Сталин. История и личность

Такер Роберт

Таким образом, как указывалось выше, все, что Сталин подсознательно отвергал в самом себе, и то, что сознательно отвергал в других, сосредоточилось в образе злодея, врага. Все то, что было характерно для отвергаемого, «плохого» Сталина, — ошибки, изъяны, отрицательные проявления, которым не было места в героическом образе Сталина, созданном им самим, — включалось им в образ врага, и особенно внутреннего врага, игравшего роль злоумышленника в истории партии. Все те моменты, которые внутренняя цензура вычеркнула из списка его прошлых деяний и прегрешений, могли войти в психологический портрет его врагов. Более того, Сталин обладал удивительной способностью видеть и осуждать в своих врагах те качества, которые он осуждал в себе, не видя их. Судя по тому, что в идеальном образе, созданном его воображением, он представал чрезвычайно скромным человеком, мы можем прийти к выводу, что одним из качеств, которые он неосознанно отвергал в себе, было его невероятное самолюбие, высокомерие.

Не удивительно поэтому, что он приписывал «надутую претенциозность» в области теории Бухарину, который на самом деле был воплощением скромности и признанным главным теоретиком большевизма, и что он осуждал несчастного Покровского за то, что последний ставил «интересы своего “я” выше интересов истины». Также не вызывает удивления тот факт, что Сталин обвинял Покровского именно в том, что он сам делал неоднократно, — в «перекладывании с больной головы на здоровую».

Здесь следует особо упомянуть еще одну грань проецируемого образа Сталина. Как мы уже убедились, Сталин пытался сыграть в реальной жизни роль великого человека, вошедшего в историю. Он полностью ассоциировал себя с этим революционным образом и ощущал себя вторым Лениным. Однако избранный им образ предъявлял к нему многие требования, которым реальный Сталин просто не мог соответствовать; роль оказалась слишком сложна для него. Всю жизнь он пытался стать человеком, превратиться в которого он был неспособен, и так никогда и не осознал этого. Поэтому одной из характерных особенностей его поведения было неосознанное притворство, и этим, возможно, объясняется впечатление, которое он произвел на таких внимательных наблюдателей, как Кеннан и Джилас, которые увидели в нем актера. С одной стороны, необходимость притворяться свидетельствовала о неспособности Сталина реализовать свою жизненную цель, но с другой — притворство было в высшей степени неприемлемым для самого Сталина и, следовательно, здесь требовались подавление и проекция. В результате у Сталина появилась склонность всюду усматривать притворство. Об этом красноречиво свидетельствует уже упоминавшаяся тенденция видеть маски на людях, враждебно относящихся к нему. Носящий маску пытается присвоить себе чужой облик или выдает себя за другого человека. Внутренний мир Сталина был полон врагов в масках. Внешние враги тоже любили носить маски, которые они иногда снимали. «После нанкинских событий, — заявил Сталин в 1927 г., — империализм отбрасывает прочь и елейные речи, и невмешательство, и Лигу Наций, и всякую иную маску. Теперь империализм стоит перед всем миром во всей своей наготе откровенного хищника и угнетателя»⁵⁵. С другой стороны, маски, которые носили внутренние враги, всегда следовало скрывать, чтобы они предстали во всей своей наготе. Пристрастие Сталина разоблачать внутренних врагов, которые, по его мнению, вели под маской большевизма жизнь, исполненную притворства, стало ужасающе очевидным в 30-е годы.

Поскольку Сталин приобрел привычку проецировать на других людей неприемлемые черты собственного характера и упреки в свой адрес, по обвинениям, предъявляемым к другим, часто можно было судить о нем самом. Образ злодея-врага использовался как вместилище тех негативных черт, которые Сталин в себе отвергал. Личные и политические недостатки, темные места в биографии, просчеты, неудачи, ошибки, скандалы — все факты и воспоминания, которые Сталин вынужден был подавлять, потому что для них не оставалось места в образе гениального Сталина, — приписывались образу врага и, таким образом, проецировались на тех людей, которых он считал врагами. После этого Сталин «допускал» инкриминирующие факты и воспоминания в свое сознание, но уже как факты и воспоминания, связанные с другими людьми. Аналогичным образом чувства, которые оказывались слишком болезненными, если сознательно воспринимать их применительно к самому себе, были вполне приемлемыми, если речь шла о врагах «где-то там». Сталин мог переживать свою собственную вину как их вину, стремление осудить самого себя как стремление осудить их и обвинения в собственный адрес как обвинения против них. Кроме того, чувства, «пропущенные» таким образом в сознание, могли дать повод для практических действий. Сталин получал возможность разоблачать виновных и наказывать обвиняемых.

И наконец, механизм проекции давал Сталину возможность воспринимать в высшей степени недопустимые для собственного сознания чувства как чувства своего врага, направленные против него. Судя по всему, именно таким образом ему удалось справиться с неосознанной ненавистью и презрением к самому себе, вызванными тем, что он не мог соответствовать собственным критериям идеала. Одним из доказательств, подтверждающих это, является то, что в соответствии с образом злодея-врага враги всегда люто ненавидели Сталина. Конечно, и в реальной жизни были большевики, которые сильно недолюбливали его, а порой и ненавидели. И вместе с тем та животная, бурлящая ярость против Сталина, которую он приписывал «врагам партии», была странным образом похожа на ту самую ненависть, которую испытывал он. Проецируя собственную ненависть к себе не только на врагов, но и отчасти на их ненависть к нему, Сталину,

он приобретал дополнительные основания для того, чтобы платить им тем же чувством. Теперь он мог перейти в наступление на них, будучи убежденным, что действует в пределах самообороны. Теперь ему было легче обрушивать на других людей свою самоубийственную ярость.

«Мы окружены врагами, — это ясно всем, — заявил Сталин, выступая на партийном съезде в 1923 г. — Волки империализма, нас окружающие, не дремлют. Нет того момента, когда бы наши враги не старались захватить какую-нибудь щелочку, в которую можно было бы пролезть и повредить нам»⁵⁶. Но эта оценка Сталина относилась не только к внешнему миру, т. е. миру за пределами советских границ. Он и в самой России, и даже в партии, чувствовал себя как в осажденной крепости. Неосознанные потребности и побуждения заставляли его видеть в своем партийном окружении ненавидящих его врагов, которые притворялись верными большевиками, а на самом деле терпеливо выжидали, когда им предоставится возможность нанести удар по делу строительства коммунизма и по Сталину как лидеру. Там, где таких врагов было слишком мало, их требовалось создать в большем количестве. И Сталин создавал их.

Примечания

¹Сталин И.В. Соч, Т. 12. С, 1-2.

²ТроцкийЛ.Д. Моя жизнь. Опыт автобиографии, Т. 2. Берлин, 1930, С. 183-184.

³Тго1$ку /..ТЬеКеуо1ийоп ВейауеД. №У,, 1945. Р. 277

⁴ Выступая на заседании ЦК 23 октября 1927 г. после того, как было внесено предложение об исключении его из партии, Троцкий сказал: «Грубость и нелояльность, о которых писал Ленин, больше не являются просго чертами характера. Они стали характером правящей фракции...» (ТЪе Кеа1 ЫгиаПоп ш Ки531а. И.У., 1928. Р. 7).

⁵Аллилуева С. Двадцать писем к другу. Нью-Йорк: «Харпер энд Роу», С, 28.

⁶Тго1зку I. Му Ше. 14.У, 1930. Р. 450. По всей видимости, Троцкий был согласен со второй частью этой оценки, ибо здесь же (С. 477) он упоминает «огромную и завистливую амбициозность» Сталина. В другой книге он отмечает, что главными движущими силами Сталина, помимо его любви к власти, были «амбициозность, зависть — активная, не дремлющая зависть ко всем, кто был более одарен, могуществен, занимал более высокое положение, чем он». Далее, «он неустанно интриговал, используя людей и обстоятельства, стремясь оттолкнуть, осудить, очернить, уменьшить роль любого, кто так или иначе превосходил его или препятствовал осуществлению его амбиций» (Тго&к)’ 2. 5Ыт: Ап АрргакШ оГ (Ье Мап апй Шй 1пПиепсе. N.7., 1967. Р. 237, 336).

⁷ Борис Николаевский описывает пребывание Бухарина в Париже в: Ро-даег апД Йзе 5оу1е1 Е1Ие, №У., 1965. Р. 3-7.

^%ДанЛ. Бухарин о Сталине // «Новый журнал, 1964. №75. С, 181-182.

⁹Сталин И.В. Соч, Т. 8, С. 173—175-

¹⁰ТовстухаИ.П. Иосиф Виссарионович Сталин. Краткая биография, М,, 1927.

¹¹ Данная форма развития личности соответствует той, которая описана в кнНоте)' Кагеп. Иеигоыз

апсШишап СпуиТБ. N.7., 1950. См. в частности, гл. 1,4, 8. С. 197-212. 7»0-, “4. 'Л

¹²Сталин И.В. Соч. Т. 7. С. 375. — Курсив мой. «"ОГ-Гч.^У?N1

¹⁵ Там же. Т. 10. С. 175 (курсивмой). > !‘ 4

¹⁴МсИеа1 КоЬегС Н. 5(а1т’5 МСЪгкк Ап Аппоогеб ШЫю^гарБу. 51ап(огс1, 1971. Р. 129. Текст выступления, содержащий добавление к «политическому завещанию» Ленина, был опубликован в «Правде* 2 ноября 1927 г.

¹⁵АИйиеиа 5, Оп1у Опе Уеаг. МУ., 1969. Р. 379.

¹⁶Королев И. Г. Воспоминания о партийных съездах //«Вопросы истории». 1956. № 2. С. 12-13 (курсив мой). См. также: Аллилуева С. Двадцать писем к другу... С. 28. В этой книге упоминается о привычке Сталина говорить негромким, монотонным голосом.

¹⁷ Там же. С. 29,63,114. .

¹⁸ Там же. С. 97, 150. Светлана объясняет презрительное отношение отца к сыну тем, что по характеру они сильно отличались друг от друга: «Яшино спокойствие и мягкость раздражали отца, бывшего порывистым и быстрым даже в старости*. Нет сомнений в том, что неприязнь Сталина к сыну была вызвана многообразными и сложными чувствами.