Сталин. История и личность

Такер Роберт

Но парадокс заключался в том, что Сталин завоевал широкое признание как новый верховный руководитель партии, не только не обладая собственной харизмой, но и отчасти потому, что он таковой не обладал. Как уже отмечалось, в этот период большинство партийных руководителей и функционеров не нуждались в новом лидере-мессии. На роль вождя им был нужен не великий революционер или новый харизматический лидер, а практичный и трезвомыслящий руководитель, который взял бы твердый курс на социализм и проводил разумную внешнюю политику. Сталин зарекомендовал себя именно с этой стороны. Поэтому даже после его выдвижения на верховный пост никто не считал его ге-роем-спасителем. Популярность Сталина в партийных кругах в конце 20-х годов не имела ничего общего с теми чувствами, которые вызывал Ленин. Сталина признавали вождем не потому, что он обладал какими-то исключительными личными качествами, а потому, что многие разделяли его политический

курс и верили, что он сможет успешно проводить его в жизнь. Кроме того, большевики не считали, что существование культа Ленина обязательно предполагает культ его преемника. Ленин оставался глубоко чтимым вождем даже после того, как новым лидером был признан Сталин. В правительственных кругах Сталина называли «хозяином», что отражало отношение к нему в советской иерархии. Даже в середине 1929 г. культ Сталина еще не существовал и не было даже никаких указаний на то, что правящая партия стремится создать его.

Именно политический успех, который укрепил Сталина в собственном высоком мнении о себе, сделал его отношения с партией психологически уязвимыми. Добившись верховной власти, Сталин еще больше возжелал поклонения, которого он пока не имел и отсутствие которого он ощущал все острее с каждым днем. По мере того как возрастало его влияние в партии, Сталин, несомненно, ощущал все большую психологическую потребность в признании, так как понимал, что личный авторитет приобретает растущее практическое и политическое значение, особенно в тот исторический момент, и осознавал, что в соответствии с большевистской традицией руководства быть фактическим верховным лидером, занимающим пост генерального секретаря, отнюдь не означало быть вождем. О понимании этого свидетельствует его письмо одному из руководителей немецких коммунистов (1925): «Вожди партии могут быть действительно вождями лишь в том случае, если их не только боятся, но и уважают в партии, признают их авторитет»³.

Поскольку официальной должности вождя не существовало, единственный способ, с помощью которого Сталин мог окончательно утвердить себя и закрепиться в роли преемника, заключался в том, чтобы добиться всеобщего признания в этом качестве в рядах партии. Стать верховным лидером означало быть публично признанным и провозглашенным таковым. Чтобы вписать новую строку в свою политическую биографию, нужно было сделать еще один большой шаг — организовать торжества в честь Сталина как главы партии.

Хороший повод для подобных торжеств — пятидесятилетие Сталина — представился политически своевременно благодаря недавним событиям в партии. Здесь будет кстати вспомнить о том, что, хотя Ленин и боролся с первыми проявлениями собственного культа, он все-таки подчинился, правда крайне неохотно и с тяжелым сердцем, желанию партийных кругов провести собрание в честь своего пятидесятилетия. Таким образом, в истории партии уже был прецедент, позволяющий организовать чествование Сталина. Кроме того, поскольку политическое влияние сталинской фракции возрастало, можно предположить, что приближенным Сталина было довольно легко организовать торжества. Как раз в тот период ставленники Сталина получали важные должности в аппарате, ранее занимаемые другими лицами. К примеру, помощник Сталина Мехлис был назначен сначала ответственным секретарем газеты «Правда» вскоре после ухода Бухарина с поста ее редактора в апреле 1929 г., а затем стал ее редактором.

День рождения Сталина отмечали не на собрании партийцев, как это было в случае с Лениным, вероятно, потому, что Сталин помнил, как в 1920 г. Ленин не пришел на церемонию, а затем, появившись на очень короткое время, выразил свое неодобрение. Юбилей Сталина был не просто встречей друзей — это было настоящее бюрократическое представление. Из разных уголков страны сообщалось, что рабочие принимают резолюции с поздравлениями в адрес «дорогого вождя», и в течение пяти дней «Правда» перечисляла сотни организаций, приславших поздравления. Двадцать первого декабря в СССР вышли специальные выпуски газет с восхвалениями в его адрес. Лейтмотивом всех поздравлений была мысль о том, что Сталин стал преемником Ленина, как писала «Правда», на посту «руководителя и вождя партии». ЦК и ЦКК приветствовали его в своем послании как «лучшего ленинца, старейшего члена Центрального Комитета и его Политбюро». Соратники по партии в поздравительных статьях превозносили Сталина как самого талантливого ученика и преемника Ленина. Была опубликована официальная биография Сталина, которая завершалась следующими словами: «В эти годы, последовавшие за смертью Ленина, Сталин, наиболее выдающийся продолжатель дела Ленина и его наиболее ортодоксальный ученик, вдохновитель всех главнейших мероприятий партии в ее борьбе за построение социализма, стал общепризнанным вождем Партии и Коминтерна». Все поздравительные материалы были собраны и опубликованы в виде книги,

первый тираж которой составил 300 тыс. экземпляров⁴. Так началась эпоха, которую впоследствии в Советском Союзе назовут периодом культа личности Сталина.

Главное отличие пятидесятилетнего юбилея Ленина от юбилея Сталина заключалось не в том, что последний чрезвычайно широко освещался прессой и был заранее подготовлен, а в том, как Ленин и Сталин относились к этим торжествам. Очевидно, Ленину было мучительно слышать восхваления в свой адрес. Для Сталина, судя по всему, юбилей стал триумфом. Он был доволен, что очевидно из письма, с которым он обратился ко всем, кто его поздравил: «Ваши поздравления и приветствия отношу на счет нашей великой партии рабочего класса, родившей и воспитавшей меня по образу своему и подобию. И именно потому, что отношу их на счет нашей славной ленинской партии, беру на себя смелость ответить вам большевистской благодарностью.

Можете не сомневаться, товарищи, что я готов и впредь отдать делу рабочего класса, делу пролетарской революции и мирового коммунизма все свои силы, все свои способности и, если понадобится, всю свою кровь, каплю за каплей»⁵.

Этот текст тщательно продуман, вместе с тем он удивительно красноречив. Во-первых, Сталин явно старается выглядеть скромно, невзирая на дифирамбы в свой адрес и делая вид, что они адресованы отнюдь не ему, а партии, что, конечно, не соответствовало действительности. Во-вторых, в письме использован необычный образ партии, родившей и воспитавшей Сталина, из чего вытекает, что партия есть мать, а Сталин — ее сын. Следовательно, в лице партии он видел или хотел видеть еще один источник доверия, нежной преданности и абсолютного восхищения по отношению к себе, которые испытывала к нему родная мать. Взамен материнского обожания ему было нужно обожание партии.

И наконец, как бы подтверждая это свое невольное признание, Сталин изобразил себя в героическом ореоле — готовым умереть смертью мученика за дело коммунизма, отдав всю свою кровь, каплю за каплей. Это яркий пример того, как Сталин любил драматизировать свой собственный образ, в чем мы имели возможность убедиться неоднократно. Среди тех в партийных кругах, кто недолюбливал его, можно было услышать шутку, в которой также был подмечен мелодраматизм сталинского письма: «К чему скромничать и отдавать кровь капля за каплей! Разве всю кровь сразу он не может отдать?»⁶.

Лучший ленинец >^г

Пятидесятилетие Сталина было не только юбилеем, которым увенчалась его деятельность по созданию собственной политической биографии после смерти Ленина, но и средством удовлетворения его внутренней психологической потребности получить признание в качестве великого деятеля коммунистического движения. С одной стороны, главная цель проводимых торжеств заключалась в том, чтобы в глазах общественности возник образ преемника Ленина и общепризнанного вождя. Для достижения этой цели было разыграно грандиозное представление, в котором партия и народ принимали Сталина в качестве верховного вождя. Ее осуществлению способствовало и то, что революционная биография Сталина и его политический портрет живописались в тонах, подобающих верховному вождю. Здесь, однако, становится очевидной и другая сторона дела. Публичное восхваление Сталина как выдающегося вождя революции («•твердокаменный большевик» — так называли его во многих поздравительных статьях) служило его потребности утвердиться в этом качестве. Друзья и соратники Сталина знали об этом и о том, в какой форме выразить свое признание, чтобы доставить ему особое удовольствие. Поэтому в своих панегириках они восхваляли те черты, которые Сталин видел в себе сам. Они приписывали ему те революционные добродетели, которые он сам находил в себе. Подвиги, которые они воспевали, излагались именно так, как любил вспоминать их сам Сталин. В результате, как это ни парадоксально, Сталин, отличавшийся особой скрытностью по сравнению с другими политиками и не склонный рассуждать о вопросах, касающихся его лично, неожиданно приоткрыл завесу, скрывавшую его культ. С помощью чужих слов вырисовывался его внутренний мир героического вымысла.

Среди тех героических ролей, которые, как полагал Сталин, он сыграл в истории русской и мировой революции, первой была роль «лучшего ленинца», часто упоминавшаяся в юбилейных материалах. Это и не удивительно, если вспомнить, что еще в юности Сталин отождествлял себя с Лениным. В начале его революционной деятельности в большевистском движении, как ему казалось, он и Ленин были неразрывно связаны как вождь и его помощник. В самооценке Джугашвили образ «Сталин» был с самого начала связан с понятием «лучший ленинец». Теперь, в пятидесятую годовщину его рождения, Сталина приветствовали именно так.