Стальной кулак
Шрифт:
Когда они ушли, я еще долго сидел над планом. Все должно быть идеально. Каждая деталь. Ипатьев — ученый старой школы, он оценит тщательность подготовки.
Глава 21
Новый план
Следующие три дня прошли в напряженной работе. Для лаборатории я выбрал помещение в старом корпусе бывшей Михайловской артиллерийской академии. Дореволюционное здание с толстыми стенами, высокими потолками и надежными перекрытиями, способными
— Осторожнее! — Величковский лично руководил разгрузкой «старушки» Ипатьева. — Это оборудование делали в Германии до войны, таких приборов больше нет.
Массивная установка, похожая на помесь броневой башни с перегонным кубом, медленно плыла на талях. Медь и сталь тускло поблескивали в свете ламп.
Мышкин организовал бригаду военных механиков для расконсервации. Они работали круглые сутки, бережно очищая каждую деталь. Величковский не отходил от них ни на шаг, проверяя каждое движение.
— Вот здесь, — он указывал на хитросплетение трубок, — особая система охлаждения. Владимир Николаевич сам ее разработал для опытов с катализом при высоких температурах.
Параллельно шел монтаж нового оборудования. Я специально заказал через военных последние образцы американских установок, чтобы Ипатьев мог сравнить возможности.
— Леонид Иванович! — окликнул меня Величковский. — Взгляните, мы нашли его записную книжку. Она была спрятана в корпусе установки.
Я осторожно взял потертый кожаный блокнот. Убористый почерк Ипатьева, формулы, схемы, какие-то пометки на полях…
— Оставьте на его рабочем столе, — распорядился я. — Пусть все будет как пятнадцать лет назад.
К вечеру третьего дня лаборатория была готова. У окна рабочий стол красного дерева, еще дореволюционный. На нем аккуратно разложенные журналы наблюдений в сафьяновых переплетах. В углу огромный шкаф с химической посудой и реактивами.
Я прошелся по помещению, проверяя каждую мелочь. Величковский колдовал над манометром «Шеффера и Буденберга», протирая стекло мягкой замшей.
— Как думаете, Николай Александрович, сработает?
Профессор поправил пенсне:
— Должно сработать. Владимир Николаевич прежде всего ученый. А здесь… — он обвел рукой лабораторию, — здесь все дышит настоящей наукой. Не показухой, не бюрократией, а именно исследовательской работой.
Ну и прекрасно. Значит, можно работать.
Мышкин докладывал, что Ипатьев сейчас в Москве. Остановился у своего ученика Разуваева на Пятницкой.
— Отлично, — я посмотрел на часы. — Николай Александрович, завтра в шесть утра прошу встретить его у подъезда и привезти сюда. Все должно выглядеть как случайная встреча старых коллег.
Уходя из лаборатории, я еще раз окинул взглядом помещение. Все готово для решающей
В шесть утра я уже был в лаборатории. За окном едва брезжил октябрьский рассвет. Старинные часы на стене мерно отсчитывали минуты.
Ровно в четверть седьмого послышались шаги в коридоре. Дверь открылась, и Величковский ввел двух человек.
Ипатьев выглядел именно так, как я его представлял по фотографиям. Высокий, прямой, с военной выправкой и проницательным взглядом. Академик был в безупречном темном костюме и накрахмаленной сорочке.
Его спутник являл собой полную противоположность. Растрепанные русые волосы, помятый твидовый пиджак и при этом изысканный шелковый шейный платок небесно-голубого цвета. Он рассеянно оглядывал лабораторию, будто просчитывая что-то в уме.
— Владимир Николаевич, — начал Величковский, — позвольте представить…
Но Ипатьев уже не слушал. Его взгляд остановился на установке в центре лаборатории. Академик медленно подошел к знакомому агрегату, провел рукой по отполированной меди манометра.
— Моя старушка… — произнес он тихо. — Как она здесь оказалась?
— Мы подумали, что ей здесь самое место, — ответил я. — В настоящей исследовательской лаборатории.
Ипатьев обернулся, внимательно посмотрел на меня:
— Молодой человек, вы хоть представляете, что можно делать на этой установке?
— Например, исследовать каталитический крекинг при высоких давлениях, — я подошел к столу, развернул схемы. — Нам крайне необходимы новые катализаторы для производства качественного топлива.
Спутник Ипатьева вдруг отмер, подошел к схемам:
— М-м-м… — протянул он, рассматривая чертежи. — Интересная концепция… Если использовать алюмосиликатные катализаторы… при температуре… — он замолчал, что-то подсчитывая в уме.
— Это Гавриил Лукич Островский, — представил его Ипатьев. — Мой ученик и, смею сказать, один из самых светлых умов в области катализа.
Островский, казалось, не слышал похвалы. Он уже сидел за столом, быстро покрывая лист бумаги формулами и расчетами.
— При оптимальном соотношении компонентов… — бормотал он. — И если добавить… Мне надо рисовать! Рисовать узоры!
Ипатьев улыбнулся:
— Когда Гавриил Лукич начинает рисовать, значит, он близок к решению.
Академик снова повернулся к установке, проверил клапаны, заглянул в журнал наблюдений.
— Вы все подготовили очень тщательно, — заметил он. — И я вижу рядом современное американское оборудование… Хотите сравнить результаты?
— Хотим создать нечто большее, Владимир Николаевич, — я разложил на столе полный план института. — Исследовательский центр мирового уровня. С лабораториями, опытным производством…