Сталинский диптих

Геллер Леонид Михайлович

— Петручо нарисовал, он же художник, — вставляет Генка крайне важную информацию. — Получилось отлично!

— А он ещё здоровый такой… В смысле — плакат, — поддержал друга Илюха.

Стоически закатываю глаза, пережидая это словоблудие.

— Некоторым из присутствующих не понравилась надпись на нем. Они стали толкаться… А Петручо — он же контуженный — психанул и дал в рыло этому армянину!

— Почему армянину? — ничего не понимаю я.

— Ну, так мы же против них плакат нарисовали! — поясняет Илья, недоуменно глянув на меня… мол, ты чего

тупишь, бро?!

— На плакате что было написано? — интересуюсь я.

— «Верните два мандата Ленинграду!» и «Карабаху — нет!» А… забыл тебе сказать, — спохватывается Илья.

— Какие два мандата? И почему Карабаху «нет»? — с бесконечным терпением в голосе продолжаю допрос.

— Ты чё, не знаешь?! Карабаху мест в Верховном Совете не досталось, уж не знаю почему… Так, Ленинград им отдал два своих! А это не собственность делегации! Им избиратели доверили! У Петручо — мужик ленинградский, и тоже депутат! Его, например, могли в Верховный Совет выдвинуть… Но, вишь, место отобрали и отдали… армянам… ну, или Азербайджанской ССР, раз Карабах в её составе, — вслух размышляет Илюха.

М-да… я, признаться, этот момент упустил. Но в целом с ребятами согласен — с какого перепугу отдали-то? Правда, это не повод руки распускать…

Боясь услышать об ещё каких-нибудь противоправных действиях «афганцев», осторожно уточняю:

— И всё?

Илюха качает головой:

— Нет! Потом дали слово этому… фамилия смешная, от МГК дядя… Как его, Ген?

— Карабас-барабас, — буркнул тот.

— Во! Карабасову! Ну, дядя, значит, выступать начал: «Надо соблюдать законы, надо уважать друг друга, нельзя делить людей по национальности…».

— Нормальные вещи говорил, — одобряю я.

— Да-да, но его же никто не слушал! — смеётся Илюха. — Короче, толкового он ничего сказать не смог, а потом на него просто попёрли с криками и со свистом! Так, он к нам пробился, мы его и вывели из толпы. Дали, конечно, по башке самым бОрзым. Одному лицо разбили… Нашему тоже досталось.

Сижу и прихожу к выводу, что моя идея вытащить парней на митинг была… ну, скажем так, не самой блестящей. Оно и ожидаемо! Кто на такие митинги собирается? Только недовольные. А если милиция не вмешивается, то агрессивных там будет всё больше и больше. Если даже Карабасову — секретарю МГК — не дали высказаться, то это уже показательно. Кто тогда, интересно, там контролирует ситуацию? На листовке к митингу значился какой-то «Мемориал»… Надо будет обсудить с Власовым.

— Короче, мордобой устроили, — вздохнув, подвожу я итог.

— Крови — минимум! — поспешно вставляет Илья.

— О, ну раз минимум, тогда, конечно, нормально, — киваю я.

Недолюбко кривится, но продолжает:

— Потом милиция к нам прицепилась, и мы приняли решение уйти…

— Грамотная стратегия, — саркастически замечаю я.

— Но несколько человек от нас отбилось…

— Потеряли в бою?

Илья делает вид, что не слышит мой стёб.

— А на выходе парни опять зацепились с кем-то. Короче, повязали и тех, и этих. Пришлось нам

с Генкой в отделение ехать, выручать ребят. Хорошо, что они трезвые были, а то бы не отпустили… Так что, не ты один в отделении милиции побывал!

По-моему, он даже хвастается. Спасатели хреновы…

— Я чё думаю, — увлечённо продолжает развивать свою мысль Илюха. — Надо на следующий митинг…

Чего надо на следующий митинг, я так и не узнал. Раздался глухой стук в дверь. Встаю и иду открывать.

Епть! Шенин в гости пожаловал! И не один, а с нашим Вепревым.

Радушно приглашаю в свой тесноватый уже от такого количества людей номер.

— Да на минуту заскочили, были тут рядом… А вы что, ребята, такие взъерошенные? — оглядывает парней наш первый.

Генку он видел раньше, а уж про Илью знает почти всё: и чей тот родственник, и чей друг. Парни, ни капли не смущаясь столь важных гостей, с азартом перебивая друг друга, начинают рассказывать про события в Лужниках.

— Зря, Толь, вы туда сунулись. Вот, например, на Пушкинской было поменьше народу. Собственно, там ничего проводить нельзя, но «сам» дал команду — не гонять людей во время митинга. Так что сейчас там тоже уже который день собираются недовольные. Если и хотите выступить, то лучше — на Пушкинскую, — резюмировал Шенин.

— Учтем. А у вас дело какое-то ко мне? — перехожу я к главному.

— Да, Толя, просьба имеется. Мы ведь допоздна сидим на Съезде, и выходной у нас один… Аркадий, давай ты озвучь.

Молчавший до этого Вепрев встрепенулся.

— В апреле я ездил в США, в сенате побывал. Я там, не впервые, конечно: ещё в семьдесят восьмом закупил для своего хозяйства семя Голштино-Фризов. В результате за десять лет серьёзно улучшились надои — с четырёх с половиной до восьми тонн в год! Причём коровки наши не чёрно-белые, а красно-белые в окраске…

— принялся дядя морочить мозг на манер моих приятелей-афганцев…

Я в сельском хозяйстве разбираюсь… примерно как в балете. Хотя в балете я хотя бы могу отличить у балерин кривые ноги от стройных. Однако слушаю.

— Так вот… Для улучшения породы Фризов во всём мире и, в частности, в США используют норвежскую красную… — Вепрев выразительно смотрит на меня.

Я понимающе киваю головой — мол, все мы это, конечно, знаем, кто же не следит за судьбой Фризов?

— А ты, Анатолий, я знаю в Норвегии был. И тебя там уважают. В совете состоишь, ну этом… по экологии.

— Бычка попросить на развод хотите? — наконец, до меня доходит.

— Что ты! — замахал руками Вепрев. Как его везти-то?! Нам бы семя этой породы. Но чтоб качественное. А то могут подсунуть чёрт-те чё.

— Аркадий Филимонович! Да, конечно! — соглашаюсь я, в голове уже прокручивая разговор с Мартой. Интересно, как вообще это подать? «Привет, Марта, ты мне тут помоги — нужен качественный бычий материал. Желательно с документами.»

Ладно, разберемся!

— А вы в курсе, что вас, Аркадий Филимонович, скоро поздравлять будут? — меняю я тему разговора.