Ставка на выбывание
Шрифт:
— Допустим, я подготовлю правовую базу, буква к букве все подобью, не подкопаются. Это все равно десятилетние тяжбы.
— Олега, ну какие десятилетние тяжбы? Полгода максимум. Но при условиях, что Минфину станет выгоднее списать нам за копейки два актива,
чем ввязываться в какой-то долгоиграющий процесс с громкой оглаской. А ты представишь все не как злостный шантаж, а как взаимовыгодный компромисс.
— Я надеюсь, ты знаешь, о чем говоришь.
— Знаю. Я все равно Емельянова хотел убирать. Вот
Может, нам потом и медаль дадут. За заслуги перед отечеством.
— Ага, — хмыкнул Рома, — жди. Две медали и два ордена.
— Не надо нам медалей, — проворчал Олег, — пусть активы нам вернут.
— Наверное, Юдин боялся, что ты дойдешь до этого? Поэтому так нервничает, — предположил Рома, припоминая случай с Машей. — А почему не подстраховался, раз мог на этом погореть?
— Он не боялся. Он очень торопился. Страну делили, думать некогда было. Привлекать лишнее внимание не хотелось. Помнишь, в какой передел в нефтянке был? А Юдин на рудах сидел, потом хапнул себе актив корпорации, чтобы пролезть, куда нужно, другой активчик государству загнал.
Емельянов как представитель государства и как акционер законно вошел в совет. Рука руку моет. Вайца выкинули, потому что мешал, лез не в свое дело и не в меру разговорчивый был.
— Рома, есть что на Емельянова?
— Олег Валерьевич, давно уже работаем. Емельянов в полной жопе. Он же из оборонки, там компромата по самые гланды. Нужно все
структурировать и сдать кому надо. Раз его и Юдина под один каток загонять будем, больше оснований надо, чтобы осечек не было. Тут нельзя
ошибиться.
— Слава богу, успокоили. Ващенко, я так понимаю, тоже уже не рыпнется? Шумаев наш.
— Не рыпнется — подтвердил Виталий, вспоминая недавний разговор с Ващенко о его нефтезаводе. — Шумаев придет в совет, он железно наш.
Маслов наш, — улыбнулся.
— Душой и сердцем, — сыронизировал Олег.
— «Гросс» все это время была «донором». Если мы вернем свои активы и лишим государство этой «донорской крови», Юдина не будут поддерживать. Время либералов давно прошло — гнать всех в шею.
— Вот, — довольно сказала Маша, придвигая вазу с розами к стене, — пусть у тебя постоят, а то такие красивые, не завяли еще, жалко выбрасывать. Я не знаю, когда вернусь, а ты будешь любоваться. Эля, спасибо, что помогла, я бы точно одна это все не дотащила.
— Конечно, пускай у меня стоят, — воодушевленно согласилась сестра. — На днях Семка приедет, скажу, что поклонник подарил.
— Сдурела, что ли.
— Пусть зашевелится, вспомнит, что жена не мебель. Поревнует маленько. А то он птица гордая, пока в зад не пнешь, не полетит, — сказала Инна глядя на всех сверху, со стремянки.
— Ой, — Маша скривилась, вспомнив припадки ревности бывшего. —
— А чем ей еще заниматься? — посмеялась Эля.
— Действительно. Мне бы ее проблемы, — хмыкнула Александрова.
— Нет, Машка, это мне б твои проблемы! Спать с олигархом или не спать, принимать от него подарки или не принимать, ехать с ним в отпуск или не ехать. У меня вон молдинги потолочные отвалились в гостиной. Весь день прыгаю туда-сюда, сил нет. — Инна слезла со стремянки, сложила ее и вынесла на балкон.
— Действительно, куда уж нам. Вот это настоящие жизненные трудности. Когда молдинги отвалились, — съязвила Машка.
Она еще не успела поделиться с подругами историей о своем нелепом задержании, но после этих ироничных насмешек желание что-то рассказывать пропало.
— Другие дуры вон только и мечтают, как к такому в постель попасть, чтобы оттуда всю жизнь не вылазить, — продолжала Инка, старательно возюкая тряпкой по полу.
— Угу. И только я, тоже дура, все думаю, надо оно мне или нет.
— И дело, конечно, не в сексе, а в банковском счете с десятью нулями. С таким счетом Бажин может даже импотентом быть, ему простительно.
Ему с таким счетом, вообще, все простительно.
— Инна, может, хватит, — не выдержала Эля, заметив, как Машка помрачнела. — Тебе какое дело? С кем хочет, с тем и спит. Не хочет, не спит.
Машуля, расскажи лучше, что у тебя случилось. Ты поговорить хотела.
— Уже нет. Уже не хочу. Ничего у меня не случилось. Прости, что с Кубой так вышло, вернее, не вышло. Видишь, неожиданно как-то все обернулось.
Маша поднялась с дивана и отошла к окну. Посмотрела сквозь стекло. Внизу, прячась от первых холодных капель дождя, торопились люди. Они спешили в свои дома, чтобы уйти от непогоды или от ненастий душевных. Они, наверное, включали чайники, телевизоры, радио, забивая остаток дня пузырящейся суетой радиопрограмм, ток-шоу, новостей, музыки и песен. А Машке хотелось выбежать на улицу, в дождь и ветер, не боясь замерзнуть или промокнуть. Здесь, в этой теплой квартире, стало ужасно неуютно, в этом теплом мирке родился новый страх. Страх быть непонятой. Страх стать чужой среди своих.
— Да ты что, не извиняйся, — посмеялась Элька. — Я так и думала, что все сорвется. Не в твоем стиле принимать такие поспешные решения.
— Зажралась Маруська, зажралась. С таким видом прям, будто ее на эти Мальдивы под дулом пистолета тянут. Или куда там вы собрались?
— В Тибет, — ответила Маша, не оборачиваясь. Принимая в спину острую усмешку.
— В Тибет? — пренебрежительно фыркнула сестра. — А че так тухло? Слабо, что ли, посолиднее курорт найти. Где там эти мажорики тусят?