую роль в экономике. Уже затрагивался вопрос в связи с проблемами урбанизации в данном регионе. Важное значение международной торговли отразилось в сообщениях письменных источников о далеких странах, в которые среднеазиатские купцы-хорезмийцы совершали путешествия на телегах с большими колесами (Бичурин, т. II, 1950, с. 314–316), о жителях владения Кан — согдийцах, которые «искусны в торговле» (Бичурин, 1950, т. II, с. 314). Среднеазиатские караваны достигали в ту пору пределов Китая, Византии, Ирана, приходили в восточноевропейские страны.

Особенно важную роль в караванной торговле по Великому шелковому пути играли согдийцы. Согдийские поселения VII–VIII вв. известны к югу от озера Лобнор, в Турфане, Хами, Дуньхуане, Ордосе. Сложилась своего рода федерация согдийских городов, добивавшаяся большой свободы действий во внутренних и внешнеполитических делах. Федерация согдийских городов существовала и в Ордосе. Вместе с тем имеются сведения, что политическая автономия согдийцев в городе Чинанчканте в Турфанском оазисе была ограниченной. Из недавно опубликованных документов сделаны и важные выводы о социальной структуре населения согдийских колоний, перенесшего на новые территории привычные ему черты устройства жизни.

Оживление торговли вызвало к жизни новые торговые пути и в Кашкадарьинском оазисе, которые также являлись участками внешних международных торговых трасс (Лунина, 1984, с. 76–77). Однако функционирование Великого шелкового пути и его ответвлений не только активизировало торговлю. Оно явилось катализатором обмена культурными ценностями, стимулировало распространение мировых религий (буддизма, христианства) в Центральной Азии и Китае, проявлялось во многих других аспектах жизни среднеазиатских владений.

Продолжал функционировать и путь в Восточную Европу, причем важную посредническую роль в этих контактах с Северо-Западом играл Хорезм. Источники отмечают богатство этой страны янтарем, который мог поступать либо из Прибалтики, либо из Приднестровья (Бубнова, Половникова, 1984, с. 24). Караваны из Средней Азии на Каму и в Приуралье проходили через Оренбургские степи, где встречаются находки металлических предметов среднеазиатского происхождения (Ставиский, 1960, с. 117). О торговых контактах Хорезма с Приуральем свидетельствуют находки хорезмийских серебряных сосудов и своеобразных поясных бляшек. Видимо, в районе нынешней Перми располагался перевалочный пункт, ведший из Средней Азии к Белому морю, и есть предположение, что близ современных Архангельска, Мезени и Пустозерска могли

существовать фактории среднеазиатских купцов (Смирнова, 1970, с. 188). Как и Согд, раннесредневековый Хорезм развивал в это время колонизационную деятельность (но несравненно меньших масштабов), шедшую в северо-западном направлении — в Приаралье, в Нижнее Поволжье. Основным предметом торговли был шелк, причем теперь уже среднеазиатское население научилось изготовлять прекрасные ткани, пользовавшиеся широким спросом. Важной статьей экспорта из Средней Азии, в частности из Согда, становятся стеклянные изделия. Одновременно в Центральную Азию и Китай поступали согдийские и иранские стеклянные сосуды и, как отмечается в литературе, «шелковый» путь становится и традиционным «стеклянным» путем. Из Китая, в свою очередь, везли на Запад шелк, лак, бумагу, бронзовые изделия, например, культовые изображения и зеркала. Большое количество сасанидских монет в некоторых южных районах Средней Азии и подражаний им, византийские монеты и некоторые предметы роскоши свидетельствуют об участии и важной роли этих стран в международной торговле на трассах Великого шелкового пути в VI–VIII вв. н. э.

IV–VIII века являются важным этапом не только в развитии экономики и культуры Средней Азии. Этот период рассматривается и как существенный рубеж в истории этнических отношений в обширном Среднеазиатском регионе. Оба направления развития взаимосвязаны, и этнические процессы в значительной степени обусловлены экономическими сдвигами. Поэтому важное значение имеют особенности социальной структуры общества, степень его урбанизованности, так как города выступают в качестве своего рода катализаторов этнических процессов, мест концентрации иноэтнических групп населения. Отмеченные общие для регионов Средней Азии тенденции развития социально-экономических отношений вели к хозяйственно-культурной интеграции, особенно отчетливой в областях, близких в экологическом отношении.

Экология оказывает активизирующее или же тормозящее влияние на ход этнических процессов, способствуя в определенных случаях сохранению этнических традиций (Неразик, 1990). В числе других факторов, влиявших на ход этнических отношений и процессов, отметим роль политической власти, в определенные периоды выступавшей на первый план. К таким моментам следует отнести распространение власти Западнотюркского каганата на среднеазиатские области. Не подлежит сомнению, что этот факт способствовал усилению процессов тюркизации местного населения и закладыванию основ средневековых этнических общностей-народностей.

Политическое господство, несомненно, создавало условия для победы языка пришельцев, однако при определенных обстоятельствах. В частности, в эпоху Тюркского каганата внедрение тюркского языка в ираноязычную среду определялось количеством пришлого тюркоязычного населения. Полагают, что массовое переселение тюркских племен в Бухарский оазис отразил рассказ Нершахи о восстании Абруя. Но А.М. Мандельштам считал, что в долину Зеравшана и в Кашкадарьинский оазис тюркоязычные кочевники проникали в сравнительно небольшом количестве (Мандельштам, 1957, с. 358). Основываясь на сведениях хроники Табари, этот исследователь отметил значительно большие размеры их проникновения в горные и предгорные районы Северного Тохаристана и в особенности в Южный Тохаристан, куда они вторглись в конце VI в. В VIII в. тюрки-карлуки жили не только в Семиречье и Тохаристане, но и в Фергане (Якубовский, 1941, с. 8). Китайская хроника Таншу сообщает, что местный владетель был убит тюрками, захватившими столицу (Бичурин, 1950, т. II, с. 313). Табари упоминает под 737 г. карлуков в районе верхней Амударьи, в 90-е годы VIII в. — в Фергане, в Уструшане.

В 40-е годы VII в. в Фергане установилась тюркская династия (Бичурин, 1950, т. I, с. 283, 356). Еще ранее тюрки вторглись в Чач, убили местного владетеля и поставили своего (там же). Города этой области управлялись феодалами, подчинявшимися Тюркскому каганату (Beal, 1884, p. 452). По-видимому, с этого времени (605–606 гг.) в Чаче прочно водворяется тюркская династия, причем изображения правителей на монетах, связываемых с этим регионом, имеют монголоидный тип (Смирнова, 1963, с. 35). Полагают, что проникновение тюрок в Фергану и Чач отличалось особенно большими масштабами и здесь имел место массовый переход к оседлости кочевников-скотоводов. Действительно, по археологическим данным, в это время в предгорных районах Чача появляются города с тюркскими названиями (Намудлыг, Абрлыг); застройка некоторых из них была рассредоточенной и включала, видимо, легкие постройки типа юрт (Буряков, 1975, с. 98). Эти процессы нашли отражение в материальной и духовной культуре населения. Произошли перемены в древних религиозных представлениях: древний тотем в образе барана сменился новым и изображался теперь в виде быка. Этот образ А.Н. Бернштам в свое время связывал с тюркскими родами в гуннских объединениях (Бернштам, 1951, с. 200; Буряков, 1986, с. 60).