Стихи и проза. Избранное
Шрифт:
Вначале он сказал, что хочет купить мотоцикл, потому что отпуск у него большой, можно будет съездить и к друзьям в соседние населенные пункты, и к родственникам. На Севере на мотоцикле много не поездишь, он его оставит здесь, и каждый год будет приезжать в отпуск и пользоваться. Мать одобрила его идею, и они даже наметили день, когда поедут в областной центр присмотреть машину. Но однажды он увидел, что по улицам начали активно рыть траншеи и прокладывать трубы, чтобы лучше обеспечивать водой жителей поселка. Раньше в таком достаточно большом населенном пункте было всего несколько колонок, и чтобы сходить за водой, приходилось идти не менее ста пятидесяти метров, а то и дальше. Некоторые люди, воспользовавшись ситуацией, начали копать траншеи в свои дворы, чтобы подвести в них воду. Олег Петрович, посоветовавшись с соседями, тоже присоединился к этому делу, только воду решил завести
Эти слова врезались в память, они стали для него наградой, но сейчас об этом он думал с душевной болью, потому что ничего подобного ему больше никогда не скажут.
– Папа, ты же с дороги проголодался, может, поешь?
Олег Петрович, словно очнувшись ото сна, повернулся к дочери, продолжая стоять с полотенцем посередине комнаты. Саша, глядя на него, продолжила:
– Что с тобой, пойдём, покушаешь, мы уже обедали, бабушку помянуть надо, как сказала Ольга Тихоновна.
– Да-да, хорошо, дочка, – продолжая думать о своём, проговорил Олег Петрович, – я сейчас сполоснусь под душем на улице и подойду!
Он вышел во двор, день уже клонился к вечеру, и солнце повернуло свои палящие лучи так, что во дворе от стоящего дома образовалась тень. В этой тени на скамейке сидели Ольга Тихоновна – сестра матери и его тёща и с грустью о чем-то беседовали, постоянно вздыхая и кивая головой. Скрипнула калитка, и во дворе появились Николай Иванович и Андрей Васильевич, они переносили столы, которые сосед любезно предоставил для организации поминального обеда.
– А скамейку, может, пока оставите, на ней так удобно посидеть на воздухе, – попросила Ольга Тихоновна.
– Да, пожалуйста, заберу потом! – кивнул Николай Иванович, направляясь к беседке. В руках он держал большой графин, видимо, наполненный вином. Увидев вышедшего Олега Петровича, сказал:
– Подходи, Олег, маму твою помянем…
– Я сейчас, – тихо проговорил Олег Петрович, направляясь к душевой.
Когда он вышел из душа, то увидел, что все уже снова собрались за столом. Пришла Варвара Михайловна, жена Николая Ивановича. Она поздоровалась с Олегом Петровичем, посетовав, что он так поздно приехал. На столе были расставлены тарелки с закусками, а там, где должен был сидеть Олег Петрович, стояла дымящаяся тарелка с красным наваристым борщом.
– Папа, тебе борщ, очень вкусный – объеденье! Готовила Варвара Михайловна – что значит, профессиональный повар!
Все присутствующие закивали и стали говорить, что поминальный обед был очень хорошо приготовлен. Варвара Михайловна засмущалась и скромно ответила:
– Я в память о хорошем человеке старалась, и вроде навыки ещё не утратила!
Все молча выпили налитое в стаканчики вино. Оно было прохладным и довольно приятным на вкус, с ощущением лёгкой терпкости.
Николай Иванович имел несколько кустов укрывного винограда, вино делал исключительно, как он говорил, «для себя и хороших гостей, использую только чистый виноградный сок и не добавляю никаких дурманящих ингредиентов». Сам Николай Иванович был человеком бесхитростным, не склонным к обману и, сколько его знал Олег Петрович, отзывчивым на чужие просьбы. Всю жизнь он проработал механизатором, был передовиком производства, во время жатвы почти всегда занимал призовое место. Жена работала в колхозной столовой поваром, и её очень ценили за качественно приготовленные блюда.
Однажды, ещё по молодости, она подняла большую кастрюлю с водой и повредила позвоночник, от чего потом очень страдала. Периодически её мучили боли в виде приступов радикулита, и Олег Петрович помнил, что мать постоянно в этом случае, делала ей уколы и массаж, и однажды, когда Олег уже учился в 10 классе, она как-то сказала: «Как хорошо, что ты у меня есть, и как жаль, что у наших соседей нет детей, такая приличная семья, чувствуется, что из-за этого они очень переживают»! Почему так произошло, неизвестно, соседи эту тему никогда не затрагивали и подобных разговоров избегали. Может быть, пропустили время, а возможно, тяжести, с которыми приходилось сталкиваться
Пару стаканчиков все выпили молча, произнося лишь стандартные в таких случаях фразы вроде «Царствие небесное» или «Светлая память», но затем вино оказало своё влияние, и пошли разговоры – кто-то стал рассказывать, каким человеком была покойная, кто-то просто всплакнул. У Олега Петровича тоже увлажнились глаза, но он старался сдерживаться и, выпив ещё стакан вина, обратился к Николаю Ивановичу:
– Хотел у вас спросить, может, вы всё-таки в курсе, что и как здесь с мамой произошло?
– Олег, что я могу сказать? Наверное, то, что все знают. Вечером ей стало плохо с сердцем, она себя сама лечила, нам даже ничего не сказала. Потом, видимо, стало хуже, она позвонила в район, вызвала скорую помощь – хорошо, телефон под рукой! Я в окно увидел машину скорой помощи, зашёл в дом, она лежала на диване, ей делали укол, она меня подозвала и показала на подоконник, с трудом так произнесла, что в тетрадке телефоны и адреса ваши, если что с ней случится, чтобы сообщил. Я её стал успокаивать, что всё пройдёт, её в больнице подлечат, и вернётся здоровой. Она только головой слегка покачала и закрыла глаза. Вынесли её на носилках, я еще помогал донести до машины. Как потом сказали, до больницы не довезли, она скончалась в дороге. Утром позвонили в нашу, как теперь называют, администрацию из больницы, врачи попросили, чтобы мне всё передали. Ключи от вашего дома у меня были, она мне давно их отдала, когда ещё первый раз поехала в гости. Я сразу телеграммы отправил по всем адресам, а сам пошел в амбулаторию, хотел врачу всё рассказать, а он говорит, что ему уже звонили. Вечером Ольга Тихоновна приехала с мужем и дочкой, с утра мы отправились в город, в похоронное бюро. Раньше, когда колхоз был, строительный цех работал, всё здесь делали, а сейчас стало акционерное общество, всё разорилось. Контора эта ритуальная сделала всё как положено, а управляющий акционерным обществом выделил нам машину грузовую, мы её сюда доставили, а потом и на кладбище на машине везли. Народу было много, её все знали и уважали, человеком она была отзывчивым, да и профессия медицинская, для всех людей необходимая. Она, когда уже не работала, много занималась общественной работой, как участник войны, была в совете ветеранов, её часто приглашали в школу. Директор школы и глава администрации привезли музыкантов, провожали под музыку.
Николай Иванович замолчал, его рассказ произвёл впечатление и как бы снова заставил присутствующих пережить случившееся горе. Кто-то сидел с печальными глазами, кто-то украдкой вытирал слёзы, кто-то просто всхлипывал. Олег Петрович смотрел куда-то в пространство, мимо сидящих напротив родственников, и ничего не видел, потому что его глаза тоже заволокла влажная пелена, он даже не чувствовал, что слёзы текли по щекам и капали на стол. Вдруг он поднялся, взял висевшее на спинке стула полотенце, вытер лицо и, поблагодарив Николая Ивановича и всех присутствующих, сказал, что хочет пойти на кладбище.
– Что ты, Олег, под вечер на кладбище никто не ходит, – остановила его Ольга Тихоновна, – завтра все сходим с утра, а после обеда мы уедем!
– Да, Олег, не положено ходить вечером, солнце уже пошло к закату, – поддержал Ольгу Тихоновну Николай Иванович и, взяв графин, начал разливать остатки вина по стаканам. Затем продолжил:
– Присаживайся! Мы знаем, что у вас произошла ещё одна трагедия. Я хочу предложить помянуть твою безвременно ушедшую супругу. Это большая беда, она тоже подкосила здоровье твоей матери.
Все молча, с грустью в глазах закивали, пригубив вино. Варвара Михайловна тихо проговорила:
– Когда телеграмму получила, она очень расстроилась, но собиралась лететь к вам самолетом, просила Николая отвезти утром в область. Я к ней пошла, а она сидит за столом и плачет, а перед ней стоит фотография, на которой ты с Таней во Дворце бракосочетания на регистрации. Я попыталась её успокоить, но какое тут успокоение, сердце у неё слабое, ей стало плохо. Пришлось лекарствами отпаивать, я уж хотела вызывать скорую, но она сказала, что ей лучше. Сидела у неё до полуночи, хотела остаться, но она меня убедила, что всё в порядке. Утром пошли к ней вдвоём, она уже поднялась, но ходила с трудом, мы стали отговаривать, что в таком состоянии лететь самолётом очень опасно, тем более с пересадкой. В конечном итоге она с трудом, но согласилась с нашими доводами, и Николай пошёл и отправил телеграмму. Текст она писала сама.