Средства ничего не значат
Шрифт:
– Теперь это так называется?
– Что? – Теперь в ее голосе звучала довольно достоверная имитация гнева. – Ты станешь утверждать, что я тебя ничему не научила?
– Только нескольким глупым играм и не менее глупым фокусам. Кстати, – добавил он с ехидцей, – хоть это и следовало сказать сотней лет раньше, но скажу хотя бы сейчас: никогда не любил играть с тобой.
– Глупый мальчишка! – Йоруичи расхохоталась. – Смысл игр был не в том, чтобы они тебе нравились, а в том, чтобы тебя не прихлопнули раньше времени. Вижу, что с тобой еще придется повозиться. Для начала научить тебя адекватно воспринимать мое присутствие.
И тут же Бьякуя понял, что подоконник опустел. Она соскользнула с него совершенно неслышно и исчезла мгновенно.
Его детство было счастливым. У него были замечательные любящие родители, был дед, которым он восхищался и с которого брал пример. Он с раннего детства знал без тени сомнения, что станет капитаном, как дед. И все окружающие тоже знали и помогали ему в этом. Маленького наследника никогда не заставляли делать то, чего он не хочет. Хотя бы потому, что все: и он, и его воспитатели, – хотели одного и того же.
И была в его детстве эта женщина. Чертов оборотень. Бьякуя до сих пор не мог бы сказать, что знает, что она такое. Она нередко захаживала в дом Кучики, и дед и родители Бьякуи всегда охотно привечали ее. И никогда не возражали против того, чтобы она возилась с их ребенком. Совсем маленьким Бьякуя тоже не возражал, но потом, когда подрос, она стала невыносимо его бесить. И, наверное, не только потому, что дразнила по всякому поводу, выводила из себя, заставляя за собой гоняться. Еще и из-за манер, совершенно раздражающих, никак не похожих на те, которым учили его родители. В детстве мы все максималисты, и кажется, что все должно быть именно так, а не иначе. А если что-то иначе, то это неправильно. Как она может так вести себя, думал тогда Бьякуя, ведь это совершенно недостойно.
Но он не смел тогда возразить, ведь его родители считали, что так нужно. И эта кошка постоянно появлялась в поместье, чтобы поиграть с ним. Что ж, следовало признать, что в этих играх она действительно кое-чему научила его. Во всяком случае, сюнпо он освоил именно тогда, да и кидо научился удивительно легко. А потом она исчезла. Бьякуе сказали, что она предатель, и он этому нисколько не удивился. Человек с такими манерами может быть только предателем. И тогда Бьякуя постарался выкинуть ее из головы и забыть все их игры и то, чему научился у нее. И все же… да, следовало признать, что он был обижен на нее. Как она посмела называться другом, приходить в дом, а потом предать?
Уже прошли годы с той поры, как раскрылась истинная подоплека той истории. Уже давно оправданы и Урахара, и Шихоинь, и все остальные, участвовавшие в этом. А детская обида все не проходит. Бьякуя настолько приучил себя ненавидеть эту женщину, что не мог вот так сразу перестать. До сих пор он не думал об этом, потому что ее не было рядом, но теперь она постоянно будет маячить поблизости. И следовало что-то делать с этим. Лучше всего было бы не поддаваться эмоциям. Вести себя достойно, как и подобает офицеру. Оставить раздражительность, говорить ровно и вежливо. Так, будто они всего лишь коллеги. Так, будто у Бьякуи никогда не было никакого детства. Но что-то подсказывало ему, что ее-то подобные отношения как раз и не устроят.
***
Рукии показалось, что брат наизусть знает книгу, которую попросил ему принести. Поскольку он все еще не мог видеть, читать ее тоже пришлось Рукии. Бьякуя сказал ей, в каком месте открыть книгу, а потом, едва она начинала читать, нетерпеливо командовал: «Дальше. Дальше».
В конце концов Рукия поняла, что он ищет: имя того, с кем сражался. Совсем немного она прочитала о клане Нишигаки. Едва она упомянула фамилию Ханада, Бьякуя тут же потребовал перейти на следующую страницу. Рукия не успевала за ходом его мысли. Сообразила только, что они уже добрались до Совета сорока шести. Она нашла на странице все то же имя, и тогда брат велел прочитать следующее имя, то, которое рядом с этим. И когда она это сделала, он тут
Он сказал, что не нужно.
***
Конечно, капитану опять не лежалось смирно в госпитале. Он выбрался на волю, едва смог передвигаться самостоятельно, и прямо из больничной палаты явился на службу. Ренджи уже привык, что он так постоянно делает, но в этот раз ему не казалось, что тайчо поступил правильно. Весь день он был как-то исключительно рассеян, несобран, казалось, его мысли постоянно отвлекаются на что-то постороннее. Это Абарай мог понять: наверняка ему еще больно двигаться, и не стоило бы ему сейчас вообще работать, пусть даже и с бумагами, но на все предложения лейтенанта отправиться домой он никак не реагировал.
В середине дня в кабинете появился какой-то быстроногий паренек и принес короткую записку. Ренджи сразу догадался, что это ответ на ту, которую капитан писал утром, едва появившись в штабе, и которую отправил с посыльным. Прочитав послание, Кучики вроде бы успокоился, но при этом окончательно ушел в себя, порой совершенно игнорируя обращения Абарая.
Хотя в последние дни, еще до сражения, капитан постоянно выглядел таким вот рассеянным, все же после госпиталя в нем произошла тревожная перемена. Ренджи, привыкший за годы совместной службы прислушиваться к настроению капитана, забеспокоился. Но как подступиться, как спросить, он до сих пор не представлял. Нужно было звать кого-то на помощь, чтобы из капитана вытянул все кто-то другой, у кого язык лучше подвешен. Но насчет Сайто Ренджи поначалу усомнился. Звать Сайто – это все равно что при любой травме, не разобравшись, сразу вызывать Унохану. А вдруг там просто ободранная коленка? Нет, Сайто – это тяжелая артиллерия, крайний метод, это только в том случае, если действительно требуется спасать. Лучше рассказать все Хаями, пусть он с Кучики по-дружески побеседует.
Вечером Кучики собрал документы, с которыми работал, в папку, встал и вышел из кабинета, не взглянув в сторону лейтенанта. Ренджи поначалу даже решил, что он на минутку и сейчас вернется, но потом разглядел, что на столе наведен порядок, и меч капитан забрал с собой, из чего сделал вывод, что Кучики ушел домой. Даже попрощаться забыл! Нет, с ним точно что-то не то. И Ренджи, оставив свой стол в беспорядке, тут же отправился в девятый отряд.
– Он меня беспокоит, – жаловался Абарай Хаями и Рукии, пока пил с ними чай в дальнем уголке пустующей столовой. – Я с ним говорю, а он меня не слышит. А потом делает вид, что так и надо. Правда, он уже некоторое время такой. Еще до этой битвы. Но раньше у него вид был… как бы сказать… счастливый, вот! Это дико звучит, но у меня иногда создавалось впечатление, что он вот-вот улыбнется. Просто очень похоже. А сегодня он просто какой-то убитый. Так, будто он тому гаду проиграл, и ему велели паковать вещи. Черт возьми, неужели он даже вам ничего не говорил? Теперь я точно уверен, что с ним случилась беда. Такая, что даже друзьям не расскажешь.
***
Когда Минори впорхнула в беседку, Бьякуя уже ждал ее там. Должно быть, выражение его лица было не тем, какое она ожидала, потому что она вдруг остановилась, замерла, не приближаясь. И он ее не разочаровал.
– Ты выполняла задание своего отца?
Лицо Минори как-то разом закаменело, в глазах появилось совершенно новое выражение, настороженное, и вместе с тем надменное, ледяное.
– Как ты догадался, ума не приложу, – пробормотала она с досадой, и у Бьякуи все внутри опустилось. Все понимая, втайне он надеялся на другое. Он так хотел, чтобы она сейчас изумилась, встревожилась, стала расспрашивать, уверять, что он ошибся, что все не так, и она всерьез… Но она не пыталась отпираться. И тогда он объяснил: