Ставрос. Падение Константинополя
Шрифт:
Московитка хотела пройти мимо Марка, не поднимая глаз, - но остановилась напротив него. Посмотрела ему в глаза и обняла одной рукой.
– Я тебя до смерти не забуду, - прошептала она.
Марк крепко обнял ее, и ключница почувствовала, сколько в этом греке силы и неутоленного пыла.
– И я тебя, - прошептал он.
Они разомкнули объятия, и Евдокия Хрисанфовна быстро пошла прочь, ведя сына; русские этериоты последовали за ними. Марк остался на месте, неотрывно глядя им вслед.
Евдокия
– Как тебя звать? – спросила она старшего.
– Ярославом Игоревичем, - ответил тот. – Мы царские дружинники, этериоты, – служим при Большом дворце.
– Я Евдокия Хрисанфовна… вдовица, - сказала московитка.
Этериот кивнул и пригладил свои длинные усы.
– Ты погоди спрашивать – сначала выберемся…
Ключница кивнула и замолчала, крепко сжав Микиткину руку.
Они спустились по лестнице, прошли коридор, арку – и оказались на вольном воздухе. Спустились по широкой мраморной лестнице на гладко замощенную прямоугольными плитами улицу: никаких караульных поблизости не было. Евдокия Хрисанфовна не успела этому удивиться: беглецы смешались с толпой прохожих, спешивших по своим делам, среди которых попадались и стражники разных родов войск, но преимущественно мирные люди – смуглые и озабоченные; больше бедные и худые, чем богатые.
Они недолго шагали в толпе: потом ее освободители опять свернули в сторону, на какой-то пустой форум. Остановились под сенью колонн и статуй, вечных надменных хранителей Царьграда.
Они взмокли и озябли – а в тени огромной изукрашенной колонны было еще холоднее. Евдокия Хрисанфовна поправила платок: несмотря на зиму, не закуталась, а отвела его с влажного лба, приоткрыв волосы.
– А где турки? – спросила она.
– Рыб кормят, - сказал один из русских.
Все мрачно засмеялись.
Евдокия Хрисанфовна перекрестилась.
– А наши все ли целы? – спросила она.
Ярослав Игоревич кивнул, не глядя на нее.
– Мы тебя отведем туда, где их спрятали.
Потом вдруг шагнул к ней и взял за плечи.
– Вот что, мать, - сказал он. – Ты больных лечить умеешь?
– Приходилось, - настороженно ответила она. – А много их?
Старший вздохнул.
– Да почти все. Ты из них самая могутная жена, Евдокия Хрисанфовна.
Он почесал в бороде.
– Мы им помогать пытались, они и сами друг другу помогают, но мы в знахарстве не слишком понимаем. А как их хозяева содержали… тут и богатырь сляжет, не то что жены с детьми.
Он выругался.
Потом сделал знак спутникам.
– Идемте, товарищи, не след тут задерживаться.
Ярослав Игоревич зашагал впереди, а притихшие воины и освобожденные пленники – за ним.
Они дошагали до Августейона,
– Здесь наша караульная, - объяснил Ярослав Игоревич, показывая гостям дорогу: им пришлось нагнуться, входя. Старший улыбнулся. – Царьград тем хорош, что укрытий много.
В одной из комнат в глубине дома и обнаружились русские пленники. Кое-кто лежал, но большинство сидели при деле, шили платья и вязали чулки при лучине. Слышался кашель.
– Ты не смотри, что они сидят, - сказал Евдокии Хрисанфовне начальник. – Почти все больны.
Она кивнула.
– Я погляжу, чем можно помочь.
Ярослав Игоревич кивнул в ответ.
– Что будет нужно, говори – постараемся достать.
Воин хотел уже уйти, но ключница задержала его.
– Ты погоди… Скажи хоть, как вам это удалось! Неужели вас не заподозрят?
Он улыбнулся от души: зубы у него были крепкие, хоть и не такие белые, как у Флатанелоса и Марка.
– Заподозрят, матушка, как же иначе! Уже заподозрили, я так смекаю. Но они нас не прижмут, не бойся. Мы им сейчас очень надобны.
Он пожал Евдокии Хрисанфовне руку горячей сильной рукой.
– От Большого дворца, где мы служим, половина гречин разбежалась, - откровенно сказал старший: он посмеивался в усы, но грустно. – Туговато, видишь, да и страшненько: враги, бывает, попадаются…
Воины оглушительно захохотали: искренне, но в этом смехе тоже слышалась горечь.
Евдокия Хрисанфовна посмеялась с ними, но скоро перестала.
– Что же вы, так и живете здесь век? – спросила она. – Бессемейные?
– Есть, есть среди нас женатые – и жены, и дети у них грецкие, - кивнул Ярослав Игоревич.
Он смотрел на нее во все свои голубые глаза.
– Я вот – холостой.
========== Глава 32 ==========
Метаксия Калокир прохаживалась по своей светлице и ломала руки. Она была мокра от пота – только что упражнялась с оружием. Марк учил ее и биться на мечах, и стрелять из лука – мальчишку Варда она застрелила сама…
Но все равно она не сможет оборониться сама, а только посредством мужчин, любящих ее или ненавидящих, или мечтающих обладать ею. Женщина есть только тогда, когда есть мужчины, готовые давать ей себя, - но и мужчин без женщин, которые формируют их, быть не может.
Если бы только они еще это понимали, а не вели себя как дети или звери!
Метаксия Калокир понимала, что стала той Феофано, которой мечтала стать, - у нее такая же сильная воля, как у ее предшественницы. Женщин, подобных кремню, в действительности очень много, хотя мужчины никогда в это не поверят. Но женщин, подобных разящему копью, подобных Феофано, можно перечесть по пальцам.