Стена
Шрифт:
— Это нам известно и так. И мы помним, скольких наших потеряли из-за твоих инженерных расчетов.
— Но я же просто наемный инженер!.. Я действовал по приказу! Да переведите же это пану воеводе!
— Переведу, когда будет, что переводить, — Григорий хмуро смотрел на вжавшегося в угол пленника, лицо которого белизною сливалось с покрывавшей кирпичи известкой и было залито потом, хотя все остальные ежились от холода. Длинные волосы на концах слиплись, образовав отвратительные крысиные хвостики.
Допрос
Сюда воевода и поместил господина Луазо. Лаврентий, само собой, хотел забрать его в свои собственные подвалы — они находились под теремом в стрелецкой слободе, в котором жили его «соколы». Но Шеин впервые, достаточно твердо возразил своему товарищу:
— Мне инженер этот целеньким нужен, Лаврушка! Он еще пригодиться может. А твои костоломы перестараются, и останется мне мешок на дыбе. Да и спокойнее так. Всякое у нас тут уже случалось. Сам помнишь, как Климка Сошников ни с того ни с сего со стены сверзился. А кто знал, что его брать будут? Ты, я да те, кого ты за ним послал… То-то!
Лаврентий обиды не показал, сделав вид, что согласен, однако присутствовать при допросе пленника отказался, сославшись на дела. Никто не настаивал, и, таким образом, в подвале теперь были только воевода, Григорий да, на всякий случай, Фриц. И, разумеется, сам инженер, с которым обращались вполне пристойно. Стража даже в виде особого одолжения ему выдала чистые штаны.
Шеину случалось допрашивать пленных, он в этом разбирался и по перекошенному лицу инженера, по его дрожащим коленям живо понял: этот и так все расскажет.
— Переведите пану воеводе: я не мог не выполнять королевские приказы! — вновь залепетал пленник. — Со своей стороны я даже пытался… говорил, что затяжная война бессмысленна. Но его величество не желал ничего слушать. Переведите, пан… мсье!
— Скажи уж «сэр», — усмехнулся Колдырев. — Так, может, действительно поговорим откровенно?
Последние слова Григорий произнес по-английски.
— О! — то ли испуганно, то ли радостно воскликнул инженер. — Вы и английский язык знаете, сэр?
— Представь себе. А теперь лорд воевода хочет услышать, кто ты такой на самом деле, как тебя по-настоящему зовут и с какой целью ты сюда приехал. Только не ври, что ради одного лишь золота…
Пленник вздрогнул.
— Золота короля Сигизмунда! Поскольку ты изрядно труслив, то давно сбежал бы, если б у тебя не было тут особого интереса. Так вот и поведай нам: какой такой интерес.
Несколько мгновений пан инженер мучительно размышлял. Краем глаза он глянул на стоявший рядом сундук, в котором хранились старые
— С… сэр! — трудно было сказать, обращается ли он к Шеину, или к Григорию. — Сэр, можно мне сесть? Ноги совершенно подкашиваются…
Колдырев перевел просьбу воеводе. Тот кивнул:
— Да пускай его хоть ложится, лишь бы говорил толком.
Сам он при этом встал и начал, по своей привычке, расхаживать по помещению.
Инженер плюхнулся на сундук, попытался рукавом шубы промокнуть лоб и проговорил, заискивающе переводя взгляд с воеводы на Григория и с Григория на Майера, вернее, на лезвие секиры:
— А если… если я открою одну очень важную тайну, тайну, которая может всем вам оказаться необычайно полезна, я могу рассчитывать на… особое отношение?
Колдырев перевел вопрос, и воевода рассмеялся:
— Сперва надобно узнать, что у него за тайна такая. И обещания мои сейчас недорого стоят: сами можем в любой день перед Богом предстать. Так что пускай говорит, басурманин, а там уж как выйдет. Только скажи, что если он хочет сообщить, что у нас тут какой-то клад зарыт, то сие мне ведомо. Неплохо было б, если бы он место точное назвал.
Выслушав перевод, инженер не удивился. Напротив: казалось, его даже обрадовало, что воеводе известно о спрятанном в Смоленской крепости сокровище. Раз Шеин об этом заговорил, значит ему это интересно!
— Я и не сомневался, сэр… милорд, в том, что вы знаете об этой тайне. У вас должна быть часть карты, которая может привести к сокровищу. Но лишь одна часть! Вторая давно уже находилась у короля Сигизмунда, и он тоже был посвящен в тайну. Третья часть хранилась с некоторого времени у меня.
— Вот оно что! — воскликнул Григорий.
Он уже наловчился переводить за пленником так быстро, что тот едва успевал завершить фразу, а опытный толмач уже ждал продолжения. Однако последние слова заставили его насторожиться. Насторожился и Шеин и, вслед за Колдыревым, задумчиво повторил:
— Вот оно что…
— О, милорд! Я берег этот кусочек пергамена, как собственную мою жизнь! — от волнения инженер едва не свалился с сундука. — Правда, однажды у меня вырвались неосторожные слова, и… и… Словом, польский король узнал мою тайну, и мне под угрозой пыток пришлось отдать свой кусочек карты.
— И у Сигизмунда их теперь два? — нахмурился воевода.
— Да, милорд… Но и у меня два!
Григорий и Михаил переглянулись.
— Это как же? — спросил Колдырев.
Тут в глазах лже-Луазо померк страх и неожиданно появилось торжество.