Сталинский диптих
Шрифт:
А силен кабан! Сходил друг налево, называется! Хотя идти недалеко — на левый бок повернуться.
— А зачем ей на вас заявление писать? — с подозрением спросила мамаша, явно не веря Витьке.
— Да она оправдаться перед сестрой хотела! — быстро затараторил он. — Та милицию вызвала! Раз, говорит, ты не хотела, то значит — изнасилование. А те уже никого и не спрашивали…
Версия, конечно, мутная, но капитан, как и я, по опыту знал, что как раз такие путаные истории часто бывают правдивыми, а гладкие и логичные — насквозь выдуманными.
— Тихо, Артемьев! С вас уже показания взяли!
— Так чего его не отпускаете, всё же ясно как белый день?! Опросите вторую девушку, и всё, — предлагаю я под сопение Свиридовой-старшей.
— Она может соврать из-за неприязненных отношений с потерпевшей, — возразил капитан. — Они же реально подрались.
— Ну, Оксанка, ну, бестолочь! Вот я ей задам! Это же надо — в восемнадцать лет под мужика лечь! Да ещё и сестру ударила! — Свиридовой, наконец, уже всё стало ясно.
— Ой, ну вот не надо тут морали читать. Вы вообще её в семнадцать родили! — сорвалось у меня с языка.
Что? Да слышал я анкетные данные мадам, когда капитан их записывал. Свиридовой-старшей сейчас тридцать пять лет, а значит, родила она в семнадцать!
Глава 10
Хрясь! По моему, уже пустому стулу, ударила сумочка нервной Свиридовой.
Я не майор и, конечно, уклонился, да и приглядывал я за дамочкой, ожидая от неё подобных действий.
— А ну хватит! В камеру захотела? — рявкнул капитан.
— Распишитесь тут и тут! — не терпящим возражений тоном добавляет капитан, протягивая нам листки бумаги.
Я, одним глазом слежу за мамашей, другим читаю о том, что я там сообщил властям. Вроде всё верно. Подписываю.
— Ну! Когда парня отпустишь? — уставился я на следователя. — Дело закрывать надо.
— Решение о возбуждении дела в течение десяти дней принимается. Дела пока нет, — сухо ответил капитан, тоже с опаской посматривая на сумочку мамаши. Орудует она ей мастерски, хорошо хоть сумка небольших размеров.
— А должно быть уже дело! Оклеветали гордость советского спорта! Призёра Олимпийских игр! Я ведь и до Бакатина дойду! Прямо сегодня этим займусь.
— Ха, — хором не поверили мне Свиридова и Захаров.
А вот Витька поверил.
— Ну, наконец-то, допетрил! Я тебе моргаю, моргаю… Намеков вообще не понимаешь! — не выдержал Артемьев и, прекратив дурные пантомимы, высказался прямо: —
Ты же с ним встречался, да и в депутаты пошёл по его просьбе… Пусть прошерстит тут всех! И эту заразу Оксанку…
— Как ты мне намекал-то? Морды корчил? — возмутился я.
— Так, ты здесь! — в кабинет ворвался давешний майор.
— Кто, я? А где мне ещё быть? — удивился Захаров и тут же поправился: — Так точно, тащ майор. Закончил опрос свидетелей!
— Да не ты, а Анатолий Валерьевич! — сморщился майор. — Вы, Анатолий, подождите нас с вашим товарищем в коридоре, мне с родительницей
В полном обалдении выходим с Витькой из кабинета. Летёха и моя новая малолетняя подружка устроились на скамейке вдоль стены. Яблока уже нет. Звонить Бакатину я пока не собираюсь и думаю, майор заскочил в кабинет с моим именем-отчеством не просто так. Наверняка уже узнал о моих связях и сейчас решает мою, а точнее Витькину проблему.
— Дядя! Дядя! — громко шепчет мне ребёнок. — Вон туда пират зашёл! Я видела!
— Да это может и не пират вовсе, а просто похожий.
Мне не терпится расспросить Витьку, но мешают лишние уши лейтенанта, поэтому общаюсь с девочкой.
— Он же сказал, что он директор музея, как тот пират, — засомневался ребенок.
— А, тогда надо посмотреть на него! — поменял своё мнение я, услышав как за дверью кабинета, где якобы находился пират, вдруг раздался шум падения чего-то тяжелого и яростный вскрик.
Бьют там его, что ли? Без стука открываю дверь в кабинет с номером двадцать шесть. Картина в комнате меня озадачила. Ну, во-первых, теперь точно ясно, что дядя — никакой не космический пират, а реальный сотрудник, а может, и директор, музея. Все подозрения с синюшного сняты! А во-вторых, в кабинете, очевидно, ещё одного следователя, лежат какие-то археологические находки. Ну, так мне показалось на первый взгляд. Не может же быть новоделом, например, этот рогатый помятый шлем. Уж очень он неказист с виду. Кто вообще купит такую рухлядь? Не говоря уж про холодняк, какового в комнате было в изобилии. Мечи, кинжалы, ножи… и всё старинное. Но без дорогостоящих выкрутасов — никакой тебе позолоты или драгоценных камней, да и особых изысков на оружии, в виде там украшений, чеканки и прочего, тоже нет.
— Что же вы так неаккуратно?! — выговаривал милиционеру в чине старлея недавний подозреваемый в пиратстве. — Этим мечам… да они эпохи викингов! Чудо, что вы нашли их! Это же международный скандал был бы! Норвежский музей вооруженных сил доверил их нам, а мы сначала допустили кражу, а затем, найдя, роняем ценные экспонаты, возможно, допуская повреждения!
— Да они же старые, могут и сами сломаться, — ворчит милиционер, собирая оружие с пола.
Оказывается, сломался столик под тяжестью железа, а крик… это был крик души музейного работника.
— Эти ценные экспонаты, возможно, в единственном числе существуют!
— Вряд ли! В Норвегии несколько тысяч мечей эпохи викингов по музеям раскиданы, — подал голос я, решив поумничать.
— Господи, да вы откуда знаете?! Вы кто, археолог? — заметил меня дядя.
— Информация от главнокомандующего норвежской армии лично, — сознался я, разглядывая богатство.
Чудо, что меня отсюда пока не выперли. Мент просто занят исправлением случившегося конфуза.
— Советское правительство господину Нильсу Улафу второму лично давало гарантии! — не унимался служитель музея.