Стихотворения

Лимонов Эдуард

И Вас Васильевна и Вас…

И Вас Васильевна и Вас Я вспоминаю всякий раз И Влада-сына вспоминаю И Леньку сумасшедшего витаю [3] И проплывает предо мной Ваш огород с его травой У Леньки в Павлограде менингит он палец отрубил — Вы знаете! и выбросил его в окно Ах вы же раньше умираете! И палец Вам уж все равно А Ваш Шепельский ямы рыл Чтобы живот не рос — ходил Он в горы часто — по горам И фотографий много Вам Я благодарен что Вы маме моей заняли денег чтоб велосипед купить тогда мне Ах вам тогда купили гроб! А я на свой велосипед Всегда садился — Ваш сосед И ехал с Ленькой — ему лучше на Ваш далекий огород Какой вы странный все народ! Десятилетия назад — Такие люди все подряд Шепельский Влад Шепельский Ленька Он овощ продавал частенько Да продавал за пятаки Все менингитцы чудаки Поляки тоже очень странны Полуполяки так туманны Стираются всегда они И

остаемся мы одни

3

Витаю (укр.) — приветствую.

Из города Синопа…

Из города Синопа И в город Рабадан Скользя в песке осеннем Шел странный караван Висели тихо уши У мулов. лошадей Светил привольный месяц Но не было людей Все люди незадолго На всей на всей земле Ушли ушли за Волгу Кто только уцелел Ведь полчища китаев Пришли на наш очаг И многих умертвили Но умирать стал враг Спокойные китаи Лежат в полях мертвы Хотя бы их десяток Что не встаете вы? А это все от мора Которого из рек Случайно наземь вывел Ученый человек Мор тихий и незримый Всю землю обошел Скотов земных не тронул А человека свел Травою зарастают Деревни города От ветра упадают Холодные дома

Воспоминания о Капуе

Капуя была длинной Капуя была тонкой Капуя была милая Она была вместительная Капуя хороша была Она была озаренная В ней тихо ехала коляска Лучше Капуи ничего не было Ибо в ней тихо ехала коляска Ибо коляска ехала в тени Ибо на коляску все время падали тени Тени от зданий падали на коляску И тени от зданий пробегали по мне Потому что я сидел в коляске И я рассматривал Капую Капуя была прохладная В Капуе продавали вино Вино подавали на блюдце В Капуе были хорошие блюдца Которые стояли на столиках А столики стояли в тени А на столики клали шляпу Вот чем отличалась Капуя В Капуе можно было видеть как идут женщины В Капуе они ходили особым образом В Капуе у женщин были яркие губы Изумительно большие груди пучились А мясо на ногах выглядело замечательно Можно было целый день просидеть в Капуе И не думать ни о чем другом Только о Капуе Капуя и Капуя И только Капуя Капуя Капуя

И этот мне противен…

И этот мне противен И мне противен тот И я противен многим Однако всяк живет Никто не убивает Другого напрямик А только лишь ругает За то что он возник Ужасно государство Но все же лишь оно Мне от тебя поможет Да-да оно нужно

Кто теперь молодой за меня?..

Кто теперь молодой за меня? Почему же отставлен я?! Ах наверное я что-то делал не так! — Нет ты делал все верно и так Но как бы ни делал ты Отставят тебя в кусты На светлой поляне другой А ты в темноте сырой

Откуда это? да откуда это?..

Откуда это? да откуда это? Такая грустная страдальческая форма листьев Откуда о! Откуда это? такая пыль на листьях и такая влюбленность в эту землю и несчастье… Не вспомнит тело… никогда не вспомнит откуда и цветные рамы а также деревянные сараи и старого мне дерева изгиб Откуда это? но откуда это? не вспомнит тело… вновь не вспомнит

Саратов

Прошедший снег над городом Саратов Был бел и чуден. мокр и матов И покрывал он деревянные дома Вот в это время я сошел с ума Вот в это время с книгой испещренной В снегах затерянный. самим собой польщенный Я зябко вянул. в книгу мысли дул Саратов город же взлетел-вспорхнул Ах город-город. подлинный Саратов Ты полон был дымков и ароматов И все под вечер заняли места К обеденным столам прильнула простота А мудрость на горе в избушке белой Сидела тихо и в окно смотрела В моем лице отображался свет И понял я. надежды больше нет И будут жить мужчины. дети. лица Больные все. не город а больница И каждый желт и каждый полустерт не нужен и бессмыслен. вял. не горд Лишь для себя и пропитанья бегут безумные нелепые созданья настроивши машин железных и всяких д'oмов бесполезных и длинный в Волге пароход какой бессмысленный урод гудит и плачет. Фабрика слепая глядит на мир узоры выполняя своим огромным дымовым хвостом и все воняет и все грязь кругом и белый снег не укрощен протест мельчайший запрещен и только вечером из чашки пить будут водку замарашки и сменят все рабочий свой костюм но не сменить им свой нехитрый ум И никогда их бедное устройство не воспитает в них иное свойство против сей жизни мрачной бунтовать чтобы никто не мог распределять их труд и время их «свободное» их мало сбросит бремя то народное И я один на город весь Саратов — так думал он — а снег все падал матов — Зачем же те далекие прадеды не одержали нужной всем победы и не отвоевали юг для жизни наверное трусы были. кровь что брызнет и потому юг у других народов А мы живем — потомки тех уродов Отверженные все на север пробрались и тайно стали жить… и дожились… Так думал я и теплые виденья пленив мое огромное сомненье в Италию на юги увели и показали этот край земли Деревня над морем расцветая и тонкий аромат распространяя и люди босиком там ходят Ины купаются. иные рыбу удят Кто хочет умирать — тот умирает и торговать

никто не запрещает В широкополой шляпе проходить и тут же на песке кого любить Спокойно на жаре едят лимоны (они собой заполнили все склоны) и открываешь в нужном месте нож отрезал. ешь и денег не кладешь А спать ты ночью можешь и без дома и не нужны огромные хоромы и шуба не нужна от царских плеч просто на землю можешь смело лечь и спи себе. и ихо государство тебе не станет наносить удар свой Конечно та Италия была Италии отлична пожилой Она совсем другой страной была совсем другой страной Я образ тот был вытерпеть не в силах Когда метель меня совсем знобила и задувала в белое лицо Нет не уйти туда — везде кольцо Умру я здесь в Саратове в итоге не помышляет здесь никто о Боге Ведь Бог велит пустить куда хочу Лишь как умру — тогда и полечу Меня народ сжимает — не уйдешь! Народ! Народ! — я более хорош чем ты. И я на юге жить достоин! Но держат все — старик. дурак и воин Все слабые за сильного держались и никогда их пальцы не разжались и сильный был в Саратове замучен а после смерти тщательно изучен

Из книги «Пятый сборник» (1971)

В праздник делаем мы крюк…

В праздник делаем мы крюк Гладим. садим. вытираем Красим. собираем пух и на солнышко взираем От лекарственных стволов недосказанных деревьев каждый член семьи здоров нету среди нас злодеев Мы не мыслим заменить труд ручной на труд машинный не хотим мы сократить скромный промысел мышиный Мы не сделали слона из пушистой мухи хороша нам и она слава Богу — руки есть у нас и этих рук есть узор крестьянский и плодов дает на двух садик россиянский

Чингисхановские гекзаметры

ходить бы… пойти из Москвы вон и идти все идти и деревни. а куда неизвестно. и тихой походкой. мышиные шорохи слыша. европейскую часть покидая, и в азиатскую глядя. и ветви Аральского моря. и черные южные зимы. калмыки татары узбеки. и все кто нерусское ест. и важно смотреть а они иногда розовеют, от этого взора. Прохожий сулит тишину… Поднять бы огромный весь сброд. На Европу повесть. и тихие мысли питая с верблюда следя продвиженье без пушек, без армий а силами мирных кочевий, прекрасных французов достичь. и окончить их сонную жизнь. …трещали курятники. бабы теряли опилки. и ровно мы лезли через плетни и заборы. в Америку даже все ровно и ровно черноголовые дети мои. все ламы тибетцы тангуты чечены ингуши и дали. татары в дыму. и простецкие русские люди. и то что уродствами раньше назвалось — лицо испитое. разгульные серые ноги — красивым теперь почиталось орлом. Мы взяв Византию. сквозь Грецию скорым пробегом. в пути обрастая. и шлюпки беря. корабли. в Италию двинем. чумой заразим Апеннины. все реки достав. и выпив до дна до безумных нагих пескарей… Вперед мои чада! Верблюда менял на машину — которая где-то в лесах поломалась везут нас в Америку злые на нас пароходы и первые гости робки… но украдкой. все больше нас здесь прибывает. Уже наши злобно дерутся. без денег берут. и без девок не хочут идти. Уже наши люди. набив наплевав. обнаружив, густые тропинки в полях. прокатились по этой земле. и толпою вновь влились в родные места. не узнав их. где даже трава появилась. и стали. и спят. Обошел их вокруг и померял. и очи я вытер сухою бандитскою тряпкой. и я им сказал — хорошо!

Тепло за городом заразно…

Тепло за городом заразно идет забор однообразно и пыль зеленая лежит чего-то воздух говорит и на манер гусиной школы повсюду выросли глаголы внимать. исследовать. просить потрогать. скушать и вкусить Тепло за городом. крапива сорняк красивый несчастливо большая грязная река два-три унылых старичка да юношей компанья громких воображающих что здесь для них преграда вряд ли есть однако очень даже ломких Они кричат. кричат и пьют А девушки у них поют могучий тост веселой жизни о нет не ртами — животом большими новыми плечами красивым задом и ногами довольно толстыми притом Здесь гражданин один печальный и ноги моющий в реке второго быстренько увидит ничком лежащего в песке и по его затылку судя то этот тоже гражданин воображает что все люди иные. он такой один Они вдвоем разговорятся устало ноги побегут устало плечи поклонятся на станцию они придут Чтоб не вступать в излишни тренья в углу укромное сиденье они успеют выбирать и станут путь обозревать А путь такой, довольно легкий немного даже и смешной Идут постройки, огороды заборы целою семьей Под дубом мальчики играют Рыбак на воду поплевал чего-то бабы здесь копают мужик куда-то побежал Сидела пара на пригорке мужчина груди ей давил А ей приятно, и смеялась что поезд мимо проходил Покинем этот поезд — братья и так уж длинен мой рассказ Наверное, мог бы увидать я в приятелях — печальных вас В заг'oроде любое место Ну Клязьму. Водники. Сер-бор. поэту ж мне неинтересно чтоб был конкретным разговор

В такое пикантное утро…

В такое пикантное утро хорошо бы съесть что-нибудь пикантное например устрицу или лягушку Что-нибудь маленькое разрезать на микроскопические дольки В такое изумительно пикантное неестественное утро и какие-нибудь серебряные щипчики совсем не плохо могут сверкать когда деревья перегружены снегом прямо на зеленой листве когда многие ветки отломаны а в судьбе Марьи Петровны 22-х лет произойдут значительные изменения — Подайте нам что-нибудь маленькое и красное говорил изящный эстет в изношенной шапочке