Стальной кулак
Шрифт:
— И без бюрократического давления, — добавил Величковский. — Только чистая наука.
Ипатьев внимательно изучал документы.
— Что скажешь, Гавриил? — спросил он, не поднимая головы.
Островский оторвался от расчетов:
— Потенциал колоссальный… При правильном подходе… — он сделал длинную паузу. — Можно создать принципиально новые методы крекинга… — и снова вернулся к формулам.
Ипатьев выпрямился:
— Я не могу пока остаться здесь. Слишком много… сложностей. Но Гавриил
— При условии полной научной свободы, — неожиданно четко произнес Островский, перестав писать.
— Гарантирую, — твердо сказал я. — Более того, все необходимые документы уже подготовлены.
Ипатьев медленно обошел установку, проверяя каждый узел. Его лицо оставалось непроницаемым, но я заметил, как дрогнули пальцы, когда он коснулся старого манометра.
Островский тем временем склонился над схемами, машинально вычерчивая на полях какие-то сложные геометрические фигуры. Его карандаш двигался будто сам собой, создавая причудливый узор из переплетающихся линий.
— Владимир Николаевич, — негромко сказал Величковский, — вы же видите потенциал…
— Вижу, — так же тихо ответил Ипатьев. — И понимаю важность задачи. Но… — он помолчал. — В Америке спокойно. Можно работать без оглядки. А здесь…
— Здесь вы нужнее, — я подошел к столу. — Мы можем гарантировать полную свободу исследований. Более того, — я разложил новые документы, — готовы предоставить все необходимые условия для создания научной школы.
Островский вдруг поднял голову от бумаг:
— Интересно… — он указал на свой узор на полях. — Видите эту спираль? Она точно повторяет траекторию движения молекул при каталитическом крекинге. А если добавить вот эту линию… — он замолчал, погрузившись в расчеты.
Ипатьев посмотрел на ученика с теплотой:
— Гавриил Лукич всегда так — сначала рисует, потом объясняет. И ведь работает…
— Владимир Николаевич, — я решил зайти с другой стороны. — Вы же понимаете, что в Америке вас используют только как консультанта. Держат на почетной должности, но к реальным разработкам не подпускают.
Академик нахмурился:
— Откуда такая информация?
— Имеются источники, — уклончиво ответил я. — Но главное, что здесь вы сможете создать что-то действительно новое. Свою школу, свое направление.
— Нужно время, — вдруг произнес Островский, не отрываясь от чертежей. — Чтобы все просчитать. Оценить перспективы. — Его карандаш продолжал выводить сложные узоры.
— Сколько? — спросил я.
— Неделя, — ответил Ипатьев. — Через неделю мы дадим ответ. Нужно все тщательно обдумать.
— И проверить некоторые расчеты, — добавил Островский, заштриховывая очередную геометрическую фигуру.
— Хорошо, — согласился
Ипатьев еще раз обвел взглядом лабораторию:
— Знаете, молодой человек, вы хорошо подготовились. Очень хорошо… — он повернулся к выходу. — Идемте, Гавриил Лукич. Нам есть о чем подумать.
Уже в дверях Островский обернулся, посмотрел на стол с разложенными бумагами. Среди схем и формул причудливо переплетались его геометрические узоры.
— Любопытно… — пробормотал он. — Очень любопытно…
Когда они ушли, Величковский повернулся ко мне:
— Ну что ж, начало положено. Теперь главное, не спугнуть их.
— Согласен, — кивнул я. — Дадим им время. Пусть все обдумают. А мы пока…
— А мы пока подготовим еще несколько сюрпризов, — улыбнулся профессор. — У меня есть пара идей…
Я посмотрел на Величковского.
— Это какие же, просветите, пожалуйста?
Профессор задумчиво прошелся между столами, время от времени поправляя пенсне.
— Знаете, Леонид Иванович, — наконец произнес он, останавливаясь у установки, — я вспомнил одну историю… В 1915 году, когда немцы начали газовые атаки, именно Ипатьев создал первую установку для производства противогазов. Работал круглыми сутками. Спас тысячи солдатских жизней.
— К чему вы клоните?
— А к тому, — Величковский оживился, — что у него в той лаборатории была уникальная библиотека. Весь цвет немецкой химической науки. Габер, Фишер, Оствальд… С личными пометками Владимира Николаевича на полях. После революции книги куда-то исчезли.
Я подался вперед:
— И вы знаете, куда?
— Догадываюсь, — профессор хитро прищурился. — В запасниках Военно-химической академии есть один шкаф, опечатанный еще в двадцатом году. Я случайно видел опись.
— Мышкин или Рожков поможет получить доступ, — я сделал пометку в блокноте. — Что еще?
— Еще… — Величковский подошел к американской установке. — Видите этот катализатор? Это же модификация разработки самого Ипатьева! Американцы просто скопировали его довоенный патент, слегка изменив состав. А у меня сохранились оригинальные записи тех экспериментов.
— Отлично. Это может его задеть за живое.
— И последнее, — профессор понизил голос. — Помните его ученика Разуваева? Того самого, у которого они остановились? Так вот, я знаю, что Владимир Николаевич мечтает создать для него особую лабораторию. У парня блестящие идеи по металлоорганическому катализу, но нет условий для работы.
Я быстро записывал:
— Значит, так: первое — организуем появление его старых книг. Второе — подготовим анализ американского катализатора. Третье…