"Стоящие свыше"+ Отдельные романы. Компиляция. Книги 1-19
Шрифт:
– Завтра в оцеплении стоишь?
Волчок кивнул, шумно сглотнув.
– По секрету скажу: о тебе уже все решено – шестого марта получишь белую кокарду. Надзирающие сегодня грамоту о тебе подписали. Только гляди, завтра в грязь лицом не ударь: много не пей, в драки не лезь, до полуночи на ногах продержись. Тяжелый завтра день, но в тебе я не сомневаюсь.
– Во имя Добра! – отчеканил Волчок.
Капитан подмигнул ему и направился своей дорогой.
Через двор казармы из подвала поварни катили бочки с золотой дланью Предвечного – поближе к воротам, чтобы назавтра выставить горожанам. И Волчок вдруг вспомнил слова Змая: кровь
Волчок поспешил на площадь Совы – в городе никому не пришло бы в голову его обыскивать. Накрапывал мелкий дождь – в конце зимы всегда особенно надоедливый и муторный; над городом висел густой туман, в нем терялись купола храмов, башенки дворцов и крепостные стены. Куда пойти? В кабак? За крепостную стену, на Земляной вал? Но бумажная книга и так распадается от сырости, не то что надежный пергамен.
Волчок потолкался на Рыночном конце и в Купеческой Слободке, но к празднику в городе собралось много народу, и на постоялых дворах приезжими были забиты все комнаты, которые можно было снять на несколько часов. Он забрел на улицу Фонарей случайно, в поисках короткой дороги обратно на площадь Совы, где гвардейцы побогаче снимали жилье. Конечно, гвардейцу Храма (даже без белой кокарды) нечего было опасаться на улице Фонарей с ее воровскими притонами, дешевыми потаскухами и дрянными кабаками, но Волчок все равно чувствовал себя неуверенно – хоть и научился, однако так и не привык говорить с другими свысока. Впрочем, в этот час здесь было не много людей.
Девка лет одиннадцати, угрюмо мерзшая под навесом трактира, оживилась, увидев богатый блестящий плащ, и улыбнулась во весь рот, обнажив зубы: половины не было, а остальные торчали мелкими черными пеньками. Волчок усмехнулся: если бы он захотел, то взял бы ее просто так, припугнув как следует. Но, видно, девка еще не встречалась с гвардейцами, поэтому кокетливо приподняла юбки, показывая тонкие кривые ножки без чулок. Глупая ее улыбка не соблазнила бы и горбатого карлика, но Волчку почему-то стало жаль ее – холодно, наверное, стоять с голыми ногами… Он поманил девку пальцем, и она кинулась к нему, как курица на брошенную горсть зерна.
– Всего два грана, господин гвардеец. – Она растянула губы еще шире – у нее кровоточили десны. Из-под чепца выбивались жирные прядки волос.
Волчок огляделся (не смотрит ли кто из своих?), но заметил только ее кота [36] , выглядывавшего из дверей трактира.
– Комната у тебя есть?
– Есть, есть, господин гвардеец! Хорошая комната! Прямо здесь, никуда идти не нужно!
Комната над трактиром едва вмещала кровать, накрытую лохмотьями, кишела клопами и тараканами, воняла мочой и потом, но сквозь слюдяное окошко пробивалось довольно света.
36
Здесь: сутенер.
Волчок не успел как следует осмотреться, как девица, задрав юбки, растянулась на кровати. Он поморщился и полез в кошелек.
– Вот тебе двадцать гран, принеси мне три свечки, и чтобы до полуночи я тебя не видел.
– А… как же?..
– Отдохни.
На излете зимы, холодной темной ночью, когда спится
О, что это были за сказки! Написанные тем же старинным языком, что и Свидения, только проще и ясней. Сначала Волчок не понимал, за что же эту книгу хотели сжечь, – не видел в ней следов Зла. И только на третьей сказке догадался: зло всегда творят именем добра. И… не только это. Сказка о злых духах была страшной и вовсе не детской. Злые духи называли себя волшебниками, умеющими творить чудеса, и вынимали у людей сердца в обмен на пустые обещания. Ужасом веяло от этой сказки, и Волчок едва не захлопнул книгу, не в силах пережить, перетереть в себе пугающие мысли – да что там пугающие! Выбивавшие землю из-под ног. Переворачивавшие все с ног на голову. Или с головы на ноги…
Свидения Айды Очена показались вдруг скучными и слащавыми. Никогда, читая их, Волчок не горел, словно в лихорадке, не вытирал мокрые ладони, не дрожал от нетерпения – что же дальше? Каждая сказка была как удар – выбивала из груди воздух, застилала глаза, рассыпалась фейерверком шипучих, брызжущих искрами огней. Боль сменялась счастьем, и не от умиления слезы текли из глаз, а от горя или радости – неподдельные, чистые.
Книга закончилась задолго до полуночи, но уже стемнело, и трактир наполнился звуками, которых до этого Волчок не замечал. Внизу галдело отребье улицы Фонарей, за одной стенкой кто-то шумно наслаждался купленной любовью, за другой, утешаемая товаркой, плакала женщина – тихо и горько.
– Не плачь, – вполголоса говорила товарка. – Может, это и не обманщик вовсе? Может, это был Живущий в двух мирах? Говорят, он иногда обернется человеком и ходит по городу. Вот идешь ты по базару – а он тебе навстречу. И не узнаешь никогда, что его видала.
– Ага, деньги спер Живущий в двух мирах? Да опоил он меня чем-то, говорю тебе. Что делать-то? Убьет меня Жирко, когда вернется.
Волчок погасил свечу и прижал книгу к груди – внутри то кипело что-то, клокоча и брызгаясь, то замирало ледяным холодом.
И хотя до Мельничного ручья было далековато, а перед тяжелой вахтой стоило поспать хотя бы час-другой, Волчок все равно направился на площадь Восхождения, в «Семь козлов».
На этот раз и там было шумно – предпраздничная ночь, – только все почему-то замолчали и спрятали глаза, когда он переступил порог под звон колокольчика. Он осмотрелся, но Змая не нашел – наверное, не каждый день тот ходил по кабакам. Хозяин невозмутимо взглянул на Волчка и отвернулся, словно не видел его накануне. И словно не испугался появления гвардейца!
Волчок подошел к нему поближе, смерил взглядом и спросил:
– Мне нужно увидеть Змая. Где он живет?
Хозяин пожал плечами.
– Отвечай, скотина, когда тебя спрашивает гвардеец! – рявкнул Волчок по привычке.
Хозяин многозначительно поднял одну бровь:
– Ты еще не гвардеец. И, может, гвардейцем никогда не будешь.
Волчок осекся – за то, что он тут вчера болтал, набравшись как сапожник, можно отправиться на костер без всякого дознания. И лучше не отпираться, иначе костер покажется блаженным избавлением. А книга за пазухой – лучшее доказательство связи со Злом.