"Стоящие свыше"+ Отдельные романы. Компиляция. Книги 1-19
Шрифт:
Слова чудотвора о том, что на рудник не попадают просто так, немного успокоили его совесть: может быть, Инда здесь вовсе ни при чем? Может быть, это просто совпадение и Стриженый Песочник действительно совершил что-то преступное?
Но когда метеорологи начали собираться в обратный путь, чудотвор, обещавший разузнать о Стриженом Песочнике, сел рядом с Йокой и хлопнул того по плечу.
– Я же говорил – можешь не расстраиваться. Этот парень попал сюда за дело. В большой драке, что называется «стенка на стенку», он ударил одного из противников. Я имею в виду энергетический удар, удар мрачуна. Парень, который пострадал, сейчас в клинике доктора Грачена,
Йока промолчал только потому, что не сразу понял, о чем ему только что сказали… А когда понял, о какой драке речь, у него и вовсе отнялся язык. А ведь Стриженый Песочник говорил… Почему же Йока ему не поверил? Почему предпочел забыть об этом, как о незначительном, ничего не значащем эпизоде? Ведь очевидно – после обмена ударами с Меченом, – что ударил парня не Песочник, а он, Йока…
Ему стало так страшно, что заболел живот. Страшно и стыдно. Все гораздо хуже, чем он мог предположить. Мрачуны не выдают друг друга чудотворам, и Стриженый Песочник не выдал Йоку, предпочел сам отправиться на рудник. На всю жизнь. А он, Йока? Что сделал он? И почему подозрение пало на Песочника? Почему чудотворы решили, что он мрачун? Потому что Йока ревел на плече у Инды! Потому что они сразу вычислили, с кем он виделся вечером в воскресенье!
«Я знаю, кто ты, Йелен!» – кричал Песочник. Кричал и улыбался. Ему легко улыбаться, он никого не предавал и не подставлял…
Первой мыслью было немедленно рассказать чудотворам, как все произошло на самом деле. И если бы не присутствие Мечена, он бы так и сделал.
Но ведь Инда знал, что Йока мрачун. Почему же он не сказал этого, почему чудотворы обвинили именно Стриженого Песочника? Почему? Потому что Йока предан чудотворам, а Песочник – нет? Но ведь это же нечестно. Это… хуже, чем нечестно!
Надо немедленно все исправить. Стриженый Песочник ни в чем не виноват, его должны освободить. На руднике вместо него должен работать Йока.
А потом… А потом он подумал, что ему самому еще нет восемнадцати лет. И на рудник его никто не отправит, его отправят в Брезен, в колонию Мечена! И вот тут Йоке стало еще страшней… От красивых мечтаний о самопожертвовании ничего не осталось: он осознал, чем придется заплатить за восстановление справедливости. Одного красивого жеста будет мало. Гипотетическое представление «на всю жизнь» столкнулось с осязаемым «на четыре года». Четыре года в колонии Мечена! Четыре года зависеть от этого продажного, двуличного профессора? Быть в полной его власти?
И жить, осознавая, что Стриженый Песочник на руднике из-за него, – невозможно тоже.
Когда вездеход добрался до метеостанции, Йока уже знал, что будет делать. Ему надо ехать домой, потому что поможет ему только один человек – отец. Судья Йелен знает законы, он должен вытащить Стриженого Песочника с рудника. И если ценой этого станет отправка Йоки в Брезен – значит, так и будет. Это, конечно, очень страшно, но… по-другому нельзя. И отец поймет, он сам всегда учил Йоку честности. Он всегда выступал за справедливость. А вдруг… Вдруг отец найдет способ избежать колонии? Ведь Йока знает о законах так мало! Эта лазейка показалась ему такой сладкой, что он хотел отправиться домой немедленно, но что-то ему подсказало: его не отпустят одного. И Инда приехал сюда по делу на две недели, а за две недели… Нет, ждать еще восемь или девять дней Йока не мог!
Он сделал вид, что успокоился. Он пришел на ужин вместе с профессором и вел себя как обычно. Он не задал ни одного вопроса, который
А вечером, когда все улеглись спать, тихо оделся и вышел со станции – никто не запирал дверей.
16 февраля 78 года до н.э.с. Исподний мир
На ложе шириной в пять локтей, утопая в перинах и шелках, уснуть Зимич не мог. Бисерка сначала сидела рядом, перебирая его волосы, но потом поверила его притворству – легла в постель, но так, чтобы во сне ненароком не потревожить его руку. И он не мог не думать, как счастлив тем, что она лежит рядом, в одной с ним постели, и не мог не прислушиваться к ее сонному чистому дыханию, не разглядывать в полутьме ее милое лицо… Но лучше бы ей сейчас быть за тридевять земель отсюда, а ему – в одиночной камере, по соседству со студентом по имени Вереско, который играл портняжку. Ведь это предательство, предательство… Зимич бросил их всех, он выскользнул из рук Надзирающих, а их оставил на муки и смерть. И если бы не Бисерка, то можно было бы торговаться с Драго, требовать освобождения ученых, требовать снятия несправедливых обвинений.
Ей надо бежать. Но как? Как ее заставить? Как уговорить, убедить? На свободе не осталось тех, на кого можно было бы положиться, – ведь не отправлять же ее одну в такое опасное путешествие. Где находится эта Березовая Грива? Далеко ли от Хстова? И будет ли Бисерка там в безопасности?
Зимич долго перебирал в голове варианты и нашел только один, крайне неприятный. Сестра не откажет в помощи, если сказать ей, что Бисерка – его невеста. Она вполне подходящая Зимичу партия, даже отец одобрил бы женитьбу на девушке из рода Синего Быка. И если бы не зять, без которого не обойтись…
Надо встретиться с сестрой. Драго не сможет отказать в этом, не посмеет. Может быть, сестра съездит в Березовую Гриву, сообщит матери Бисерки (и дяде, если он там), что Бисерка здесь, что ей надо бежать. Вдвоем с колдуном заставить ее будет легче…
Но… это займет слишком много времени, слишком много… Значит, надо начинать торговаться сразу – иначе будет поздно.
И Драго не отказал.
– Да пожалуйста! Не понимаю, в чем вообще дело. Ты не пленник, ты мой друг. Давай позовем твою сестру на обед, я бы закатил такой обед! Ты когда-нибудь ел черепаховый суп?
– И жаркое из соловьиных языков… Нет, я сам к ней схожу, не надо обедов. Мне просто надо сказать ей, что со мной все в порядке.
– «Схожу» – это как-то несерьезно. Лучше съездить! Я велю закладывать карету.
Драго сорвался с места, и Зимич хотел его остановить, но подумал, что каретой стоит воспользоваться… Она может пригодиться потом, позже.
Слава Предвечному и его чудотворам, карета Драго была не из золота, не из серебра, и даже не из хрусталя… И запряжена была парой лошадей, а не дюжиной. Вполне обычная карета, из светлого полированного дерева.
Но, видно, Зимич снова что-то упустил, чего-то не понял: на улице от кареты или шарахались в испуге, или падали рядом с ней на колени, или кланялись до самой земли, или, дождавшись, пока карета проедет, и оглянувшись по сторонам, плевали ей вслед. Иногда сначала кланялись, а потом плевали.
Домишко зятя стоял примерно в лиге от города, и не на Южном тракте, а на узком и неухоженном Восточном. Зимич бывал в гостях у сестры, но давно, еще до мора. Когда он был студентом, чаще она приезжала к нему, а заодно и в город – за покупками.