Старлинг Хаус
Шрифт:
— Они созданы для того, чтобы помочь таким студентам, как Джаспер, догнать своих сверстников.
— О, нет, у него отличные оценки.
— Я уверена, что это так! Ведь в Стоунвуд принимают только лучших. — Но она продолжает говорить, обводя вокруг пальца и намекая. Она упоминает о культурном шоке, о его происхождении и о том, как усердно они работают над тем, чтобы удержать в школе недопредставленные слои населения.
Я представляю себе тех мальчиков на лодке и перенасыщенное голубое
В конце концов мне удается, сквозь внезапно сжавшееся горло, произнести:
— Спасибо, мы это рассмотрим.
Я просматриваю свои пропущенные сообщения, включая шесть или семь от Бев, которая спрашивает, разговаривала ли я в последнее время с Шарлоттой, и сообщает, что гости в 9-й комнате оставили половину пиццы, если я хочу. Я не отвечаю.
Я блокирую номер Элизабет Бейн, не отвечая на ее последнее сообщение. Я стараюсь быстро пройтись по парковке мотеля. Я никогда не вижу ее, но иногда чувствую острый взгляд на затылке.
Я колеблюсь, прежде чем нажать кнопку Heathcliff, и в моей груди замирает надежда, или ненависть, или, может быть, просто голод, но его последнее сообщение было написано несколько недель назад. Спокойной ночи, Опал. Интересно, сидит ли он в этом большом пустом доме, ожидая туманной ночи? Интересно, спит ли он вообще? Интересно, увижу ли я его когда-нибудь снова.
Я иду на работу длинным путем. По крайней мере, уже не холодно: к концу мая воздух обдает затылок, а солнце приземляется как пощечина.
Я прохожу мимо белых крон жимолости и не задумываюсь, цветут ли они в Старлинг Хаусе. Я пинаю одуванчики на обочине дороги и не вижу фигур животных в бледных облаках семян. Я ем свой рамен с курицей пиканте в комнате отдыха и не помню теплого запаха супа, кипящего в чугунной кастрюле. Когда я вижу скворцов, я не пытаюсь разглядеть их фигуры в небе.
Только от снов я не могу избавиться, как от пятен, которые остаются даже после того, как отступают паводковые воды. Мои ночи полны темных коридоров и извилистых лестниц, комнат, которые я помню, а другие — нет. Иногда коридоры превращаются в пещеры, и я слишком поздно понимаю, что забрела в Подземелье, что туман сворачивается в шипы и черепа. Иногда дом остается просто домом, и я часами провожу пальцами по обоям в поисках того, кого никак не могу найти.
В любом случае я просыпаюсь с его именем во рту.
— Тебе бы выпить что-нибудь, — однажды утром Джаспер говорит. — Чтобы уснуть. — Его глаза внимательно смотрят на коробку с хлопьями.
— Да, может, и выпью. — Может, и выпью, если хочу, чтобы сны прекратились.
Моя жизнь и так стала намного тусклее без Старлинг Хауса. Я чувствую себя одной из тех девиц, которых украли феи, и, мигнув глазу, обнаружила, что ее шелковое платье состоит из паутины, а корона — всего лишь солома. Или, может быть, как один из Певенси105, обычный ребенок, который когда-то был королем. Интересно, угаснет ли это чувство? Если память об одном-единственном сезоне будет погребена под грузом обычных лет, пока не станет просто историей,
На следующий день я покупаю на заправке бутылку Benadryl106. Он стоит у меня на подоконнике, нераспечатанный.
ДВАДЦАТЬ
Последняя неделя мая настолько жаркая, что мини-холодильник потеет, а подошвы моих ботинок прилипают к асфальту. Мы с Джаспером принимаем холодный душ перед сном и просыпаемся с коркой соли на воротниках рубашек. Доходит до того, что Джаспер грозится уйти жить к Логану, и я тащусь в кабинет, впервые с тех пор как захлопнула дверь перед ее носом.
Бев обмякла в кресле, коробчатый вентилятор направлен прямо ей в лицо, а ко лбу прижата холодная содовая. В ложбинке у ее горла собралась небольшая лужица пота.
— Так, так, так. Если это не Маленькая Мисс Холодное Плечо.
— Ты должна включить кондиционер, Бев. Это вопрос прав человека.
Бев утверждает, что я драматизирую, и, кроме того, ее дедушка не включал кондиционер до июня, и она тоже не будет.
— Твой дедушка не дожил до глобального потепления.
— Нет, благодаря Грейвли. — Между нами пробегает холодок. Если прищуриться, то можно увидеть, как в воздухе искрится иней. Бев ворчит: — Пришла почта.
Она бросает мне перевязанный резинкой рулон почты, и я поворачиваюсь на пятках, пролистывая объявления о страховании жизни и угрозы от сборщиков долгов. Там есть конверт кремового цвета, надписанный от руки чернилами, от которых у меня на короткое время останавливается дыхание, но это не его почерк. Он размашистый и женственный, а на обратной стороне стоит тисненая печать с надписью «Стоунвудская Академия» по краю.
Я в спешке разрываю его — неужели мой последний платеж затерялся на почте? Неужели Элизабет Бейн провернула что-то грязное, — но это всего лишь открытка с благодарностью, напечатанной на лицевой стороне изящным золотым шрифтом.
Дорогая Миссис Грейвли,
Как директор Академии, я хотела бы лично поблагодарить вас за столь щедрые долгосрочные обязательства перед нашей школой. Плата за обучение Джаспера была полностью оплачена, а дополнительные средства будут выделены на проживание, питание и медицинские нужды в соответствии с вашей просьбой. Мы с нетерпением ждем, когда сможем принять Джаспера этой осенью!
В конце открытки — искренняя просьба обратиться к директору лично, если Джасперу или мне что-то понадобится, и размашистая подпись. Мне приходится перечитать ее несколько раз, чтобы понять, что должно было произойти, а потом еще несколько раз, чтобы понять, кто это сделал.
Карточка сжимается у меня в руке.
— Вот осел.
Вот я здесь, делаю все возможное, чтобы вернуться в мрачные измерения реальности, забыть его, его кривое лицо и холодный вкус реки во рту — вот я пытаюсь очнуться от диких снов весны, потому что сны не для таких, как я…