Старлинг Хаус
Шрифт:
Волна чего-то похожего на тошноту проходит сквозь меня. Интересно, вырыла ли Натаниэль Бун ту самую шахту и действительно ли он нашел путь в ад, чтобы сбежать от моего пра-пра-пра-кого-там? Интересно, зачем она клала камни в карманы, или так бывает, когда кончаются мечты и не остается ничего, кроме кошмаров.
Вот откуда я знала, что мама не специально съехала в реку, что бы там ни думал констебль Мэйхью: у нее было достаточно снов для дюжины людей. Она была аппетитом на двух ногах, постоянно перебегая от одной схемы к другой. Вместо сказок на ночь она рассказывала нам судьбы с убежденностью ребенка, у которого есть ловец комаров. Она выйдет замуж
Думаю, именно этим она и занималась в день своей смерти. Бросала кости, рисковала, гналась за мечтой. Она сказала нам, что наконец-то перевернет нашу жизнь, и, наверное, она это имела в виду — наверное, она собиралась уговорить папу вернуться к ней, дать нам фамилию и семейное состояние, сделать нас кем-то после долгих лет никем, — но тогда я ей не поверила. Последнее, что она сказала мне перед тем, как колеса с визгом пронеслись по асфальту, было: Увидишь.
Я видела многое. Я видела, как рассекается туман. Я видела, как поднимается река. Я поняла, что сны опасны, поэтому свернула свои и засунула их под кровать вместе с остатками детства.
Сейчас я даже не помню, что это было. Я закрываю глаза и позволяю звукам реки заполнить мой череп, пытаясь представить, чего я хотел до того, как заставил себя перестать хотеть. Сначала мне приходят на ум только детские мечты: пирожные с густой глазурью, одинаковые простыни, та самая кукла, которая ела пластмассовые вишенки с пластмассовой ложки.
А потом: дом, в котором чувствуешь себя как дома. Мальчик, стоящий на коленях среди цветов.
Мальчик, который рос в спешке, как и я, который всю жизнь делал то, что нужно, а не то, что приятно. Мальчик, который хотел меня — я знаю, что хотел, — но не так сильно, как хотел уберечь меня.
Я твердо напоминаю себе, что Артур Старлинг также лжец и трус, виновен в безвременной смерти моей матери и так далее, и так далее, но мой собственный голос звучит в моей голове неубедительно. Ему было не больше шестнадцати или семнадцати, когда это случилось. Он был совсем один, если не считать ужасной тяжести его выбора, бесконечных коридоров его лабиринта.
Это был несчастный случай, простой и ужасный, и он винил себя так тщательно, что даже я ему поверила. И теперь, пока я сижу здесь, мечтая и унывая, он собирается последовать за Зверями обратно в Подземелье. Он станет последним Смотрителем и новой могилой.
Если только я не сделаю что-нибудь.
Я достаю из кармана телефон и провожу большим пальцем по треснувшему экрану. Сначала я пишу Джасперу, потому что человек должен привести свои дела в порядок, прежде чем совершить что-то действительно глупое, и я не хочу, чтобы последние слова между нами были ложью и обвинениями. Эй, мы должны поговорить.
Все это время я говорила себе, что спасаю его, ограждаю от грязной тени Старлинг Хаус, но, судя по всему, он уже по уши в ней, и единственным человеком, которого я спасала, была я сама. Я не хотела говорить ему, что он на самом деле Грейвли или даже студент Стоунвудской Академии. Я не хотела, чтобы он принадлежал кому-то, кроме меня.
Кажется, я немного понимаю, почему Бев никогда не говорила мне правду.
Я
Джаспер не пишет в ответ, хотя я уверена, что он проводит время с Логаном, занимаясь сущей ерундой, потому что школа заканчивается на следующей неделе, а он досрочно сдал все экзамены.
Вместо этого я звоню ему, чувствуя себя немного жестокой, потому что мы обычно звоним друг другу только в случае законных медицинских срочных ситуаций, но это его вина, что он игнорирует меня. Он не берет трубку. Я жду еще.
Сумерки становятся все глубже. Звезды становятся быстрее. Электростанция светится горячим оранжевым светом. В воздухе висит тяжесть, похожая на дождь. Как следствие, идущее прямо на меня.
Я снова звоню Джасперу, считая каждое кольцо, прежде чем холодный голос сообщает мне, что владелец этого номера не установил почтовый ящик. Я твердо говорю себе, что нет причин для паники, не о чем беспокоиться, когда вижу это: туман, поднимающийся от реки.
У меня немеют ноги, как будто я вхожу в холодную воду. Я смотрю, как еще один молочный завиток закручивается в спираль и тянется к моим лодыжкам.
Я снова зову. Вода доходит до живота, и меня пробирает тошнотворный холод.
Снова, и снова, и снова, и я чувствую, что ухожу под воду.
ДВАДЦАТЬ ДВА
Когда у Артура звонит телефон, он думает, что видит сон. В последнее время такое случалось раз или два (а может, три или четыре). Глупый сон, потому что этот номер есть только у одного человека, и у нее нет причин разговаривать с ним снова. И все же: он держит телефон в нагрудном кармане и никогда не допускает, чтобы заряд батареи опускался ниже двадцати процентов. На всякий случай он задерживается у розетки, пока тот заряжается.
Но сейчас он чувствует, как телефон жужжит у него на груди, а Бааст с недовольным выражением лица смотрит на его карман. Он выуживает телефон из кармана и отвечает, не отрываясь от экрана.
— Да? — Он надеется, что она не слышит, как бешено бьется его пульс.
— Артур Старлинг?
Наступает пауза, пока сердце Артура замирает и он ругает его за то, что оно вообще поднялось.
— Кто это?
— Меня зовут Элизабет Бейн. Я из Innovative Solutions Consulting Group, звоню от имени компании Gravely Power. Мы уже некоторое время пытаемся связаться с вами.
Артур полагает, что ему следовало ожидать этого. У них больше нет шпиона, поэтому приходится прибегать к менее изящным стратегиям — подкупу, шантажу, различным маловероятным юридическим угрозам, призванным напугать людей, чтобы они подчинились. Но напугать можно только в том случае, если у тебя есть будущее, которое ты можешь потерять, а у Артура его нет.
На следующее утро после визита Джаспера Артур позвонил в издательство Элеоноры. Первая же сотрудница щебетала, что не знает, кого спросить об источнике посвящения девятнадцатого века, но она ему перезвонит! (Она не перезвонила). Следующий человек спросил его, знает ли он, что сейчас идет рецессия114 и что все перегружены работой и не имеют времени на выполнение эксцентричных просьб не совсем потомка умершего автора. Следующий человек бросил трубку.