Старая столица
Шрифт:
— Зачем ты втолковываешь это нашей девочке? — недовольно сказала Сигэ.
— Знаю, знаю! Тиэко никогда не кривит душой…
Тиэко молча поглядела в сад, потом с грустью в голосе прошептала:
— Сила какая таится в этом клене… Увы, у Тиэко ее не больше, чем в фиалках, приютившихся на его стволе… Ой, глядите, а фиалки уже отцвели.
— И правда, — воскликнула Сигэ. — Но ведь будущей весной они опять расцветут…
Тиэко чуть-чуть опустила глаза, и ее взгляд остановился на христианском фонаре. При свете, падавшем из комнаты, старый фонарь со святым
— Матушка, скажите правду: где я родилась?
Сигэ и Такитиро переглянулись.
— Под цветущими вишнями в Гионе, — решительно ответил Такитиро.
Родилась в Гионе под цветущими вишнями… Похоже на Лучезарную деву Кагуяхимэ из «Повести о старике Такэтори» [30] , которую нашли в коленце бамбука.
Значит, подобно Кагуя-химэ, следует, наверное, ожидать посланца с луны, подумала в шутку Тиэко, но промолчала.
Подкинули ее или похитили — все равно Сигэ и Такитиро не знали, где она родилась. Не знали они, наверное, и ее настоящих родителей.
30
«Повесть о старике Такэтори» — повесть безымянного автора начала X в. В основе ее — старинная сказка о лунной деве, сосланной за какую-то провинность на землю к людям и полюбившей смертного человека (Повесть о прекрасной Отикубо. Старинные японские повести. М., Художественная литература, 1988).
Тиэко раскаивалась: зачем она затеяла столь неуместный разговор, но ей казалось, что не следует сейчас просить за это прощения у Такитиро и Сигэ. Отчего же она так внезапно спросила о себе? Она и сама не знала. Может, вспомнила девушку из деревни на Северной горе, на которую она, по словам Масако, так похожа…
Тиэко не знала, куда девать глаза, и уставилась на вершину старого клена. Ночное небо слабо светилось — то ли луна взошла, то ли где-то происходило большое гулянье.
— Небо как в летнюю пору… — сказала Сигэ, глядя поверх клена. — Запомни, Тиэко, ты родилась здесь. Пусть не я тебя родила, но на свет появилась ты в этом доме.
— Да, да! — согласно кивнула Тиэко.
В храме Киёмидзу она сказала правду Синъити: ее не похитили в парке Маруяма под цветущими вишнями, а подкинули у входа в лавку Такитиро. Он и подобрал ее там.
С тех пор минуло двадцать лет. Такитиро тогда было за тридцать, и он не отказывал себе в развлечениях. Поэтому Сигэ не сразу поверила его объяснению, когда он появился с младенцем на руках.
«Не пытайся изворачиваться… Ясно, как белый день: это от одной из твоих знакомых гейш».
«Несусветная чушь! — Такитиро даже побагровел от возмущения. — Лучше погляди, во что закутана девочка. Ну как? Ты и теперь будешь настаивать, что это ребенок от гейши?» Он протянул младенца жене. Сигэ взяла девочку на руки и прижалась щекой к ее холодному личику.
«Что нам с ней делать?» — спросила она.
«Пойдем в дом, там все спокойно обсудим. Чего стоишь
«Она совсем еще малютка, должно быть, всего несколько дней, как родилась».
Отец и мать девочки были неизвестны, и записать ее как приемную дочь Такитиро не имел права — на то требовалось согласие родителей. Тогда он зарегистрировал ее в книге посемейных записей как наследницу супругов Сада. Девочку назвали Тиэко.
В народе говорят: если в семье усыновляют ребенка, обязательно появится на свет и свой собственный. Но у Сигэ так не получилось, и супруги Сада посвятили себя воспитанию единственной дочери. Прошло много лет, и их все меньше заботило, кто настоящие родители, подкинувшие девочку. Они даже не знали, живы ли те.
В тот раз уборка после ужина много времени не потребовала, и Тиэко быстро справилась с ней одна: собрала листья бамбука, в которые были завернуты рисовые колобки с рыбой, и вымыла чашки из-под супа.
Потом она поднялась на второй этаж в свою спальню и стала разглядывать альбомы с репродукциями Пауля Клее и Шагала, которые отец брал с собой в Сагу. Незаметно она задремала, но вскоре проснулась от собственного крика.
— Тиэко, Тиэко! Что с тобой? — донеслось из соседней комнаты. Тиэко еще не успела ответить, как раздвинулись фусума и вошла Сигэ. — Наверное, плохой сон приснился — ты так кричала. — Сигэ присела на постель Тиэко и включила ночник у изголовья.
Тиэко привстала — еще во власти ночного кошмара.
— Ой, да ты вся в поту. — Сигэ взяла с туалетного столика марлевое полотенце, вытерла ей лоб, потом грудь. Девушка не противилась. До чего же хороша эта юная белая грудь, подумала Сигэ.
— Вытри под мышками, — сказала она, протягивая полотенце.
— Спасибо вам, матушка.
— Страшный был сон?
— Ага. Мне приснилось, будто я падаю с высоты, медленно лечу вниз сквозь зловещий зеленый сумрак, а дна все нет.
— Такие кошмары бывают у многих: падаешь, падаешь без конца в бездонную пропасть. Как бы ты не простудилась, Тиэко. Может, сменишь ночное кимоно?
Тиэко кивнула. Она еще не вполне очнулась и с трудом стояла на непослушных ногах.
— Не надо, не надо, я сама принесу.
Тиэко, немного стесняясь матери, быстро сменила спальное кимоно и начала складывать снятое.
— Оставь, все равно его надо выстирать. — Сигэ взяла у нее из рук кимоно и кинула на стоявшую в углу вешалку. Потом снова присела у изголовья.
— Нет ли у тебя жара? — Сигэ пощупала лоб Тиэко. Лоб был холодный. — Наверно, ты просто устала от поездки в деревню.
— …
— У тебя нездоровый вид. Пожалуй, принесу свою постель и лягу рядом.
— Спасибо, матушка, не беспокойтесь. Мне уже хорошо, идите отдыхать.
— Что-то не верится. — Сигэ отогнула одеяло и прилегла на край постели. Тиэко подвинулась, давая ей место. — Ты уже совсем взрослая, даже неловко спать с тобой в одной постели. Наверно, не усну.
Но Сигэ заснула первая. Тиэко выпростала руку из-под одеяла и осторожно, чтобы не разбудить мать, погасила свет. Ей не спалось.