"Стоящие свыше"+ Отдельные романы. Компиляция. Книги 1-19

Денисова Ольга

Слово «фантазии» она произнесла с особой интонацией. И батюшке пришлось выразительно посмотреть на нее еще раз, чтобы она убралась восвояси.

– Я слушаю. – Батюшка ободряюще улыбнулся Ковалеву, садясь в кресло, и, надо сказать, улыбка его вызывала доверие.

– Я говорил Татьяне Алексеевне. И хочу повторить вам лично… Я не доверяю православным докторам и считаю, что обряд крещения может повредить здоровью Павлика Лазаренко. Не говоря о психологическом на него давлении со стороны педагогов… – Ковалев оглянулся на удалявшуюся Зоину спину. – И если кто-то попытается ввести его в молельную комнату, я сообщу об этом в органы опеки.

– Написать в органы опеки – ваше неотъемлемое

право, – без вызова, а наоборот, будто с одобрением, ответил батюшка. – И забота о мальчике, о его здоровье, его душевном состоянии – это правильный, добрый поступок. Должен сказать вам по секрету, что органы опеки на этот счет имеют негласные указания сверху, а потому никому от заявления хуже не будет, разве что хлопотно: и мне, и Татьяне, и органам опеки – отреагировать на сигнал они обязаны. Тут дело в другом: я не верю, что Павлик искренне хочет креститься. И, тоже по секрету, Зоя Романовна на крещение смотрит как на магическое действо, как на снятие бабкой порчи или проклятия, а это нехорошо, не по-христиански, не по-божески. И я не стал бы его крестить, если бы дело было только в этом. Вряд ли вы читали монографию Татьяны, но я полностью уверен, что после крещения Павлику станет гораздо легче, и не от того даже, что он обретет ангела-хранителя, а лишь потому, что верит в свое исцеление таким путем. И мучительный для него выбор останется позади. Как священник я не должен его крестить, должен дождаться, когда он захочет прийти к Богу, а не спастись от кого-то или чего-то через магические заклинания. Но по-человечески я считаю, что с этим лучше поскорей покончить к вящей радости Зои Романовны.

Батюшка посмотрел на Ковалева вопросительно, будто искал одобрения.

– А я считаю, что ребенка запугали нарочно, лишь бы он согласился окреститься.

– Даже если это так, что вполне вероятно, крещение все равно избавит его от страхов и благотворно скажется на здоровье.

– Я в этом сильно сомневаюсь. И, насколько мне известно, Татьяна Алексеевна была против крещения Павлика.

– Да, это я убедил ее в том, что Павлику рано креститься. Но теперь я думаю иначе: мальчик весь извелся из-за этого крещения, не знает, кого ему слушать. И надо бы, как в известной притче, отказаться от ребенка, лишь бы не разрубать его пополам, но ведь не выйдет…

– И вы предлагаете отказаться от ребенка мне? Я правильно понял? – осклабился Ковалев.

– Я думаю, что сейчас крещение для Павлика – наименьшее зло.

Ковалев готов был с этим согласиться, если бы не слова Инны о том, что одним уколом астму можно сделать стероидозависимой…

– Я должен быть уверен, что попытки снять приступ на входе в молельню не повредят его здоровью. Ни вы, ни я – не врачи.

– А кто сказал, что крестить непременно надо в молельне? Это можно сделать в другом месте, где у Павлика не случается приступ удушья. Только и всего. И я считаю, вам надо при этом присутствовать, чтобы убедиться: никакого насилия над ребенком никто не совершит. Если, конечно, вам это не претит…

– Мне это, конечно, претит, – ответил Ковалев. – Но я все же поприсутствую. Чтобы убедиться.

Влада появилась за несколько минут до конца процедур и, к счастью, не видела, как Ковалев говорил с батюшкой, – она бы, наверное, решение Ковалева не одобрила. Она бы вообще не одобрила его вмешательства в это дело.

На душе все равно оставался неприятный осадок. Ковалев убеждал себя в том, что был последователен, а доводы батюшки – вполне логичны. Если здоровью ребенка ничто не угрожает, какая разница, совершат над ним этот пресловутый обряд или не совершат, пусть он и трижды мракобесный. Так в чем же дело? Неужели так противно

считать, что Зоя одержала победу? Какая разница, кто одержит победу, надо думать об интересах ребенка, а не о собственных амбициях. И все же… Ковалеву казалось, что он не оправдал надежд Павлика (надежды Селиванова не в счет). Но в чем же состояли эти надежды? В том, что Ковалев снимет с него бремя принятия решения, запретит его крестить – и Павлику не придется отвечать на вопрос, хочет он креститься или не хочет. Хоть он и маленький, но это решение должен принимать сам. И делать выбор за него – это неправильно.

Нет. Наверное, неприятный осадок остался лишь потому, что Ковалев был принципиально против любого крещения вообще. В том числе крещения младенцев родителями. Считал религию лишней в жизни любого человека. И вполне был согласен с Владой: в Бога верят только придурки. И не было у него в душе ни толерантности, ни веротерпимости, а это нехорошо. Наверное.

Между тем детей потихоньку готовили к явлению чуда – как крещеный Павлик сможет без страха войти в молельню. Нет, официально об этом не объявляли, но шептались, спорили: сможет или не сможет? И споры эти напоминали прогнозы футбольных болельщиков: так никто не желает проигрыша своей команде, даже тот, кто сомневается в победе.

Надо отдать Зое должное: крещение Павлика она превратила в некое общее дело, чтобы все присутствующие ощутили причастность к чуду, которое вот-вот состоится. И вместо молельни детей направили в столовую, где батюшка приготовился к проведению обряда.

Ане тоже хотелось поглядеть на крещение, и любопытство ее было понятно, но Влада сказала, что не может принять в этом участие: без юбки и платка женщинам неприлично принимать участие в таких мероприятиях.

– Я не буду натягивать поверх брюк никакие покрывала. И полиэтиленовые мешки на голову напяливать не буду, – уперлась она, когда Аня принялась ее уговаривать.

– Почему? – спросила та.

– Потому что это унизительно, – отрезала Влада. – Превращать себя в чучело на том основании, что у кого-то от вида твоих ног и волос текут слюни.

Вряд ли Аня поняла, что Влада имела в виду, ее, скорей, убедил уверенный и бескомпромиссный тон матери – она легко смирилась с уходом домой.

Дети уже собирались в столовой, когда Ковалев неожиданно увидел в холле Ангелину Васильевну – она запыхалась, будто спешила.

– Здравствуйте, Сергей Александрович! – Она широко и красиво улыбнулась Ковалеву.

– Здравствуйте, – сдержанно ответил Ковалев и едва не спросил: «А вам-то что здесь понадобилось?»

Но она будто прочитала его мысли.

– Инка документы забыла, сейчас врач приедет, а полиса нет. Пришлось мне сюда тащиться. Извините, бегу – такси ждет.

Однако с Владой, которая одевала Аню, Ангелина раскланивалась гораздо дольше, несмотря на спешку.

– Серый, а ты почему еще не одет? – спросила Влада, когда подошла к выходу с одетой Аней.

– Я задержусь ненадолго. Мне надо… – ответил он. – Ждите меня дома, будем двигать диван.

– Ладно. Потом мне расскажешь, что тебе было надо, – согласилась Влада. – Но если бы Инна Ильинична не заболела, я могла бы подумать что-нибудь не то. Слушай, а может, тебе Юлия Михайловна нравится? Она еще ничего, не старая…

– Прекрати болтать ерунду при ребенке, – проворчал Ковалев.

Тут как раз появилась Ангелина Васильевна и на крыльцо вышла вместе с Владой и Аней, что Ковалеву совсем не понравилось. Особенно то, что Влада мило с нею заговорила.

Столы в столовой передвинули к стенкам, на столике персонала, накрытом расшитой золотом скатертью, была расставлена церковная утварь, ни назначения, ни названий которой Ковалев не знал.