Сталин. Большая книга о нем

Анискин И.

ту власть, какая принадлежала ему по должности. Но наряду с писаной существовала неписаная

субординация. Каждый член ЦК в армии неизбежно давил на других своим политическим

званием; Сталин систематически и сознательно злоупотреблял им. Трудно сказать, многое ли он

выигрывал этим.

Дважды его снимали с фронта по прямому постановлению ЦК. Но при новом повороте

событий отправляли снова. Авторитета в армии он не приобрел. Сверху возмущались

нарушением дисциплины,

снизу — грубостью нажима; соседи по фронту опасались связываться

с ним. Однако те военные сотрудники, которых он подчинил себе, втянув их в борьбу с центром,

остались в дальнейшем тесно связаны с ним. Царицынская группа — Ворошилов, Минин,

Рухимович, Щаденко — стала ядром сталинской фракции. В те годы она не играла, правда,

никакой политической роли. Но позже, когда подул попутный исторический ветер, царицынцы

Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»

291

помогали Сталину устанавливать паруса.

Роль Сталина в гражданской войне лучше всего, пожалуй, измеряется тем фактом, что в

конце гражданской войны его авторитет совершенно не вырос. Никому вообще не могло прийти

в голову тогда сказать или написать, что Сталин «спас» Южный фронт или сыграл крупную

роль на Восточном фронте, или хотя бы удержал от падения Царицын. В многочисленных

документах, воспоминаниях, сборниках, посвященных гражданской войне, имя Сталина либо не

упоминается вообще, либо упоминается в перечне других имен. К тому же Польская война

наложила на его репутацию, по крайней мере в более осведомленных кругах партии, явное

пятно. От участия в кампании против Врангеля он уклонился. Действительно ли по болезни или

по другим соображениям — сейчас решить трудно. Во всяком случае, из гражданской войны он

вышел таким же безвестным и чуждым массам, как и из Октябрьской революции.

С окончанием гражданской войны и введением так называемой Новой экономической

политики нравы правящего слоя стали меняться более быстрым темпом. В самой бюрократии

шло расслоение. Меньшинство по-прежнему жило у власти не многим лучше, чем в годы

эмиграции, и не замечало этого. Когда Енукидзе предлагал Ленину какие-нибудь

усовершенствования в условиях его личной жизни, Ленин, который жил очень скромно,

отделывался одной и той же фразой: «В старых туфлях приятнее».

Не меняла привычного хода жизни моя семья. Бухарин оставался по-прежнему старым

студентом. Скромно жил в Ленинграде Зиновьев. Зато быстро приспособлялся к новым нравам

Каменев, в котором, рядом с революционером, всегда жил маленький сибарит. Еще быстрее

плыл по течению Луначарский, народный комиссар просвещения. Вряд ли и Сталин

после

Октября значительно изменил условия своей жизни. Но он в тот период почти совсем не входил

в поле моего зрения. Да и другие мало присматривались к нему. Только позже, когда он

выдвинулся на первое место, мне рассказывали, что в порядке развлечения он, кроме бутылки

вина, любил еще на даче резать баранов и стрелять ворон через форточку. Рассказывали даже,

что он любил облить керосином муравейник и поджечь. Поручиться за достоверность этих

рассказов я не могу. Во всяком случае, в устройстве своего личного быта Сталин в тот период

весьма зависел от Енукидзе, который относился к земляку не только без «обожания», но и без

симпатии, главным образом из-за его грубости и капризности, т. е. тех черт, которые Ленин счел

нужным отметить в своем «Завещании». Низший персонал Кремля, очень ценивший в Енукидзе

простоту, приветливость и справедливость, наоборот, крайне недоброжелательно относился к

Сталину.

К 1923 году положение начало стабилизироваться. Гражданская война, как и война с

Польшей, была в прошлом. Самые ужасные последствия голода были преодолены; НЭП

произвел живительное движение в организме народного хозяйства. Переброски коммунистов с

одного места на другое, из одной области деятельности в другую стали скорее исключением,

чем правилом. Бюрократы получили оседлость и стали более планомерно управлять

доверенными им районами или областями хозяйственной и государственной жизни.

Распределение членов партии, чиновников получило более систематический и планомерный

характер. Перестали смотреть на назначения как на временное, короткое и почти случайное.

Вопрос о назначениях стал больше связываться с вопросом о личной жизни, об условиях жизни

семьи, о карьере. Сталин в этот период выступает все больше как организатор, распределитель и

воспитатель бюрократии. Он подбирает людей по признаку их враждебности или безразличия

по отношению к своим противникам и к тому, кого он считал главным противником, главным

препятствием на пути своего восхождения. Свой собственный административный опыт,

главным образом опыт систематической закулисной работы, Сталин обобщает и

классифицирует и делает доступным своим ближайшим ставленникам. Он учит их, как

организовать свою власть на месте, как подбирать сотрудников, как пользоваться их слабостями,

как противопоставлять их друг другу и т. д. Более оседлая и уравновешенная жизнь бюрократии

порождает потребность в комфорте. Сталин овладевает этим движением к комфорту, связывая с