Стихотворения о любви

Асадов Эдуард Аркадьевич

Ночь

Как только разжались объятья, Девчонка вскочила с травы, Смущенно поправила платье И встала под сенью листвы. Чуть брезжил предутренний свет, Девчонка губу закусила, Потом еле слышно спросила: — Ты муж мне теперь или нет? Весь лес в напряжении ждал, Застыли ромашка и мята, Но парень в ответ промолчал И только вздохнул виновато… Видать, не поверил сейчас Он чистым лучам ее глаз. Ну чем ей, наивной, помочь В такую вот горькую ночь?! Эх, знать бы ей, чуять душой, Что в гордости, может, и сила, Что строгость еще ни одной Девчонке не повредила. И может, все вышло не так бы, Случись эта ночь после свадьбы.

Пока ты любишь меня

Чем только не полон наш шар земной! Красот и богатств в нем не счесть. И все же Из всех драгоценностей под луной Ну есть ли хоть что-то любви дороже?! Я в мире немало прошел дорог, Встречая и сажу, и белоснежность, Но что бы достиг я и что бы смог, Когда бы ни женского сердца ток, Когда бы ни женская в мире нежность… Все было: и хмель сумасшедших фраз, И счастье такое, что — дрожь по коже! Они окрыляли меня подчас, Они вдохновляли меня не раз, Но, будем честны: предавали тоже… Сегодня — ты рядом, как вешний свет! Горящий веселою добротою. Не будем же прошлых считать побед И боль, причинявших когда-то бед. Давай про сейчас говорить с тобою! Жизнь может подножку дать не краснея И зло укусить, в западню маня. И все-таки в даль я смотрю не робея! И тысячи

раз одолеть сумею Все стужи, пока ты любишь меня! Всю жизнь ты ждала от Судьбы награды, А праздник-то вот он — взгляни душой! Ведь в чувствах моих сомневаться не надо, Сердце мое день и ночь с тобой! Да, ты — вдохновенно-нежна. И все же Не знаю: гожусь ли в твои герои? Но нам до чего ж хорошо с тобою! А то, что я — старше, а ты — моложе, Ну что ж! Значит, я еще что-то стою! И кто мои силы сумел бы смерить Хоть в буре труда, хоть на кромке огня?! Я буду сражаться, любить и верить Всегда, пока ты любишь меня!

19 ноября 1999. Москва

Не проходите мимо любви!

Нет на земле абсолютной свободы. Весна — от зимы, ну, а семя — от семени, Птица — от птицы, народ — от народа. Все подчиняется власти природы, Все, разумеется, кроме времени… Взрослеют и старятся бывшие дети, Сначала бодры, а потом — неловки, Время, кружа, царит на планете И нет ни на миг ему остановки! Годы, что молоды были когда-то, Седеют и мыслями, и душой. Оглянешься: сколько же их за спиной?! И даже считать уже страшновато… И все ж с высоты промелькнувших лет Вдруг взглянешь на пройденные дороги И хочешь порою спросить в тревоге: «Любил тебя кто-нибудь или нет?» И даль, что в тумане была когда-то, Вдруг словно под лупою проясняется, И поразительно выясняются Знакомые лица, дела и даты… И голос, какой-то нездешней силы, Прошепчет: «Вон — девушка… Узнаешь? Она же любила тебя, любила, Ты только припомни: и как любила! А разве ты чувствовал эту дрожь? Молчишь? Хорошо! Вспоминай другую, Тут тоже веселой не будет речь: Красивую, яркую, молодую, И множество радостно-светлых встреч! Она и надеялась, и металась, То слезы, то счастье тая в груди, Тебе было радостно. Но казалось, Что счастье пока что не повстречалось, И главное все еще впереди! А чьи-то иные сердца и взгляды, Напористей всех и хитрее всех, Имели порою такой успех, Которого лучше бы и не надо!» И впрямь, почему так порой бывает: Что люди, вступив вдруг с собою в сделку, Подделку за подлинник принимают, А подлинник чуть ли ни за подделку?! А почему так, друзья-товарищи? Да потому, что живем свободно! Бросаемся часто на что угодно, Пока не окажемся на пожарище! А птицы-года у мужчин и женщин Несутся, и отзвук от них все горше… И чем этих лет за спиною больше, Тем радостных дней впереди все меньше… Поэтому, люди, в потоках событий, Каждый, как хочешь, так и живи: Мечтайте, боритесь, страдайте, творите! Но только вовеки не проходите, Не проходите мимо любви!

9 февраля 2000 года Москва

Не уходи из сна моего

Не уходи из сна моего! Сейчас ты так хорошо улыбаешься, Как будто бы мне подарить стараешься Кусочек солнышка самого. Не уходи из сна моего! Не уходи из сна моего! Ведь руки, что так меня нежно обняли, Как будто бы радугу в небо подняли, И лучше их нет уже ничего. Не уходи из сна моего! В былом у нас — вечные расстояния, За встречами — новых разлук терзания, Сплошной необжитости торжество. Не уходи из сна моего! Не уходи из сна моего! Теперь, когда ты наконец-то рядом, Улыбкой и сердцем, теплом и взглядом, Мне мало, мне мало уже всего! Не уходи из сна моего! Не уходи из сна моего! И пусть все упущенные удачи Вернутся к нам снова, смеясь и плача, Ведь это сегодня важней всего. Не уходи из сна моего! Не уходи из сна моего! Во всех сновиденьях ко мне являйся! И днем, даже в шутку, не расставайся, И лучше не сделаешь ничего. Не уходи из сна моего!

1994

Что такое счастье?

Что же такое счастье? Одни говорят: «Это страсти: Карты, вино, увлечения — Все острые ощущения». Другие верят, что счастье — В окладе большом и власти, В глазах секретарш плененных И трепете подчиненных. Третьи считают, что счастье — Это большое участье: Забота, тепло, внимание И общность переживания. По мненью четвертых, это — С милой сидеть до рассвета, Однажды в любви признаться И больше не расставаться. Еще есть такое мнение, Что счастье — это горение: Поиск, мечта, работа И дерзкие крылья взлета! А счастье, по-моему, просто Бывает разного роста: От кочки и до Казбека, В зависимости от человека.

1966

России

Ты так всегда доверчива, Россия, Что, право, просто оторопь берет. Еще с времен Тимура и Батыя Тебя, хитря, терзали силы злые И грубо унижали твой народ. Великая трагедия твоя Вторично в мире сыщется едва ли: Ты помнишь, как удельные князья, В звериной злобе отчие края Врагам без сожаленья предавали?! Народ мой добрый! Сколько ты страдал От хитрых козней со своим доверьем! Ведь Рюрика на Русь никто не звал. Он сам с дружиной Новгород подмял Посулами, мечом и лицемерьем! Тебе ж внушали испокон веков, Что будто сам ты, небогат умами, Слал к Рюрику с поклонами послов: «Идите, княже, володейте нами!» И как случилось так, что триста лет После Петра в России на престоле, — Вот именно, ведь целых триста лет! — Сидели люди, в ком ни капли нет Ни русской крови, ни души, ни боли! И сколько раз среди смертельной мглы Навек ложились в Альпах ли, в Карпатах За чью-то спесь и пышные столы Суворова могучие орлы, Брусилова бесстрашные солдаты. И в ком, скажите, сердце закипело? Когда тебя, лишая всякой воли, Хлыстами крепостничества пороли, А ты, сжав зубы, каменно терпела? Когда ж, устав от захребетной гнили, Ты бунтовала гневно и сурово, Тебе со Стенькой голову рубили И устрашали кровью Пугачева. В семнадцатом же тяжкие загадки Ты, добрая, распутать не сумела: С какою целью и за чьи порядки Твоих сынов столкнули в смертной схватке, Разбив народ на «красных» и на «белых»?! Казалось: цели — лучшие на свете: «Свобода, братство, равенство труда!» Но все богатыри просты, как дети, И в этом их великая беда. Высокие святые идеалы Как пыль смело коварством и свинцом, И все свободы смяло и попрало «Отца народов» твердым сапогом. И все же, все же, много лет спустя Ты вновь зажглась от пламени плакатов, И вновь ты, героиня и дитя, Поверила в посулы «демократов». А «демократы», господи прости, Всего-то и умели от рожденья, Что в свой карман отчаянно грести И всех толкать в пучину разоренья. А что в недавнем прошлом, например? Какие честь, достоинство и слава? Была у нас страна СССР — Великая и гордая держава. Но ведь никак же допустить нельзя, Чтоб жить стране без горя и тревоги! Нашлись же вновь «удельные князья», А впрочем, нет! Какие там «князья»! Сплошные крикуны и демагоги! И как же нужно было развалить И растащить все силы и богатства, Чтоб нынче с ней не то что говорить, А даже и не думают считаться! И сколько ж нужно было провести Лихих законов, бьющих злее палки, Чтоб мощную державу довести До положенья жалкой приживалки! И, далее уже без остановки, Они, цинично попирая труд, К заморским дядям тащат и везут Леса и недра наши по дешевке! Да, Русь всегда доверчива. Все так. Но сколько раз в истории случалось, Как ни ломал, как ни тиранил враг, Она всегда, рассеивая мрак, Как птица Феникс, снова возрождалась! А если так, то, значит, и теперь Все непременно доброе случится, И от обид, от горя и потерь Россия на куски не разлетится! И грянет час, хоть скорый, хоть не скорый, Когда Россия встанет во весь рост. Могучая,

от недр до самых звезд, И сбросит с плеч деляческие своры! Подымет к солнцу благодарный взор, Сквозь искры слез, взволнованный и чистый, И вновь обнимет любящих сестер, Всех, с кем с недавних и недобрых пор Так злобно разлучили шовинисты! Не знаю, доживем мы или нет До этих дней, мои родные люди, Но твердо верю: загорится свет, Но точно знаю: возрожденье будет! Когда наступят эти времена? Судить не мне. Но разлетятся тучи! И знаю твердо: правдой зажжена, Еще предстанет всем моя страна И гордой, и великой, и могучей!

1993

Спор о женских сердцах

Приятель мой, сурово сдвинув бровь И осушив цимлянского бокал, Когда заговорили про любовь, С усмешкой назидательно сказал: «Я мало чту романтиков. Прости! А женская любовь — сплошной обман. Я много женщин повстречал в пути И на сто лет, как говорится, пьян! Не веришь? Усмехаешься? Ну что ж! Давай рассудим прямо, хоть сейчас: Где тут сокрыта истина, где — ложь И в чем надежность милых этих глаз?! Вот ты все веришь в чистую любовь. Что будто в ней — вся истина и свет. А я сказал и повторяю вновь: Что бескорыстных чувств на свете нет! Представь: что ты вдруг разорился в мире! Теперь скажи: чтоб жизнь начать с нуля, Кому ты будешь нужен без квартиры, Или без дачи, или без рубля?! Жизнь всюду даже очень непростая. И дамам нужно все без лишних слов! И вот ответь: ну где она, «святая», «Большая и красивая любовь?!!» Вот встреться ты, чтоб идеалам следовать, Хоть с молодою, хоть не с молодой, Но каждая начнет тотчас выведывать: Что у тебя, голубчик, за душой? Прости меня, быть может, за банальность, Но в этой самой жизненной борьбе Им главное — твоя материальность, А душу можешь оставлять себе! И при любом житейском повороте У женщины — один любимый свет: Любовь — лишь позолота на расчете, А деньги — цель, и в этом весь секрет!» Приятель мой сурово рассмеялся И вновь налил игристого бокал. А я все думал, думал и молчал, Но как-то всей душой сопротивлялся… Не спорю: так действительно бывает, И все-таки: ну как же, как же так?! Неужто всюду чувства примеряют, Как в магазине кофту иль пиджак?! И вспомнились военные года: Вот я лежу на койке госпитальной… Чем обладал я, господи, тогда? Бинты, да раны, да удел печальный… Что впереди? Да в общем ничего… Мне — двадцать… Ни профессии, ни денег… Все — дымный мрак… Жизнь — как железный веник Все вымела из завтра моего… И вот, как будто в радужном огне, Сквозь дым тревог, тампонов и уколов Являться стали в госпиталь ко мне Шесть девушек и строгих, и веселых… И вот в теченьи года день за днем, Успев ко мне, как видно, приглядеться, Все шесть, сияя искренним огнем, Мне предложили и себя, и сердце!.. А у меня, я повторяю вновь, Ни денег, ни квартиры, ни работы… А впереди — суровые заботы И все богатства — мысли да любовь! Да, каждая без колебаний шла На все невзгоды, беды и лишенья И, принимая твердое решенье, Ни дач, ни денег вовсе не ждала! Приятель мой задумчиво вздохнул: «Допустим… Что ж… бывают исключенья. К тому ж там — лет военных озаренье. Нет, ты б в другие годы заглянул!» «Да что мне годы! Разные, любые! Неужто жил я где-то на Луне?! Ведь сколько и потом встречались мне Сердца почти такие ж золотые! Вот именно: и души, и глаза Чистейшие! Ни больше и ни меньше! Скажи-ка им про деньги или вещи — Ого, какая б грянула гроза!!! Не спорь: я превосходно понимаю, Что все хотят жить лучше и светлей. Но жить во имя денег и вещей — Такую жизнь с презреньем отрицаю! Конечно, есть корыстные сердца, Которых в мире, может быть, немало, Но как-то жизнь меня оберегала От хищниц и с венцом, и без венца! И все же, должен вымолвить заране, Что исключенье было, что скрывать! Однако же о той фальшивой дряни Я не хотел бы даже вспоминать! Вот ты сказал, что женщины корыстны. Не все, не все, сто тысяч раз не все! А только те, ты понимаешь, те, Чьи мысли — словно кактусы, безлистны. Есть правило, идущее от века, И ты запомни, право же, его: Чем ниже интеллект у человека, И чем бедней культура человека, Тем меркантильней помыслы его!» Приятель грустно молвил: «Как назло Пойди пойми: где хорошо, где скверно? Быть может, нам по-разному везло, Но каждый прав по-своему, наверно!» Он вновь налил фужеры на двоих. «Давай — за женщин! Как, не возражаешь?!» «Согласен!» — я сказал. «Но за каких?» — «Ты это сам прекрасно понимаешь!» Они живут, даря нам светлый пыл, С красивой, бескорыстною душою. Так выпьем же за тех, кто заслужил, Чтобы за них мужчины пили стоя!

7 января 2000 года. Красновидово. Сегодня Иисусу Христу было бы две тысячи лет, а моей маме — девяносто восемь. Великое Рождество

Чудачка

Одни называют ее «чудачкой» И пальцем на лоб — за спиной, тайком. Другие — «принцессою» и «гордячкой». А третьи просто — «синим чулком». Птицы и те попарно летают, Душа стремится к душе живой. Ребята подруг из кино провожают, А эта одна убегает домой. Зимы и весны цепочкой пестрой Мчатся, бегут за звеном звено… Подруги, порой невзрачные просто, Смотришь, замуж вышли давно. Вокруг твердят ей: — Пора решаться, Мужчины не будут ведь ждать, учти! Недолго и в девах вот так остаться! Дело-то катится к тридцати… Неужто не нравился даже никто? — Посмотрит мечтательными глазами: — Нравиться — нравились. Ну и что? — И удивленно пожмет плечами. Какой же любви она ждет, какой? Ей хочется крикнуть: «Любви-звездопада! Красивой-красивой! Большой-большой! А если я в жизни не встречу такой, Тогда мне совсем никакой не надо!»

1964

«Сатана»

Ей было двенадцать, тринадцать — ему, Им бы дружить всегда. Но люди понять не могли, почему Такая у них вражда?! Он звал ее «бомбою» и весной Обстреливал снегом талым. Она в ответ его «сатаной», «Скелетом» и «зубоскалом». Когда он стекло мячом разбивал, Она его уличала. А он ей на косы жуков сажал, Совал ей лягушек и хохотал, Когда она верещала. Ей было пятнадцать, шестнадцать — ему, Но он не менялся никак. И все уже знали давно, почему Он ей не сосед, а враг. Он «бомбой» ее по-прежнему звал, Вгонял насмешками в дрожь. И только снегом уже не швырял И диких не корчил рож. Выйдет порой из подъезда она, Привычно глянет на крышу, Где свист, где турманов кружит волна, И даже сморщится: — У, сатана! Как я тебя ненавижу! А если праздник приходит в дом, Она нет-нет и шепнет за столом: — Ах, как это славно, право, что он К нам в гости не приглашен! И мама, ставя на стол пироги, Скажет дочке своей: — Конечно! Ведь мы приглашаем друзей, Зачем нам твои враги! Ей — девятнадцать. Двадцать — ему. Они студенты уже. Но тот же холод на их этаже, Недругам мир ни к чему. Теперь он «бомбой» ее не звал, Не корчил, как в детстве, рожи. А «тетей Химией» величал И «тетей Колбою» тоже. Она же, гневом своим полна, Привычкам не изменяла: И так же сердилась: — У, сатана! — И так же его презирала. Был вечер, и пахло в садах весной. Дрожала звезда, мигая… Шел паренек с девчонкой одной, Домой ее провожая. Он не был с ней даже знаком почти, Просто шумел карнавал, Просто было им по пути, Девчонка боялась домой идти, И он ее провожал. Потом, когда в полночь взошла луна, Свистя, возвращался назад. И вдруг возле дома: — Стой, сатана! Стой, тебе говорят! Все ясно, все ясно! Так вот ты какой? Значит, встречаешься с ней?! С какой-то фитюлькой, пустой, дрянной! Не смей! Ты слышишь? Не смей! Даже не спрашивай почему! — Сердито шагнула ближе. И вдруг, заплакав, прижалась к нему: — Мой! Не отдам, не отдам никому! Как я тебя ненавижу!

Ты даже не знаешь

Когда на лице твоем холод и скука, Когда ты живешь в раздраженье и споре, Ты даже не знаешь, какая ты мука, И даже не знаешь, какое ты горе. Когда ж ты добрее, чем синь в поднебесье, А в сердце и свет, и любовь, и участье, Ты даже не знаешь, какая ты песня, И даже не знаешь, какое ты счастье!

1984

Главная сила