Стальной кулак
Шрифт:
Пока Головачев настраивал связь, я еще раз просмотрел записи. Нужно попросить Величковского помочь с Ипатьевым. А это требовало серьезных аргументов. Хоть старый профессор и сам предлагал знакомство с Ипатьевым.
В трубке раздались гудки, потом знакомый старческий голос:
— Слушаю вас.
— Николай Александрович, доброе утро. Краснов беспокоит. Нужно срочно встретиться. Дело государственной важности.
— Хм… — профессор помолчал. — Что-то срочное по металлургии?
— Нет, по нефтехимии. Помните
Снова пауза. Я почти видел, как Величковский теребит седую бородку, обдумывая ответ.
— Я приду через час. Я как раз собирался пить чай. Заодно и побеседуем.
— Отлично, жду вас через час.
Положив трубку, я начал собирать документы для встречи. Первым делом статьи об американских методах нефтепереработки. Потом результаты испытаний наших дизелей на существующем топливе. И наконец схема будущего нефтеперерабатывающего завода.
В дверь кабинета негромко постучали.
— Войдите, — отозвался я, поднимая голову от бумаг.
На пороге стоял Величковский. Седая бородка чуть подрагивала. Верный признак того, что профессор взволнован.
— Доброе утро, Леонид Иванович, — он прошел к креслу, попутно бросив взгляд на разложенные на столе журналы. — О, я смотрю, вы уже изучаете последние американские достижения в нефтепереработке?
— Да, Николай Александрович. После вашего письма об Ипатьеве…
Величковский покачал головой:
— Боюсь, с Владимиром Николаевичем будет непросто, — Величковский покачал головой. — В 1927 году у него были серьезные неприятности. ОГПУ подозревало его в связях с немецкой разведкой из-за частых поездок в Германию. Только вмешательство Серго Орджоникидзе тогда спасло положение. С тех пор он крайне осторожен в контактах.
Я нахмурился:
— Но ведь вы говорили, что он единственный, кто по-настоящему разбирается в катализе…
— Именно так, — Величковский достал из кармана сюртука потрепанный платок, протер стекла пенсне. — Его работы по каталитическим процессам — это целая эпоха в науке. Сейчас он консультирует «Universal Oil Products» в Чикаго. Американцы носят его на руках.
— И все же нам нужно попытаться привлечь его к проекту, — я подвинул профессору последние результаты испытаний дизелей. — Без качественного топлива вся программа под угрозой.
Величковский внимательно изучил графики.
— М-да… — пробормотал он. — Ситуация действительно серьезная. Знаете, — он поднял на меня взгляд, — есть одна возможность… Ипатьев всегда болезненно переживал, что его открытия не находят применения в России. Если показать ему реальный масштабный проект, где его идеи получат воплощение, может быть, он согласится.
— И где он сможет создать свою научную школу, — подхватил я. — Свою лабораторию.
— Именно! — Величковский оживился. — К тому же, у него здесь остались ученики. Например, молодой Разуваев — талантливейший
— А что если… — я начал быстро записывать в блокнот. — Что если предложить ему создать целый научно-исследовательский институт? С полным финансированием, современным оборудованием…
— И самое главное, с гарантиями безопасности, — веско добавил Величковский. — На самом высоком уровне.
Мы проговорили еще около часа, обсуждая детали предстоящей встречи с Ипатьевым. Когда профессор уходил, я заметил, что его походка стала более энергичной, как всегда, когда он увлекался интересной научной задачей.
А я остался размышлять над тем, как обеспечить те самые гарантии безопасности. Для этого нужно задействовать совсем другие связи…
Вечером того же дня я приехал в штаб РККА. В коридорах пустынно. Рабочий день закончился. Только в кабинете Смородина по-прежнему горел свет.
— А, Леонид Иванович! — комбриг поднялся из-за стола, протягивая руку. — Как раз собирался вам звонить. У нас тут интересная информация по нефтяному вопросу.
Я опустился в жесткое кресло для посетителей. На стене тикали массивные часы, напоминавшие корабельный хронометр.
— Петр Данилович, мне нужна ваша помощь, — я кратко обрисовал ситуацию с Ипатьевым. — Без его знаний мы не сможем наладить производство качественного топлива для танковых дизелей.
Смородин задумчиво побарабанил пальцами по столу. На его лице, обычно непроницаемом, промелькнуло какое-то выражение.
— Значит, академик Ипатьев… — он выдвинул ящик стола, достал папку в красной обложке. — Да, здесь есть кое-что интересное. ОГПУ им плотно интересовалось. Но у нас свой взгляд на этот вопрос.
— То есть?
— Видите ли, — Смородин понизил голос, — военная разведка давно следит за развитием нефтехимии в США. Особенно за работами «Universal Oil Products». И мы прекрасно понимаем ценность Ипатьева.
Он встал, прошелся по кабинету.
— Я поговорю с кем надо. Думаю, мы сможем обеспечить ему… скажем так, режим наибольшего благоприятствования. Под эгидой военного ведомства, конечно.
— А ОГПУ?
— С ними тоже решим вопрос, — Смородин усмехнулся. — У нас есть свои каналы влияния. Главное, чтобы сам академик согласился работать.
Я достал из портфеля записи по проекту:
— Вот здесь подробный план института нефтепереработки. Современное оборудование, лаборатории, опытное производство…
— Хорошо, — кивнул Смородин. — Я организую необходимые документы. Скажем, спецпропуск первой категории, дача на Николиной горе, личный автомобиль с шофером.
— И полная свобода научной работы, — добавил я.
— В разумных пределах, конечно, — комбриг многозначительно поднял бровь. — Но да, пусть занимается наукой. Нам нужны результаты.