Статьи из журнала «Компания»
Шрифт:
Дело ведь вот в чем: раньше можно было поговорить с человеком во власти, рассчитывая на какие-нибудь его человеческие реакции. Услышать нестандартное что-нибудь. Меня ведь волнует, грубо говоря, не состояние отечественной промышленности, а отношение первых лиц России к ней и к прочим нашим проблемам. Чисто человеческий масштаб их личности меня занимает. Мы живем в самой большой стране мира, и желательно бы наблюдать соответствие между масштабами истории, территории, побед, поражений — и людей, которые всем этим руководят. Ведь все образцы политической риторики, которые могут выдать на-гора Владимир Путин, Алексей Кудрин, Сергей Миронов и иже с ними, — я себе представляю. Мы знакомы с официальной версией отечественной истории и знаем, что Запад только и ждал, как бы нас поглотить. Мы в курсе официальной
И ведь самое ужасное — все они нормальные и даже хорошие люди. И по их маленьким, но все-таки наличествующим глазкам отчетливо видно, что и у них к нам вопросов нет — они тоже, тоже все понимают!
Но вслух, конечно, не скажут. Ибо высказать это понимание вслух — значит досрочно закрыть проект, прекратить свои полномочия и уйти куда глаза глядят.
4 декабря 2006 года
№ 45(441), 4 декабря 2006 года
Нерусская душа
Пришел ко мне интервьюер из испанской газеты. Хочется ему расспросить десяток современных русских писателей об их творческих планах, и вот он расспрашивает.
— Как вы, — говорит, — оцениваете убийство Литвиненко?
— Я, — отвечаю, — очень посредственно его оцениваю. Слабенько с постановочной точки зрения. Березовскому, я слышал, очень нравится пьеса «Гамлет». Так вот, там есть такой диалог: Клавдий спрашивает — где, мол, Полоний? А Гамлет отвечает: на ужине. Только не он ужинает, а им ужинают. Вот, заставили человека поужинать полонием. Очень уж литературно как-то, зрелищно. Не люблю.
— А не допускаете ли вы мысли, что это его силовики убили, из корпоративной мести?
— Ну откуда же я знаю. Вы же хотели про мои творческие планы, а не ихние. Подите и спросите их о творческих планах…
Тонко улыбается. Понял, что я боюсь расправы. Спрашивает дальше — у него в блокнотике штук двадцать вопросов заготовлено.
— А как вы оцениваете убийство Политковской? Идет ли Россия к фашизму?
— Я, — отвечаю, — очень негативно оцениваю убийство Политковской. Я любое убийство негативно оцениваю. Тем более что теперь с ней полемизировать нельзя. А полемизировать, по-моему, было необходимо.
Улыбается еще тоньше, кивает еще горячее.
— А еще, — говорит, — чем вы можете объяснить западную тягу к русской душе? Чтобы вот все бросить и на два дня загудеть?
— Знаете, — отвечаю, — душа по природе христианка, как учили нас Тертуллиан с Владимиром Соловьевым. А в Царствии Небесном нет ни эллина, ни иудея, так что душа не может быть русской, еврейской или, в вашем случае, испанской. Начиная с Бернарда Шоу, назвавшего «Дом, где разбиваются сердца» фантазией в русском стиле, вы так и считаете признаком русской души сидение в полуразваливающемся усадебном доме, где со всех сторон течет, и распивание чая с водкой под разговоры о Христе — вместо того, чтобы крышу чинить. Нравится вам такое представление о России — ради Бога, но имейте в виду, что к реальной России это никакого отношения не имеет. У меня крыша починена, и водки я не пью. Русский человек активен, деловит и талантлив. Только он все эти прекрасные качества направляет не на прогресс, а на сохранение статус-кво. И мы еще посмотрим, кто кого пересуществует — Запад нас или мы его.
Тут он обиделся.
— Как это я не знаю России? Я тут пятый год живу! Я был в Сибири! Я регулярно беседую с Валерией Новодворской и другими либеральными политиками!
— Вольному воля, — говорю. — Генрих Боровик тоже беседовал с бездомным безумцем Джо Маури и думал, что знает Америку. Но чем общаться с маргиналами и искать друг у друга пороки и мерзости, мы могли бы объединиться против мировой дикости… Против
Он пообещал, но без энтузиазма. Я, кажется, его разочаровал. Нерусская какая-то у меня душа.
8 декабря 2006 года
№ 46(442), 11 декабря 2006 года
Мой добрый народ
Тут одна газета, не будем называть имен, опубликовала на меня анонимный наезд. Очень храбрый. Конечно, когда подобные публикации подписываются всякими Петровыми, Сергеевыми или Александровыми, чувствуется известная трусость. А когда они анонимны — всем гораздо спокойнее. Честнее как-то.
И пишут они там интересную вещь: вот, значит, и Быков (который вдобавок еще и толстый), и некоторые другие публицисты смеют ругать власть. Но ведь власть — единственное, что еще защищает их от народа, который, если дать ему волю, очки разобьет им всем! И поговорит с ними совсем не по-парламентски! Для доказательства этой мысли приводятся слова Михаила Гершензона из «Вех». Не думаю, что они там наверху читали «Вехи», но я часто цитировал эту глупую фразу и спорил с ней, — вот они, наверное, и вычитали. Речь у Гершензона о том, что не ругать, а благословлять мы должны «эту власть, которая одна защищает нас своими штыками от ярости народной».
Кто вам сказал, милостивые государи, что Гершензон был хорошим политологом? Он был крупным пушкинистом, это да, — но как философ и тем более публицист проигрывал прочим авторам «Вех» по всем пунктам. Глупее этой несчастной фразы про нас, власть и штыки в русской публицистике мало чего найдется. Я объясню сейчас и Гершензону, и анонимам схему этой простейшей разводки — хотя они наверняка ее знают: Гершензон — потому что уже умер и узнал вообще все, а власти — потому что регулярно этим приемом пользуются. Смотрите: сначала мы делаем все возможное, чтобы народ был темен, дик и агрессивен. Не разговариваем с ним на нормальном языке, отсекаем его от социальных лифтов, лишаем льгот, платим нищенские деньги, разводим безработицу, сами нагло богатеем и вдобавок заменяем политику невнятными финансово-пиаровскими играми, так что даже посмотреть не на что и проголосовать не за кого. Народ реагирует адекватно: он действительно становится темен и дик. Потом мы одной рукой указываем ему на интеллигенцию (или на инородцев, что часто тождественно): вот, мол, твой истинный враг! А другой рукой берем интеллигенцию за шкирку и говорим: видишь, каков у нас народ? Он тебя жив-ва к ногтю, если ты немедленно не приползешь целовать наши сапоги!
Ну, ребята. Ну, стыдно же. Как можно покупаться на такую очевидную вещь? Сколько можно ссорить интеллигенцию и народ, пугая одних другими? Да народ ведь давно уже ничем от интеллигенции не отличается — по крайней мере, в имущественном отношении. Не надо нас, пожалуйста, пугать, что вы возьмете и натравите на нас какое-то темное российское быдло: нету никакого быдла, это вам с Рублевки так кажется. Есть несчастная, забитая, но умная, все отлично понимающая страна. Я живу с этой страной в одном спальном районе, в одной семиэтажке, мы здороваемся по утрам, дети наши учатся в одной школе. Не на меня они накинутся в случае чего, а на вас, дорогие друзья. Гастарбайтеры, на которых вы так усердно науськиваете людей (сами для вида борясь с радикалами и националистами), — тоже никак не тянут на врага. А вы — тянете, и знаете это. И в случае чего бежать из России на очередном философском пароходе придется не нам, а тем, кто философствует о суверенной демократии.