Стеклянный омут
Шрифт:
– Пришла в себя? Ну, вот и слава тебе, Господи! – услышала рядом с собой ласковый голос. Перевела взгляд и увидела склонившуюся над ней старуху в мужской клетчатой рубахе и белом с красным горохом платке.
– Меня Клавдией зовут! – представилась та. – Энто ты у меня дома. Петро тебя из озера вытащил и принес сюда. А сам уж побег в деревню.
Смысл слов старой женщины оставался непонятным, будто говорила она на незнакомом Ольге языке. Почему она оказалась в чужом доме? Как это – вытащили из озера? Кто такой Петро?
– Я ближе всех живу к озеру, не в деревне, – пояснила Клавдия, решив, видимо, что это объяснит все. Ясней не стало, но Ольга припомнила: неподалеку от того места, где главная дорога расщеплялась на две поменьше, ведущие одна к озеру, а другая – к шоссе, и правда стоял особняком дом. Когда-то в
– Ты лежи, лежи, отдыхай, – ласково, но настойчиво повторила хозяйка, заметив, как молодая женщина попыталась подняться. – Напугалась, да?
– Что случилось? – спросила Ольга сиплым голосом.
– Ну как что? – развела руками Клавдия. – Тонула ты! И если бы не Петро – он на озере рыбачил, – закончилось бы все печально. Петро тебя вытащил и принес на руках сюда. А сам уже в деревню за помощью побег. Ты чья будешь?
– Лебедева я, – выдохнула Ольга и вновь прикрыла глаза. От слабости кружилась голова, тошнило.
– Лебедева, значит, – задумчиво пожевала старуха губами. – Какой у тебя срок-то?
Ольга почувствовала ласковое прикосновение к своему животу.
– Шесть месяцев, – нехотя ответила она и, всполошившись, распахнула глаза и резко села. Стены вдруг покачнулись, потолок резко опустился, грозясь придавить.
– Тише ты, тише, чертяка! Куда скачешь? – рассердилась Клавдия, подхватывая ее, едва не упавшую с дивана, и вновь укладывая. – Мало тебе озерных приключений?
– Мой ребенок? – прошептала одними губами Ольга. И почувствовала легкий толчок изнутри. И счастливая улыбка показалась на ее губах.
– Отвезем тебя в больницу. Как бы не случилось чего, – встревоженно пробормотала Клавдия.
– Не надо… в больницу. Я хорошо себя чувствую.
– Да где уж «хорошо»! А пацаненок твой? Нет, отвезем тебя к врачу, и точка!
Пацаненок? Какой пацаненок? Видимо, на лице Ольги отразилось такое недоумение, что Клавдия поторопилась объяснить:
– Пацаненка-то ждешь, да? Живот-то у тебя «огурцом» – верный признак, что мальчонка там!
– Это девочка, – сказала Ольга, кладя руку на «огурцовый» живот. И сама удивилась, ведь до недавнего времени считала, что ожидает мальчика. Так откуда взялась эта уверенность в том, что у нее будет девочка?
Ее вдруг будто окатило холодной водой: она вспомнила все происшедшее. Вспомнила, как впервые за долгое время приехала в родные места: беременность проходила тяжело, в душном городе стало совсем невыносимо, и Ольга уговорила мужа отпустить ее в деревню. Будто сию секунду увидела, как потемнела лицом мать, увидев вчера ее выросший живот. «Ты не рада?» – испугалась Ольга. «Нет, почему… Рада, – ответила мать, пропуская дочь в дом. И вновь, скосив глаза на живот дочери, вздохнула. – Девка будет», – не спросила, а сказала утвердительно она. «Почему – девка? – удивилась Ольга. И добавила: – Мне вроде как мальчика врачи обещали…» «Да что мне твои врачи? – махнула обреченно рукой мать. – То, что на роду написано, не обойдешь». Спохватившись, мать улыбнулась, и в каждой морщинке ее заиграло солнце. «Ты проходи, проходи, чего стоишь, как не родная? Устала небось с дороги… Ты приляг, я сейчас быстренько что-нибудь состряпаю. Если бы ты меня предупредила…» – «А как тебя предупредишь? Телефона нет. Я попросила мужа отправить телеграмму, но он, видимо, забыл». «Твой муж ненадежный какой-то, – завела старую песню мать, но оборвала себя на полуслове и вновь радушно заулыбалась: – А все ж лучше такой, чем никакого. В твоем положении…» Ольга, уставшая, ни спорить, ни обижаться на слова матери не стала. Прилегла, прикрыла глаза и не заметила, как задремала. «Ох, горе-горе… – донеслось до нее сквозь дремоту. – Не твой это ребенок, а ее… Заберет к себе, и совершеннолетия не дождется. Так уж повелось. Не привязывалась бы ты к дитя сильно…» «Мать, ты чего там бормочешь?» – недовольно спросила Ольга, с трудом шевеля губами. «Спи, спи! Это я так, по-стариковски. Соседка сплетню на
Утро выдалось жарким, казалось, от земли идет пар. Мать уже проснулась и возилась в огороде. Ольга умылась из садового умывальника без удовольствия, потому что нагретая солнцем вода совсем не освежала. Выпила кружку знаменитого «грушевого» молока и, захватив полотенце, отправилась на прогулку.
На озере никого не было, если не считать плывшего на лодке из противоположного конца, оттуда, где озеро обрамлял воротник леса, одинокого рыбака. Ольга скинула платье, бросила его на расстеленное полотенце и шагнула в воду, оказавшуюся приятно освежающей. Несколько сильных гребков, и она уже почти на середине…
Озеро вдруг вздыбилось – так, будто из него поднималось огромное чудище. Гладкая, как зеркало, поверхность пошла сильной рябью, кое-где вспенилась, забурлила. И вокруг напуганной Ольги образовалась небольшая воронка: края ее приподнялись, а середина, неподалеку от которой оказалась молодая женщина, наоборот, опустилась. И из этой сердцевины, как из раструба, раздался протяжный то ли вой, то ли стон. Ольга изо всех сил заработала руками и ногами, стараясь как можно быстрее отплыть от воронки, пока ее не закружило в водовороте. Но в этот момент кто-то схватил ее за лодыжки холодными, скользкими, будто чешуя змеи, пальцами и с силой дернул вниз…
Тонкие скользкие руки обхватили ее, вцепились в горло, гладили по лицу. В ушах нарастал гул. «Конец», – мелькнула последняя мысль. И прежде чем сознание погасло, Ольга успела почувствовать, как осклизлые ладони погладили ее живот, и ребенок беспокойно заворочался. В ту же секунду чьи-то руки, вцепившись ей в волосы, резко дернули. Но не вниз, а вверх…
Вот и сбылись слова старой Клавдии. Опять. «Говорила я тебе! – Михаил будто наяву увидел ее гневно сдвинутые на переносице брови, похожие на две мохнатые седые гусеницы, и назидательно поднятый кверху палец. – Мало тебе Настасьи? Еще одна загубленная душа на твоей совести!» Когда все затевалось, Клавдия не поленилась, пришла к нему объяснить, что задуманное им дело хоть и кажется благородным, но по сути – дурное. «Покойников не тревожат, знаешь?» – сказала она тогда. Под «покойниками» старуха имела в виду деревню. «Умирает, и пусть! Дай это ей спокойно сделать. Отжила уже свое!» Михаил тогда отказался принимать слова старой Клавдии. Как это – умереть деревне? И что дурного в его задумке? Старикам, конечно, такая идея не нравилась, им хотелось без чужаков, которые превратят деревню бог весть во что, да еще и свои правила обязательно заведут. Хотя, конечно, польза им выходила: обустроенные дороги, электричество без перебоя, изобилие продуктов в отстроенном заново магазине. Да та же телефонная линия! И другие блага. А вот же, пришла Клавдия ругаться… «Дай умереть…» Михаил был уверен: старуха решила, что проект – его личная выгода. Коммерция. Бизнес. Кто-то из старожилов осуждал его, кто-то, напротив, одобрял. Равнодушных не осталось. Да он и не отрицает, что затеял все это не только из-за ностальгии по знакомым с детства местам, выгоду свою он упускать тоже не собирался. Но все же облегчить старикам их нелегкую жизнь желал искренне. Сколько рассылалось бумаг во все инстанции с просьбами наладить транспортное сообщение с городом, починить телефонную линию, нарушенную ураганом много лет назад! Толку – ноль. А вот он, Михаил Сазонов, побегал по кабинетам, потряс папками с расчетами и чертежами, обсудил важные дела с «кем надо» после бани под русские разносолы и водочку… И завертелось! Казалось бы, радоваться нужно старикам. Так нет ведь, прислали «делегатку» Клавдию…
«Хозяйка уже слаба. Идет на убыль ее сила. Быть бедам», – пророчила Клавдия. Он лишь отмахнулся. В стариковские легенды верил мало.
Это уже позже, пройдя через собственный ад, разыскал в районной библиотеке книгу с местными преданиями. Легендарная, как озеро, Лукерья-сказочница, умершая еще задолго до рождения Михаила, оставила наследие благодаря одному собирателю фольклора. Эту книгу, изданную в советские времена (Михаил еще удивлялся, как это в те партийные времена пропустили в печать рассказы о ведьмах, колдунах, русалках и прочей нечисти), хранили как реликвию.