Ставрос. Падение Константинополя
Шрифт:
– Да. Сначала нужно узнать достоверно, где содержатся пленники и как охраняются. Потом можно предпринять попытку выручить их.
Вард покачал головой, но спорить не стал. Они вместе с патрикием отправились отряжать людей на разведку.
Слуги бродили по Константинополю до самого вечера, рискуя жизнью, - Вард едва ушел от ножа какого-то бродяги, который мог быть и подсылом. Он явился к хозяину ночью: Фома бодрствовал за своим столом. При виде слуги вскочил, хватаясь за меч: в темноте облик Варда зловеще преобразился.
– Хозяин, это я!
Фома шагнул к нему.
– Ну, что?..
Но лицо Варда было достаточно красноречиво. Он покачал темноволосой головой, так что длинные блестящие пряди рассыпались по плечам, и опустил карие глаза – Фоме всегда казалось, что они похожи на глаза Феодоры.
– Ничего, господин, - сказал юноша. – Ни следа. Мы обошли Золотой Рог, Влахерны, Галаты*, Августейон, Месу, но никаких подозрительных караулов… или людей госпожи Метаксии…
Фома улыбнулся.
– Тех людей Метаксии, которых мы знаем в лицо, мой друг.
Вард покаянно кивнул.
Посмотрев на него снова, Фома вдруг заметил непорядок и нахмурился.
– Что с твоей ногой?
Вард взглянул на свое колено и улыбнулся.
– Ничего, господин… На меня напала собака, но не укусила, только порвала штаны.
Патрикий поморщился: даже сюда, в окно, долетал собачий лай и скулеж. Бродячих собак в Константинополе развелось несчитано.
– Покажи, - велел Нотарас.
Вард неуверенно развязал тесемки темных шерстяных штанов и дрогнувшими руками спустил их. Хозяин присел рядом и провел рукой по гладкому сильному бедру юноши.
– И в самом деле ничего, - с улыбкой сказал он. – Тебе повезло!
Покрасневший слуга надел штаны.
– Можешь идти отдыхать, - сказал господин. – Постой, - тут же задержал он его.
– Остальные еще не являлись?
Вард качнул головой.
– Иди спать, я дождусь их, - велел Фома.
Вард поклонился и ушел. Патрикий снова сел за стол и задумался.
“Конечно – это в высшей степени разумно, - размышлял он. – Метаксия предвидела, как я поступлю, даже если этого не предвидел Флатанелос. Никакой стражи снаружи нет – дворцы, да и особняки достаточно просторны, чтобы разместить караул где угодно внутри. И что теперь – будем обыскивать все заброшенные дворцы подряд, пока не наткнемся на засаду?..”
Он громко выругался. Потом потер переносье и заставил себя думать о насущном вместо напрасных сожалений. Фома занялся чтением, чтобы не задремать, - благо сейчас ему было что почитать.
Когда явились двое остальных разведчиков, он услышал то, что и ожидал, - ничего. Но Фома был рад, что хотя бы дождался их живыми. Он отправил слуг спать, потом совершил туалет с помощью заспанного прислужника, который ходил за ним здесь, и наконец лег в постель сам.
Еще три дня прошло в таких же бесплодных поисках. Фома под конец и сам принял в них участие, потому что понимал и учитывал такие вещи, каких не могли знать его слуги, - но и его содействие ничего не дало.
А может
А потом к патрикию явился человек от Метаксии.
Это был могучий, рослый воин-эскувит, даже не снявший своей формы, - таких было полно в Городе. У него были отвратительно зеленые глаза, будто тина. “Влюблен ли он в мою сестру?” - подумал Нотарас, посмотрев на этого посланника.
Он думал об этом прежде всякого дела…
– Господин, я пришел передать тебе послание, - сказал эскувит с видом непоколебимой преданности своей госпоже. – Пленники, которых ты искал все эти дни, здесь.
Фома сложил руки на груди и отступил; щеки занялись румянцем.
– И где? – резко спросил он. – Я все равно узнаю!
Эскувит покачал коротко стриженной головой.
– Ты не узнаешь, - ответил он. – И ты не запугаешь меня, господин. Я ничего тебе не выдам.
Фома усмехнулся. Он видел, что это за человек.
– Чего же хочет от меня Метаксия? – мягко спросил он, сдерживаясь как мог.
– Того же, что и раньше, - ответил посланник.
Фома медленно отступил к окну. Он повернулся к эскувиту спиной, ничего не опасаясь, и выглянул наружу: да, посланник пришел пешком. От него и не пахло конским потом – только собственным.
– Но ведь вы должны понимать, что это бесполезно, - мягко сказал патрикий, опять повернувшись к зеленоглазому стражнику.
– Зачем Метаксии губить свою душу? Константина здесь не будет, и моей возлюбленной тоже. Они ничего не увидят и не узнают.
Патрикий помолчал, испытуя этого простодушного детину взглядом.
– А даже если и узнают – кто заподозрит мою причастность или усмотрит мою вину? Я готов примириться с этими жертвами. Их будет еще много, гораздо больше! – закончил он.
Лицо эскувита осталось непроницаемым, как кирпичная стена. Но совершенно неожиданно он ответил:
– Госпожа сказала, что ты мог бы примириться с этими жертвами, но дорожишь своей душой.
Нотарас изменился в лице. Потом шагнул к посланнику и тихо спросил:
– А она?.. А ты?
– Моя душа там, где моя госпожа, - ровно ответил эскувит. Рука его при движении противника быстро легла на рукоять меча, и патрикий тоже с проклятьем схватился за оружие; но совладал с собой.
Фома закрыл глаза.
“О Метаксия, - подумал он, - о моя Метаксия, ты не знаешь, как я тебя любил…”
Он медленно оправил по плечам турецкий халат – так непривычно было ощущать мягкость и податливость шелка там, где он привык ощущать тяжесть драгоценных застежек.
Вдруг откуда-то из-за стены послышался шум, будто что-то уронили. Эскувит выхватил меч, зеленые глаза стали бешеными; патрикий вскинул руки, будто сдавался своей сестре.
– Сейчас я погляжу, в чем дело, - сказал он. Быстро прошагал к двери, которая вела в другую комнату, и распахнул ее. Несколько мгновений вглядывался внутрь, потом опять прикрыл дверь – неплотно.