Ставрос. Падение Константинополя
Шрифт:
Тут беглецов опять заметили разбойники; на них устремились сразу шестеро всадников, а из дома высыпали еще и новые враги. Феофано первая ударила пятками лошадь и помчалась с Феодорой и Вардом прочь через лужайку, в сторону дороги; Марк с Анастасией – за нею, а следом Фома и воины Нотарасов, каждый из которых вез еще по женщине: Магдалину и Аспазию. Турки бросились было в погоню, но скоро, в темноте, среди кустов, потеряли их. А может, им было приказано не преследовать хозяев?..
Феодора вдруг громко ахнула и чуть не упала со спины Клита.
– Олимп! Где Олимп?..
–
Феодора громко всхлипнула и едва одолела свою слабость, опять обхватив госпожу за пояс, – кожаный шипастый пояс впился в руки, и это отрезвило ее; она перехватила Феофано выше. Та словно бы и не заметила, вся отдавшись скачке.
Спустя еще несколько минут бешеной скачки Феодора опять воскликнула:
– А как же деревни?
– Посмотри по сторонам! – крикнула Феофано в ответ, поведя рукой; Феодора посмотрела в сторону ближайшей деревни и увидела огни, везде огни.
– Они сожгли деревни прежде, чем напали на особняк! – яростно бросила царица. – Что теперь сделаешь?..
– Куда мы теперь? – крикнул патрикий.
– В имение Калокиров, но там не задержимся, - отозвалась Феофано. – Соберем самое нужное, возьмем слуг и лошадей, поднимем моих крестьян! Турки наверняка придут позже, совсем скоро, – а воинов у меня в поместье ни одного!..
Она прервалась.
– Мы поскачем в имение, доставшееся мне от мужа, и укрепимся там! Оно в двух днях пути, по дороге на Мистру! Может быть, позже вернемся и отобьем ваши владения, - хотя, наверное, не придется…
Феофано смолкла, тяжело дыша; стала слышна дробь многих копыт по потрескавшейся от жары земле и крики совы-охотницы. За всадниками, то теряясь, то вновь появляясь среди дубовых ветвей, гналась тускло-серебряная луна.
– Нам не придется ничего отбивать, - понял наконец патрикий. – Турки все забрали и пожгли – и уже не вернутся! Это еще не Мехмед!
Патрикий сидел на своем белом коне сам весь белый, и его шатало, точно он вот-вот лишится чувств; но Фома держался и не падал.
Феодора вдруг громко засмеялась.
– Как бы это не оказался кто-нибудь похуже Мехмеда! – сказала она. – Скажи-ка мне, василисса, безопасно ли нам сейчас скакать в аммониевское имение? Имение старшего из братьев?..
– Это мой дом! – свирепо ответила Феофано, обернувшись на нее, так что Феодору по лицу хлестнуло черными волосами. – Мое наследство! Так завещал муж – уходя на последнюю войну, он оставил дом своим сыновьям и мне!
Феодора опять рассмеялась: безумный, дикий звук.
– Слышишь, Фома? Как заботлив был старший Аммоний! Но ведь и сыновей…
– Замолчи!.. – крикнул патрикий; он бы хлестнул жену по губам, но она вовремя овладела собой и замолчала.
Они приехали в имение Калокиров через час – соседство их было совсем близкое; переполошили спящих слуг. Феофано тут же, соскочив с коня, принялась криками строить свою челядь, точно солдат. Когда слуги поняли, что случилось, они начали стенать, точно вдруг потеряли разум. Марк зычным голосом призвал их к порядку; и вид спартанца
Спустя еще два часа дом Калокиров покинули все его обитатели; коней было в несколько раз меньше, чем людей. Но в доме нашлись две господские повозки, - о колеснице пришлось забыть, - а у крестьян Феофано еще телеги и волы.
Крестьяне грузили свой скарб и собирались до самой зари; и когда они наконец тронулись в путь, Феодора едва держалась на ногах. Она забралась в повозку вместе с детьми и тут же уснула.
Феофано осталась на коне, несмотря на бессонную ночь, и была бодра по-прежнему; она поскакала рядом со своим несокрушимым Марком во главе отряда. Патрикий, подобно жене, падал с лошади от усталости; но он поехал вместе с воинами. Те досадовали на господина про себя, зная, что он будет только помехой, случись что, - но никто не помешал его геройству.
Впрочем, теперь все двигались гораздо медленнее, - за господами, кроме десятка домашних слуг, шло еще три десятка селян с женами и детьми. Теперь уже патрикий Нотарас не мог ускакать от них, как когда-то оставил позади своих слуг и воинов, везя в особняк наложницу…
Турки могли бы с легкостью настигнуть их – и учинить резню, даже не бой: защитников у этой толпы было слишком мало. Но им удалось уйти от врагов: казалось, погоня их потеряла.
Когда день стал клониться к вечеру, они остановились на отдых посреди поля - как одна семья беглецов и погорельцев. Тогда Феофано подсела к своей филэ, и они долго говорили вполголоса. Царицу, казалось, этот разговор удовлетворил: горько, но удовлетворил.
– Я бы принесла в жертву сто быков в твою честь, - печально улыбаясь, сказала Феофано, - но нам скот сейчас нужнее, чем богам.
Подруги невесело засмеялись. Взялись за руки.
– Я спасала прежде всего твои и мои работы, - сказала Феодора, опустив глаза. – Потом твоих трагиков, философов… Данте и Петрарку я не нашла. Не вспомнила, где!
Феофано махнула рукой.
– Данте и Петрарка найдутся у многих ценителей.
Женщины мрачно посмотрели друг на друга, потом отвели глаза. Сколько веков людских страстей еще минет, сколько бессмысленных войн, прежде чем в женщинах начнут признавать мыслителей и поэтов?
Они добирались дольше, чем рассчитывали, но приехали в дом Льва Аммония благополучно: Микитка узнал бы его с первого взгляда по крестам с распятыми преступниками, а Феодору эти страшные знаки поразили. Муж давно уже повелел убрать такие же кресты, стоявшие вдоль дороги, которая вела в дом Нотарасов…
Может быть, уже сейчас турки распяли у дороги новые жертвы – или выставили новых мертвецов, для устрашения? Может быть, развесили на деревьях детей, пробив им копьями лодыжки?..
Но в доме старшего Аммония ничто пока не предвещало бури. Он почти пустовал – там осталась только кухарка Ирина с мальчиком-помощником и своими детьми, конюх, садовник и двое старых домашних слуг, живших в нем без всякого занятия. Однако теперь дом нашлось кем населить – и места было в самый раз, точно тень Льва Аммония ждала их в гости.