Сталинский диптих
Шрифт:
— Витёк, выручай! На сборах в Питере одного человека не хватает! Норгов всего двое и Эльза, а она не спортсмен… Из наших будет один мастер спорта всего и два каких-то древних тренера. Короче, предлагаю тебе на пару недель…
— Да! Я согласен! — выпалил мой друг, едва поняв, что я ему предлагаю две недели провести в обществе Эльзы.
— Ты погоди, — недовольно морщусь я, — Не перебивай! Я про деньги хотел сказать…
— Да в жопу деньги! Сколько надо? У меня тыщ пять на книжке лежит…
— Ты идиот? Тебе заплатят! Но только двести
— Мне ещё и заплатят? — тупит парень.
Да, похоже, влюбленность начисто отключила у друга мозг!
Идём в его хоромы.
— Эльза, тебе очень повезло! Наша федерация бокса решила усилить спортивную составляющую сборов, поэтому на следующей неделе к вам присоединится призёр Олимпийских игр!
— А-а-а… — тянет Эльза, похоже, не до конца понимая, в чём, собственно, заключается её счастье. Витёк, заметив такую реакцию, даже погрустнел на глазах.
— Конечно, в случае если ты, как представитель норвежской федерации, будешь не против, то Виктор поедет с вами. Заодно поможет с бытом.
— Да это просто отлично! — взрывается Эльза и уже осматривает моего друга как-то по-новому — по-хозяйски, что ли, с прицелом на совместные две недели в столице Революции.
Я пытаюсь уехать, но меня не отпускают родители, которым очень охота пообщаться с девушкой, а я тут, так сказать, переводчик. В процессе беседы выясняется, что Эльза попала в состав делегации не случайно: её отец — участник Олимпийских игр! Правда, он проиграл нокаутом в первом же бою, в семьдесят втором. И, что особенно пикантно, побил его русский!
Еду в гостиницу с молодыми. Они меня по пути подкинут, а потом уже катят в своё светлое будущее: то ли в кино, то ли в парк, то ли сразу в ЗАГС. Кто их разберет? Я особо не прислушивался.
А то, что Артемьевым норвежка понравилась, видно было даже слепому. Мама лично наряжала сына в новенький костюм, мечась по квартире в поисках то чистых носков, то какого-то «особого» платочка в карман пиджака. А батя… Батя подошёл без слов и с видом заговорщика что-то быстро сунул Витьке в карман брюк. Деньги или презервативы? Возможно, и то и другое.
У гостиницы прощаемся. Эльза даже вылезла из машины для дружеского рукопожатия, но, скорее всего, для того, чтобы пересесть на заднее сиденье поближе к Витьке. И надо же — этот момент застаёт Леночка Минтубаева, возвращающаяся в гостиницу. Вид у Лены был скучающий, но, заметив нас, она встрепенулась и подобралась.
— А ты шустрый парень! — язвительно бросила прокурорша, как только машина отъехала. — Она и есть изнасилованная? Ничё так. Модно одета.
— Лен, это представитель норвежской делегации. Детей привозим на сборы… Вот, работаем в выходной, как и полагается. А изнасилования никакого не было, кстати, если что, — миролюбивым тоном поясняю я. — Ты как насчет пообедать?
— Обедала уже, да и время к ужину, — буркнула Лена и, не прощаясь, направилась ко входу в гостиницу. Видно, место в её сердечке я окончательно потерял.
После раннего ужина или позднего
— Ты чего не пришёл на митинг?! — с наезда начал Илюха.
— Не мог. Был в милиции, потом поехал в посольство — речь толкал про борьбу с пьянством и нашу антиалкогольную кампанию. Потом встречался с представителем норвежской федерации бокса… Мы ведь на следующей неделе принимаем в Ленинграде детишек-боксёров из этой страны. Надо было всё проверить, — по-честному отчитался я перед парнями. — А что, там было что-то интересное?
— «Интересное»— не то слово, — хохотнул Генка. — Пришлось помахаться!
— По вам и не скажешь, — насторожился я.
— Пошли мы, значит, толпой… С нашего Союза сразу собралось человек десять, да потом ещё столько же подтянулись, — подхватывает Илюха. — А там в Лужниках… народу — чуть ли не полные трибуны! Милиция тоже была, но видно, что пацаны на нервах, дёрганые какие-то. Генка ещё друга, стоящего в оцеплении, встретил, — начал рассказывать Илья.
— Ну как «друга»? Просто хорошего знакомого. Наш афганец, но в Союзе не числится, — поправил товарища Генка.
— Так вот! Стоим, значит, не трогаем никого, а тут одна дама — такая вся интеллигентная, в пальтишке, голосочек звонкий — и в лоб нам: «Что, десантнички, опять людей лопатами рубить будете?» — продолжил Илья. — А Санька Линёв, ты его, наверное, не знаешь, её спокойно так за шиворот взял — и тряхнул. Говорит: мол, лопаты нет, но и без неё, если чё, отоварить могу любого. Ну и пошло-поехало! Дамочка визжит, народ к нам подступает… В общем, мы сразу оказались среди недоброжелателей.
— Дальше, — помолчав, прошу я, так как Илья, видно, сбился, а Генка ораторскими талантами никогда и не блистал.
— Дальше больше! Нас к трибунам не пустили! Нет, пройти можно было, но это надо людей расталкивать. Короче, на трибуну выходит какой-то хрен, целый академик… как его… в «Двенадцати мгновениях» играл…
— Тихонов! — подсказываю.
Во! И говорит: — «Кто тут из Пролетарского округа?» В общем, попросил избирателей Пролетарского округа разобраться, от кого получил депутатский мандат Самсонов — директор Первого часового завода, и призвал бойкотировать продукцию этого завода.
— А чем он ему не угодил? — удивился я.
— Избрали его как-то неправильно, — замялся Илья.
— Ну, так подали бы жалобу в ЦИК и не морочили людям головы, — фыркаю я. — Но не важно… дальше — что за драка-то была у вас?
— Критиковал Сахарова, Станкевича какого-то! Тот ещё в США ездил, как промышленник… — словно не услышал меня Илья.
— Чёрт с этими Самсоновым и Тихоновым! По делу говори! — не выдержал я.
Глава 14
— По делу… В общем, к трибуне нас не пустили. Но мы развернули плакат, который у нас с собой был… — продолжал напускать туману Илья.