Сталин. История и личность

Такер Роберт

Бухарин обрушился на сценарий Ларина, назвав его отходом от ленинского плана строительства кооперативного социализма с опорой на середняка в качестве «центральной фигуры» в деревне. Колхоз не есть столбовая дорога к социализму в деревне, утверждал Бухарин, а «вторая революция» Ларина означает ошибочные методы классовой борьбы «в форме вышибания зубов»²⁶. Ларин отверг обвинение в том, что он вынашивает «дьявольский замысел» второй революции. Да, когда придет время, через пятнадцать или двадцать лет, государство экспроприирует частные землевладения, так же как экспроприирует декретом принадлежащие нэпманам фабрики. К тому времени, однако, оно станет настолько сильным,

что не будет нужды пугать кулаков призраком второй революции — «никаких “вторых революций” в нашей стране нам больше не понадобится»²⁷

С другой стороны, Ларин нашел благодарного читателя в Сталине, который в своей речи на XIV съезде партии в декабре 1925 г. упомянул о «Советской деревне», показав знание текста. Более того, хотя в то время он и находился в тактическом союзе с правыми, Сталин уважительно отозвался о Ларине и лишь «до некоторой степени» отмежевался от плана «второй революции» против засилья кулаков²⁸. Но если Ларин не вынашивал замысла второй революции, то Сталин, напротив, имел такие замыслы и ждать пятнадцать-двадцать лет не собирался. Он продемонстрировал это, как мы отмечали выше, характеризуя ситуацию в стране в 1925-1926 гг. как прелюдию к Октябрю в строительстве социализма. Слово «Октябрь», как никакое другое, безошибочно символизировало в умах большевиков революцию.

Большевики, читавшие зловещие заявления Сталина о сходстве между кануном «первого» Октября и нынешней ситуацией в стране, похоже, не уловили их подлинного смысла и последствий. Для очень многих оставалось непонятным, что он имел в виду на самом деле, когда в туманных и двусмысленных заявлениях представлял строительство социализма как классовую войну против внутренней буржуазии, — войну, которая надвигалась быстрыми темпами.

Сталин не мог не знать, что его сценарий коллективизации шел вразрез со страстным призывом Ленина не пытаться осуществить стремительный и бурный переход к социализму жесткими революционными методами. Ибо то, что он задумал, было революцией именно в том смысле, который Ленин придавал этому термину, когда в статье «О значении золота...» (1921) определял революцию как «такое преобразование, которое ломает старое в самом основном и коренном».

Его Ленин, тот, с которым он все еще себя отождествлял, которому старался подражать и которого стремился превзойти, был не поздний Ленин-рефор-матор (да еще тот самый, который хотел отстранить Сталина от власти). Его Ленин был великим политиком и теоретиком революции, героем 1917 г., несгибаемым приверженцем революционного террора и применения сверху принудительных мер государственной власти в непрекращающейся классовой борьбе против все еще многочисленных и крайне опасных врагов революции. Чтобы утвердить себя таким Лениным, Сталин должен вести Советское государство к строительству социализма революционным путем.

– Ф-'

Новый Петр г>1. «

Поскольку Сталин считал себя одновременно и большевистским революционным вождем, и русским национальным государственным деятелем, он мог отождествлять себя с героями русской истории, не переставая быть — в своих мыслях — вторым, только более великим, Лениным. Сейчас, в середине 20-х годов, этот невысокий человек со склонностью к историческим аналогиям и стремлением стать великим нашел предшественника, которому он пытался подражать и которого хотел превзойти, — революционера сверху, Петра Великого.

Каковы же были источники его знаний о Петре? Как отмечалось выше, Ленин, относившийся

к царизму и царям с крайним отвращением и ненавистью, лишь однажды отозвался о Петре положительно. Он говорил, что России нужно овладеть германской техникой диктаторскими методами «в еще большей степени, чем Петр ускорил овладение западным образом жизни варварской Русью, не пугаясь варварских методов борьбы с варварством». Сталин, несомненно, знал это высказывание Ленина и, должно быть, читал некоторые соответствующие отрывки из Покровского. Но в то время как ленинский Петр отнюдь не был героем, а у Покровского представал вызывающим презрение, среди русских марксистов Петр все же имел почитателя — Георгия Плеханова. Плеханов дал положительную оценку деятельности Петра по осуществлению революции сверху в небольшой работе «Основные вопросы марксизма», которую, несмотря на тяготение автора к меньшевистскому крылу партии, с вниманием и уважением встретили русские марксисты, в том числе, несомненно, и Сталин, во времена ее первой публикации в 1908 г. В ней преобразования в России при Петре описывались в качестве примера того, как аккумуляция малых перемен в истории в итоге ведет (согласно диалектике) к качественным изменениям, к «революционному скачку».

«Медленно изменяется «тип» русских общественных отношений... Москва... все-таки остается азиатской Москвою. Является Петр и совершает «насильственный переворот» в государственной жизни России. Начинается новый, европейский период русской истории. Славянофилы ругали Петра антихристом именно за «внезапность» сделанного им переворота. Они утверждали, что в своем реформаторском рвении он позабыл об эволюции... Но всякий мыслящий человек легко сообразит, что петровский переворот был необходим в силу пережитой Россией исторической «эволюции», что он был подготовлен ею²⁹ Этот отрывок мог наставить Сталина на путь, в конце которого высилась желанная фигура — революционера-венценосца.

Ощущение сходства между Петром и большевиками, между его и их временем преобладало в России революционного периода. Оно нашло некоторое отражение в цитированном выше высказывании Ленина в 1918 г.ив замечаниях Устрялова в 1924 г. о том, что Ленин сам нес в себе некоторые черты «великого Петра». В том же году поэт Максимилиан Волошин включил строку «Великий Петр был первым большевиком» в свою поэму под названием «Россия». Тот же самый дух истории, что направлял мысли и топор Петра, которые помогли мужицкой России за три столетия разрастись от Балтики до Аляски, теперь вел большевиков «по вековому русскому пути»³⁰.

Сталин, возможно, прочитал небольшую книгу, вышедшую в Советской России в 1926 г. В ней Петр — работник-царь динамичной молодой России, возродившейся ныне благодаря Октябрьской революции. Эту книгу под названием «Россия прежде и теперь» двухтысячным тиражом выпустило в Москве Государственное издательство литературы. Ее националистический дух отразили строки Валерия Брюсова, взятые в качестве эпиграфа:

Над снежными просторами бывшей России

Горит невиданная еще заря.

Автор книги Н.А. Гредескул, бывший профессор права, был одним из тех интеллектуалов, которые оставались в России во время революции и впоследствии стали подписчиками «Смены вех» Устрялова. Однако в предисловии к книге, принадлежащем перу одного из коммунистов, она трактовалась как ответ на стремление «Смены вех» к послереволюционной обывательской «нормальной» жизни. И в самом деле, историко-политический трактат Гредескула представлял Советскую Россию как возрожденное воплощение исторической России с присущим ей революционным динамизмом.