Стихотворения

Лимонов Эдуард

Хорошо в жару отдать себя в чужие руки…

Хорошо в жару отдать себя в чужие руки в руки врага или в руки любимой женщины только эти двое бывают достаточно близки они знают нас так — насколько позволит приблизиться ненависть и любовь пусть в жару эти близкие делают что хотят переворачивают. кладут. уносят. забирают семя. жизнь ласки. кровь Хорошо в песке и на террасе где нет тени где пески подступили и уже засыпали львов и вазы (или без львов и ваз — деревянное просто) хорошо растекаясь лежать а они над тобою хлопочут слабо голые или прозрачно дрожащие от той радости что им досталась …обувь. камешки. гвозди. пылинки. занозы и на дереве старом рубцы на металле. и болтик и гайка и шайбочка и нанесенный песок в винтовую нарезку и муравей и бесцельная гадость стоножки шеи дальних песчинок и ближние лапки передних — Вознесение. мост через пыль и Европу в Египет И культура как скука страницами перелистала пустыню знойный символ растрепанной книги перевернутой в прошлом летящей и вот уж опала моя сила в мозгу и сквозь шею вся вниз полилась и наполнила орган как крылья летящие через века из детей для того чтоб хозяин уклада смеялся… Так мне женщина снилась. любимый сосуд мой В него я. в него выливаю

Ода

армии

Право же слово только к армии я испытываю почтение в моей стране и право же слово только в структуре армии застревает мой ум веселится мой мозг Дай испить. наглядеться чинов твоих нижних и верхних не вникая в их человеческое нутро о дай мне не болезнь о белом горле. не жалость ангинную скрипящих толстовских а мощь боевых единиц ряды к земле наклоненные сиротливую решительность общего щита Поза армии. тигриный прыжок армии вытеснит пусть из меня пиджак и рубашку Больше не напоминайте мне о головах и очках Бросьте дергать меня — слабость и глупость …цепь переваливая холм вторая цепь переваливая холм итак цепи исчезают во времени лиц не видно. тем лучше Глыбоподобный угол выдвинулся вперед каменноподобные края заворачиваются и в эту воронку попадающие селения сереют трухлеют и сворачиваются Так шагай по зеленой невыразимой топчи луга полевыми кухнями лежи в тени с серьезнейшим видом окружай сбрасывай затаптывай А в мирное время угрожай китайской философии масс защищай своим видом действуй на нервы квартируй. живи подсобными хозяйствами и налогами Армия! Пусть майоры едят французские булочки и яичницу по-гречески Пусть полковники восседают в красивом штабе генерал пусть стоит во главе стола пусть лейтенанты готовятся в академию старые капитаны ругают начальство старшина Иванов сидит под солнцем пусть тучи стоят над штабом зимнее небо озаряют прикрепленные самолеты Будь готова идти куда угодно В сторону вверх вниз влево и вправо единственная чистая сила красивая грубая сила Армия! Пусть генералы ходят как тигры в клетке поглядывая за Амур и хорошо бы берега Средиземного моря турок бы тоже включить и греков оставив в стороне лирику любовь и песок Сапоги переставляя по пустыням подкрепляясь ружьем для опоры символ образ российского солдата пусть не уменьшается в века

По ласково затененным дорожкам…

по ласково затененным дорожкам на летние прогулки с блеском истинного таланта в каждом движении и обливаю мозгом моего настроения этот мост и он энергически выпячивается из природы туша леса я в синей курточке — ребрышки Но махинации с ландшафтами бросают мою гигантскую тень Я странный поступивший гувернер в вашу семью берегите от меня дочек ввиду происшествия закрытый учебник

Отрывок

…загубивший себя талант проследовал в Азию через Гурьев это ж надо — ушел от Москвы а что ему… с тоннами ила и керосина мутная Аму-Дарья* любимая сумасшедшая ханская дочь Где Фрунзе и Орджоникидзе в гимнастерках все покорили политические продолжительные проповеди повели курносых солдат сплевывая семечки с дикой песней Маруся пряча штыки в тряпицы против козлоногих туркменов в прорехе выделялось белое плечо — Вон конница вон! — Загубленный талант вынимая перо и чернила сидит в своем запахе под чинарой Чинара — он пишет — дерево приятное да здесь совсем и нету никаких дорог никто не стреляет дичь и волны морские если отбросить пароходы пенные мутные накатывают на грязный Мангышлак отламывая от него обрывы Такая вода откатывается назад Внизу говорят дожди попадают на розы недавних тигров еще раскаты слышны на линейной карте местные условия не обозначены только приедет к ответственности иногда привлекать майор и можно договориться и до самого Белуджистана ни одна собака кроме белых высоких осыпей не станет нас наблюдать

От лица кого-то неопределенно смутного…

От лица кого-то неопределенного смутного. Кого-то вроде себя. кого-то такого. с чем-то трагическим. с полуфразой — полувздохом с налетом фантазии. с большим летним днем и вам нужно. чтобы закатываясь светило не повредило вам головы сколько нежных лучей на книгах растоптанная дедовская пыль как не хватает знатоков античности бесполезных и красивых старцев. редкобородых в доме пергамента. в море волны тихий сытый обед посередине лета в восторженно открытой груди застряли цветы полевые. колечки ромашки и белоснежные вздохи наполняют дом в свечении ужаса он видит птицеферму сгущающийся дождь. поголовье кур и видит он взором черным пустые углы лилового двора Двор политический. здесь со скрипом казак Матвей натаскавши кольев в землю вбивает. плетет руками бородатые плечи. уханье ног на завожённой штанине пятна солнечный сап и рык отчего так долго отчего так сладко столько обитателей стоит на горе по нежной статуе школьного героя гуляет глянец. гуляет гипс поблизости живет мать-старушка сухие ручки сжимают плакат В тени и темноте выполняет город свои функции. играет свою роль Рояль дребезжит. везут колбасы зевотой занялся вон старик мечтают птицы. пилят бревна два интеллигента в библиотеке сидят От войны не осталось разбитых зданий Все отстроилось и окрепло набегая на берег река смеется и как раз за школу солнце зашло Ужение рыб на закате за школой скользкие бревна и разговор Ученик Матвеев. Ученик Тимофеев Ученица Крюкова и дальше все Разговор о прериях о пампасах о свойствах увеличительного стекла о соседних холмах о совсем старших классах безначальный волнующий всегда разговор и по прелести рока по ненасытности судеб вздыхают юные наши друзья чтоб бросало их повсюду они мечтают но трамвайная остановка с места не сойдет так же будет круг. будут эти рельсы булка. колбаса. клетчатая рубашка Иван Фонвизин. Степан Бородулин милые учителя блестящие гости земли

Он окатывая зубы — ряд камней…

Он окатывая зубы — ряд камней размышляет о позиции своей А позиция не мала не глупа простирается от Азии столпа сверху речка опускается искать Рядом небо. в него можно устремлять ничего не выражающий свой глаз и противник-волк проходит вот сейчас На холме идет упруго и легко не достать винтовке — очень далеко Здесь обычные звериные права не нужна тут право сложной голова Лишних

проволочек нитей натянуть Ах не проще ли наесться и заснуть и баранина и луговой чеснок и жена — всегда тепло у ней меж ног новый вытканный и луговой халат поменяемся со мною — жадный брат Я вначале был такой же как и ты Но потом развились вредные черты Роковую роль сыграли книги и среда Если б мог попасть я вовремя туда где проходят экскаваторы живьем где бежавших в лагеря опять сдаем Где за паспортом охота. поезд в ход А Москва все это знает и живет Не боится европейская Москва И большие у Москвы моей права но пока до самой Азии дойдут рассосутся. очень странными придут Здесь советская уж смахивает власть на природную и с жирными щеками и таджики и узбеки над столами совещаются о чем-то всласть под нами там по карте вниз и вправо желтый цвет говорят что там пески. воды там нет и оазисы! о странная страна! для чего объединились племена Для чего и я и турка — все равны (А читай — Азербайджан моей страны) Странноликие народы (А. А. Блок) проживают предусмотренный им срок Я по улицам столицы Рим-Москва прохожу — моя кружится голова Ходят варвары в чудесных сапогах тюбетейки на обритых головах вниз спускаются огромные усы носят ящики для общей для красы Все события. Я мелкий человек Я — поэт. не председатель не узбек Я забывши свою голову гляжу и в порядок ничего не привожу

Я рассматриваю в прошлом…

Я рассматриваю в прошлом или будущем какие-то золотистые поля золотистые поля сворачивают свои головки на них подрагивает теплый ветер и вместе с ветром подрагивают призрачные автомобили направляясь в призрачный районный центр танцует ближайшее марево-небо кто-то пошел чего-то купить и забыл вообще настроение «кто-то» «чего-то» понятие о прохладе исчезло навсегда Только начинается воспоминание о товарище приходит грек и подходит египтянин где. кто. какие. у меня были товарищи может да. может немыслимое нет некие сабли. льяносы. пампасы кровь на теле. кровь на животе бедная моя бедная осталась в могиле в какой красноватой гражданской войне? нужно уезжать от маленького холмика трещит дерево. шумит-шумит белоболванная голова раскачивается белое небо. жара. жара распорол голенище. газеты вставил чтоб не текло. и тряпицей бедро песок да и степи. ох уж дорвуся из армии в армию. из мира в мир

Моя жизнь — это прекрасная легенда…

Моя жизнь — это прекрасная легенда Милый идиотский напев Знойное лето в закрытых комнатах тускнеют зеркала и поэту приближается к тридцати Милый идиотический напев «Что ты ходишь принижаясь… принижаясь…» Тонкие возлюбленные ноги. возлюбленное отверстие прижать к груди… Ах я сумасшедший сумасшедший… Заря догорала на луковой траве Ах я сумасшедший… В темно-липовой аллее Ходит поверхность. морщит. рябит Бездомная книга. отсыревшая книга покрытая плесенью книга… и Генриха козни и Людвига спесь и девственность смутной Жанны и мы в этой книге сумбурной есть божественны окаянны

Из сборника «Прощание с Россией» (1973–1974)

Крестьянское

Крестьянская сельскохозяйственная поэма от руки ветеринара от его волосатой тужурки полетела вверх и уже полный разброд подтверждает ее нахождение в воздухе потому что наклонились бесполезные березки еще более неполезные клены и ясени возмутительно спокойный дуб О поля! как хорошо вы выглядите гуляющему и пропадите вы пропадом когда вас нужно обрабатывать и когда вы прикреплены к земле свеклой картошкой и другими разными препаратами впрочем ранняя яичница не помешает развесистое сало выказывает потребителя Крестьянские школьники довольно бедны их лица выказывают социальную ограниченность А что до того Кому на Руси жить хорошо так это конечно жителям городским и тем не менее. рутина. привычка и нежелание оставляют на местах всех. почти всех Блажен удравший из колхозного рая А может не блажен. кто его знает На уровне знаний можно стать председателем летний денек. дыни. бахча мухи не влетают в открытую форточку открытый автомобиль ждет в картузе Все окают или украинизируют не очень торопятся. как-то так перепоясанный бритый затылок. Начальство под вишнями пьет чаи Пыльной дорогой под старость лет недальние концы. Знакомых немного. Впрочем все село. и еще село. и дальнее село — довольно таки много… В сухие растения ранней весною. для обработки повесил пиджак. Вкривь и вкось трактор виляет. толстые пальцы в черной земле Сухая колосится в августе глупо Сельские приключения. Не до прелестей нам Самая лучшая девка уехала в город Более худшая досталась женой И с презрением отворачиваешься от деревни Да город суетен. жаден но он не пропал в тени И вот боязливо ты едешь в город А сколько еще этапов. преодолеешь завод страхи боязни. И когда уже выйдешь из общества на вечерней заре твоей жизни с истонченным чувствами-книгами лицом то что можно сказать — один оставшись понимай — все напрасно или не напрасно проделан путь Теперь вот и можно навестить родной бугорочек знакомая птица предложит к тебе на руку сесть Гони ее прочь! В зле заключается мудрость И если имеешь ученики* злыми их быть учи А в общем-то напрасно… напрасно завершение это всегда мерзко обратимся же к самому началу итак из руки ветеринара крестьянская сельскохозяйственная поэма полетела не зная куда впереди еще целая жизнь

Пелена снегов, одеяло снега…

«Пелена снегов. одеяло снега вечер слазит к нам и скрипит машина (читай телега) и давно уже разбитной мужик он к колхозу привык и легко душе Сколько пуговиц, расстегну и выйду к месяцу и наружу грудь по русской привычке спьяну с лестницы озирать буду вверху куст звезд как горят солнца-вселенные А земля наша мала и на ней мы пленные ограничен я. но пламя мое божественно я совсем не стесняюсь тебя и ты женщина — любимая до зверского кишечного ужаса Я люблю тебя. И Версаль. Вольтер и супружество известных ранее знаменитых пар Лаура — Петрарка Элоиза — Абеляр» все это в мозгу витает школьника Как он вышел на снегу смотреть вверх одет простенько и смотрит подлец. понимает все и ему плачется А нежный отец. зовет иди. иди А сын артачится