Сталин. История и личность

Такер Роберт

Склонный к уединению и не расположенный к общению с широкими народными массами, Сталин тем не менее именно в это время на удивление часто выступает на разнообразных форумах и собраниях. В сопровождении Молотова, Кагановича и Орджоникидзе он осмотрел только что построенное московское метро и прокатился «в вагоне с пассажирами — московскими рабочими»⁸⁹. С Кагановичем, Орджоникидзе и Ягодой он любовался работой одного из шлюзов на канале Москва-Волга. Шлюзовались два прогулочных теплохода, один из них назывался «Память Кирова». Когда пассажиры увидели Сталина, оркестр на палубе заиграл «Интернационал», все зааплодировали, начали махать платками и выкрикивать: «Спасибо товарищу Сталину за нашу счастливую жизнь!»⁹⁰.

Газеты и радио неутомимо славили Сталина и «сталинских соколов», как стали называть советских

летчиков, подвиги которых в середине 30-х годов начались спасением челюскинцев. «Сталинские соколы» не остановились на достигнутом, и в 1937 г. Чкалов, Байдуков и Беляков совершили свой беспрецедентный беспосадочный перелет из России в Северную Америку через Северный полюс на одномоторном моноплане, скромно названном «Сталинский путь». Портреты и фотографии не сходили с газетных страниц: добродушный сталинский профиль с дымящейся трубкой, Сталин с соратниками проходит по территории Кремля, Сталин сжимает в объятиях вернувшегося героя-летчика, Сталин в окружении юных пионеров, Сталин на лоне природы положил руку на плечо десятилетней дочери Светлане и т. п. Во время празднеств на Красной площади девчушкам-школьницам позволяли взбежать на трибуну Мавзолея, чтобы вручить любимому Сталину букеты цветов. Снимки Сталина с этими детьми на руках помещали все газеты рядом с описанием незабываемого события, озаглавленным «Как я познакомилась с товарищем Сталиным» или что-нибудь в том же духе. Будучи не только заботливым отцом, но и ласковым сыном, он нашел время, чтобы съездить в Тифлис навестить престарелую больную мать (об этой поездке много писали). Цель своего приезда он шутливо объяснил матери приказанием Светланы съездить и привезти банку бабушкиного орехового варенья. Когда мать заметила седину в его волосах, он успокоил ее, заверив, что чувствует себя отлично. Много позже Сталин рассказал дочери Светлане, что мать тогда сказала ему: «А жаль, что ты так и не стал священником»⁹¹.

Обычной формой явления Сталина народу были его встречи в Большом Кремлевском дворце с избранными представителями той или иной отрасли народного хозяйства. Встречаясь с железнодорожниками, работниками цветной металлургии, колхозниками из Средней Азии, женами красных командиров или директоров предприятий тяжелой промышленности, Сталин, естественно, всегда был в центре внимания. Обычно он обращался к присутствующим с краткой речью, а затем предлагал сидящим рядом соратникам по Политбюро наградить некоторых, а то и всех участников встречи орденами. Соратники, конечно, всегда изъявляли безоговорочное согласие. Иногда он вел себя как маг и волшебник, по мановению руки которого сбываются любые мечтания. На встрече с ударницами-колхозницами, например, он спросил знаменитую звеньевую свекловодов Марию Демченко, хочет ли она учиться. «Так хочу, что и рассказать не умен». Тут Сталин повернулся к соратникам и заявил: «А знаете, товарищи, Демченко на учебу идет. Агрономом будет»⁹².

Культ народного вождя к тому времени возрос неимоверно, его имя стало талисманом. На парадах истребители строем пролетали над Красной площадью, образуя громадные буквы СТАЛИН; студенты-физкультурники маршировали, образуя своими колоннами все то же магическое слово; с самолета сфотографировали группу из 51 альпиниста — они взобрались чуть ли не на вершину Казбека и расположились на склоне так, что можно было прочесть: СТАЛИН⁹³. Сталина воспевали поэты, его имя было прославлено даже казахским акыном-импровизатором Джамбулом Джабаевым: «Когда мне было больше семидесяти лет — Ленин и Сталин дали мне свет». Решением Центрального Комитета ВКП(б) Институт Маркса—Энгельса—Ленина получил указание издать избранные сочинения Сталина. По инициативе Сталина открыли Центральный музей Ленина. Главной темой экспозиции была совместная деятельность «двух титанов» русской революции⁹⁴.

Пока что обожествляли обоих, но Сталин все больше выходил на первый план. Писатель А. Авдеенко не жалеет красок, живописуя открытие VII Съезда Советов в Кремлевском дворце 28 января 1935 г. Когда в зале появился Сталин в сопровождении членов Политбюро, все 2000 делегатов вскочили со своих мест, зааплодировали, все улыбались, зазвучали приветственные возгласы. «Я оглянулся — и на всех лицах, во всех глазах я увидел то же чувство любви, преданности, самоотверженности». Работница фабрики, сидевшая рядом с писателем, сжав его руку, прошептала: «Какой он простой и скромный. А смеется как — весело очень: самой хочется». «Родней родного», — сказал со слезами на глазах рабочий, сидевший неподалеку.

И когда сам Авдеенко, будучи делегатом, взошел на трибуну, он закончил свою речь следующими словами: «Когда моя любимая женщина родит мне ребенка, первое слово, которому я его выучу, будет: Сталин!»⁹⁵.

Можно верить или не верить Авдеенко — ведь он писал в то время. Обратимся к вышедшим после смерти Сталина воспоминаниям Ильи Эренбурга. В 1935 г. Эренбург, работавший тогда корреспондентом «Известий» в Париже, приехал в Москву и присутствовал на заседании съезда стахановцев. Когда в зале появился Сталин, все встали и аплодировали не менее десяти-пятнадцати минут. Сталин тоже аплодировал. Когда наконец все уселись, раздался пронзительный женский крик: «Сталину слава!». Три тысячи делегатов вновь поднялись, и аплодисменты возобновились. До самого конца все, в том числе и Эренбург, не сводили глаз со Сталина. Эренбург по дороге домой чувствовал какую-то странную неловкость, но в конце концов пришел к выводу, что просто не понимает психологии масс и смотрит на вещи как типичный интеллигент. Очевидно, решил Эренбург, многие не могут выразить свои чувства иначе и выражают преданность вот так — неистовой овацией и выкриками⁹⁶.

Возможно, так оно и было. Официальных проявлений культа личности Сталина — великое множество, но простые люди, особенно заслуженные ударники, которых принимали в Кремле, зачастую боготворили его вполне искренне. Макиавелли советовал государям добиваться любви народа как гарантии от возможных заговоров. Сталин более или менее преуспел в этом, поэтому была доля правды в резолюции ЦК КПСС от 30 июня 1956 г., где было сказано, почему никто из высшего руководства не пытался убрать Сталина и положить тем самым конец террору: «...каждый, кто бы выступил в этой обстановке против Сталина, не получил бы поддержки в народе»⁹⁷.

Да, Сталин хотел обезопасить себя от возможного контрзаговора, но великим руководителем и объектом поклонения он стал не только по этой причине — в силу своего характера он нуждался во всеобщем признании и обожествлении. Новое служилое дворянство и народ должны были питать искренние верноподданнические чувства прежде всего к нему лично. Не только оппозиционно настроенные старые большевики, но и очень многие сторонники Сталина в 20-е годы, занявшие в период первой пятилетки более или менее значительные посты, понимали, что Сталин как руководитель допустил немало промахов, и знали некоторые факты из истории партии, которые Сталину необходимо было скрыть. Другое дело новые кадры из «партийных и непартийных большевиков», выращиваемые этим политическим садовником на народной почве, — зачастую благодаря своей молодости, а большей частью из-за скромного крестьянского происхождения они могли иметь лишь смутные подозрения, а чаще вовсе не имели никакого представления о чем-то таком, что могло бы как-то скомпрометировать гениального вождя. Такие кадры могли видеть в Сталине безупречного «настоящего большевика» в духе той характеристики, какая содержалась в сталинском письме от 1931 г. в редакцию журнала «Пролетарская революция», могли видеть в нем равного Ленину титана большевизма, могли даже в силу исторически сложившихся склонностей «русской души» видеть в нем народного царя, ведущего Россию к возрождению в условиях советской власти. Сталин имел возможность убедиться в этом, благосклонно взирая на овацию, устроенную ему экскурсантами на канале Москва-Волга, или глядя в сияющие глаза простых тружеников на приемах в Кремлевском дворце.

Недоставало малого — солидной исторической научной работы или биографии (или того и другого), в которой он предстал бы равным Ленину титаном революции. Такой книги пока не было, хотя в письме в «Пролетарскую революцию» он еще несколько лет назад дал понять, что она была бы очень кстати. В написанной Н. Поповым истории партии роль Сталина была отражена весьма скупо — даже в последнем издании (1935) его имя упоминалось всего несколько раз на двухстах с лишним страницах, посвященных периоду вплоть до образования самостоятельной партии большевиков в 1912 г.

Не многим лучше выглядело и переработанное издание первого тома книги по истории партии Ярославского (1934), несмотря на все потуги редактора изобразить Сталина одним из вождей партии в период ее становления. Широко распространенная «Краткая история ВКП(б)» В. Кнорина также не удовлетворяла Сталина — в ней было всего пять упоминаний о его революционной деятельности до 1912 г.⁹⁸ Шел уже 1935 год, а историки все еще (и справедливо) отводили ему довольно скромное место среди зачинателей большевизма.