Старлинг Хаус
Шрифт:
— Может быть.
— Нет, не может быть. Слушай, в записках было еще кое-что. — Впервые за этот разговор Джаспер выглядит немного виноватым. — Я знаю, что не должен был читать это, из-за конфиденциальности или чего-то еще, но…
Он достает из сумки учебник по алгебре II и вынимает очень знакомый листок тетрадной бумаги. Я узнаю выцветшие синие линии, ровный почерк, оборванный край. Но это не та страница, которую я нашла раньше, та, что закончилась на середине предложения: Это твое право по рождению, Артур. Именно это я сказала тебе
Это вторая половина письма. Я молча беру ее у Джаспера и читаю.
ли? Но — прости меня, Господи, потому что я сомневаюсь, что ты сможешь — я была неправа.
Не существует такого понятия, как право по рождению. Все, что ты унаследовал от нас, — это твои скулы и упрямство. Ты волен сам строить свою жизнь, строить свой дом, сражаться в своих битвах. У этого Дома нет наследников; следующим Смотрителем станет тот, кто возьмет в руки меч.
Мне очень жаль. Я так долго любила это место и так упорно боролась за него, что запуталась. Я думала, что сражаюсь за дом, а на самом деле я сражалась только за тебя.
Там, в Северной Каролине, мечты не приходили ко мне, когда банк забирал дом. Они не приходили и тогда, когда мы не платили за жилье в трейлерном парке. Только когда я узнала, что ты уже в пути, я начала мечтать о Старлинг Хаусе, потому что именно тогда я решила, что мне нужно место, которое никто не сможет у меня отнять.
Я выбрала. Выберешь и ты.
Я люблю тебя.
Мама
P.S. Твой отец просит напомнить тебе, чтобы ты обрезал розы до последних заморозков и посадил наперстянки к июню. Я сказала ему, что ты не вернешься, и он ответил, что все в порядке, но я должна сказать тебе на всякий случай.
P.P.S. Куда бы ты ни отправился, надеюсь, ты не один. Если я когда-либо и была сильной — если я когда-либо совершила хоть один хороший или храбрый поступок в своей жизни, — то только потому, что у меня были ты и твой отец, ради которых я могла быть сильной.
От письма у меня запершило в горле и заныло в груди.
Все это время я думала, что Артур попал в ловушку, что он проклят, что ему придется продолжать дело своей матери. Но это не так. Он вернулся домой, чтобы похоронить родителей, и нашел письмо, освобождающее его. Ему так и не пришлось взять в руки меч.
Сейчас он мог бы жить в милой двухкомнатной квартирке в Фениксе, где его не преследовали бы ничего более тревожного, чем мыши. Он мог бы работать по ночам и встречаться с гигиенистом-стоматологом. Он мог бы быть профессором или голодающим от счастья художником, да кем угодно.
Но он здесь, совсем один, платит страшную цену за то, чтобы никому больше не пришлось платить. И если он совершал ошибки —
Я аккуратно складываю письмо по оборванным линиям и кладу его в карман. Дважды сглатываю.
— Ты прав. Тебе не следовало это читать.
Джаспер почти неслышно закатывает глаза.
— Хорошо, конечно, но я прочитал, и ты тоже, и теперь мы оба знаем правду.
— Что мы преступники и дегенераты?
— Каждый Смотритель делает свой выбор. Это не передается по наследству, не предопределено судьбой и так далее. У некоторых из них были семьи, верно? И знаешь, что случилось с их детьми? Они уехали, женились и зажили нормальной жизнью! Ничто не держало их здесь, ни судьба, ни кровь. — Джаспер наклоняется ко мне и говорит четко, как учитель, разговаривающий с угрюмым и немного медлительным ребенком. — Смотрители выбрали это место. И это значит, что мы тоже можем выбирать.
— Я понимаю, что ты хочешь сказать, но — кто-то бьет по тормозам в моем мозгу, визжат шины, — мы?
Джаспер долго смотрит на меня. Достаточно долго, чтобы я заметила губчатые, бессонные мешки под его глазами, новые морщинки у рта, неровную щетину небритого подростка. Затем он говорит, ужасно медленно:
— Ты не единственная бездомная в этом городе, Опал. — В его глазах я вижу отражения дверей и лестниц, которые он видел только во сне, призрачную карту дома, который ему не принадлежит.
Кажется, весь воздух испаряется из моей крови. Голова кружится, дыхание перехватывает от эмоций, которым я даже не могу дать названия. Ярость, возможно, за годы секретов между нами, и страх перед тем, что произойдет дальше. Но также что-то кислотное и вязкое, ядовито бурлящее в горле: зависть.
— Ты никогда не посмеешь туда вернуться. Обещай, что не вернешься. — Мои пальцы вгрызаются в дерн, вырывая корни.
Джаспер закрывает ноутбук, засовывает его между учебниками в рюкзак и застегивает молнию. Он стоит и смотрит на меня с усталым, отстраненным выражением на лице.
— Почему? Потому что ты хочешь, чтобы я был в безопасности, или потому что ты хочешь забрать дом себе?
— О, иди к черту…
— Ты так и не смогла определиться, да? А я смог. — Его улыбка странно нежна. — Никто — ни ты, ни этот дом — не собирается указывать мне, что делать с моей жизнью.
Джаспер забирает свой синий пластиковый поднос и оставляет меня одну на краю поля.
Остаток обеденного перерыва я трачу на то, чтобы пинать камни в мусорные контейнеры Tractor Supply, периодически выкрикивая ругательства. Это не помогает: к тому времени, как я прихожу в магазин, я все еще так зла, что Фрэнк открывает рот, чтобы поворчать на меня за опоздание, а потом медленно закрывает его и вместо этого убегает в проход за игрушками для кошек.