Страдания среднего возраста
Шрифт:
— В это страшилище?
— Да нет, — возразила Олечка, — он не так уж и страшен. Он ужасен! И самое ужасное — это его дебильное помешательство на большой семье и зацикленность на бабах. А эта дура сама на нём зациклилась, сучка жалостливая. Влюбилась!
— А он?
— А ему это льстит. Опять же её от него не воротит, или же она умело это скрывает. Вот и тянет с него как никто.
— Переживаешь?
— Да мне бы класть на них с прибором, но просто обидно!
— И это уже очень видно, — заметила стилист, — искурилась
— Валяй.
Стилистка размешала краску и погремела какими-то инструментами.
— Кстати, как это ты столько куришь? Тарик же твой вроде не любит курящих женщин, ты вроде говорила.
— Да он, зараза, всех любит: курящих, гулящих и самых завалящих. Южный темперамент! А потом, как мне не курить, когда нервы на пределе из-за этой бабы, а в доме всегда в наличии марочный табак коллекционный? Вот и втянулась.
— Так получается, что он и на тебе деньги делает?
— Тарик из всего деньги делает: из дыма, из воды, из воздуха. Ещё бы копить научился или хоть тратить, на кого стоит. А то всё спускает на свой гарем с яслями.
— Ну, ты в накладе не остаёшься, дорогая.
— Пусть только попробует меня обделить! Я ему такой Армагеддон устрою!
— А чего ты этот самый Армагеддон этой его Анжелике не устроишь?
— Ой, это вообще больная тема! Он мне запретил эту дуру трогать. Так и сказал, что если я в её сторону хоть плюну, он меня вышвырнет. А куда я сейчас пойду? Я даже родить ему не успела! Всё думала попозже, а надо было сразу сопляком обзавестись, а теперь он ни с кем кроме этой Реанимации быть не может, как заклинило!
— Так расклинь!
— Как?! Я даже стриптиз перед ним танцевала, всё никак. А эта корова глазищами только моргнёт, у него всё встаёт. Слушай, кончики вот тут подмажь.
— Ага. Но у вас же в доме, поди, не только марочный табак, но и марочный коньяк имеется?
— Есть конечно, но он не пьёт.
— Как?! Совсем?
— Ну, не совсем, конечно, но не напивается никогда. Мне кажется, что он вообще из тех, кто пьёт не пьянея, и курит, не затягиваясь.
— Ну, это, в общем, верно, учитывая, чем он занимается.
— Да. Только ты об этом трепись поменьше.
— Ой, господи, да что я такого знаю, чтоб трепаться? Намёки только.
— Вот и не дай тебе бог этими намёками с кем-то поделиться. А то налысо обреют и в лесу закопают.
— Э-э…
— Расслабься. Заканчивай уже, башка чешется. И уложи немного набок…
Мы с Викусей прослушали запись и переглянулись.
— Это точно алкоголь и табак, — сказала Викуся.
— Похоже, — рассеянно сказала я, — но всё равно непонятно, что именно приносит деньги — производство, или продажа, или доставка, или подделка.
— Да. Зато понятно, что ты на самом деле втянулась в эти отношения, раз уж противная сторона так переживает. Влюбилась?
— Похоже. И эта противная
— Чем? — живо отреагировала Викуся.
— Да всем. Он добрый, щедрый, весёлый, заботливый. И очень умный.
— Судя по тому, какой раздрай в его семейной жизни, этого не скажешь.
— Просто у него восточный менталитет, а живёт здесь. Там он был бы уважаемым человеком. А здесь, как клоун.
Мой сотовый запел голосом Челентано, и я улыбнулась. Тарик!
— Да, Тарик, слушаю.
— Слушай, дорогая, что делаешь?
— Сидим с Викусей, обсуждаем тебя.
Викуся поперхнулась чаем.
— И что ты думаешь обо мне, мой ангел?
— Что я, кажется, люблю тебя больше твоих денег, хотя ты и старый клоун.
У Викуси словно базедова болезнь началась — глаза выпучились, грозя выпасть ей в подол. А у Викуси же нет подола, она в джинсах ходит! И я, представив, как её глаза падают между ног и катятся по полу, передёрнула плечами. Бр-р! Гадость какая! Вот чего она такая трепетная?!
— Я тоже люблю тебя, ангел мой! И приглашаю тебя на ужин. Собирайся.
— Уже!
Тарик отключился, я обернулась к Викусе.
— Йод тебе надо есть, в смысле, йодсодержащие продукты.
— Зачем? — нервно сглотнула Викуся.
— Чтобы поумнеть! А то каждый раз так глаза выпучиваешь, словно у тебя щитовидка подыхает.
— Да тьфу на тебя! Ляпаешь, что ни попадя! О чём вот говорили?
— О Тарике! Так и не понятно, чем он всё-таки зарабатывает на содержание своего гарема, и, как выразилась Олечка, яслей? Что там у нас из средств добычи информации на очереди? — спросила я задумчиво.
— Силовое давление! — роковым голосом выдавила Викуся.
— О, господи.
— Слушай, Ликуся, а может откажешься? Ну, зачем тебе знать?
— Теперь уже не отступлю, Викуся. Чем больше я узнаю, тем больше хочется выяснить всё до конца.
Мы переглянулись.
— Ну, и как продвигается ваша разведка? — заглянул к нам на кухню Генка, — разболтали третью султаншу?
— Пока нет. Но скоро разболтаем, — похвасталась Викуся.
— Ой-ё-ёй! Вы как тот дальтоник Василий, который до сих пор уверен, что собирает кубик Рубика за четырнадцать секунд. Очнитесь уже! Отступитесь!
— А ты как тот пациент, которому врач-терапевт сто раз повторил, что амнезию здесь не лечат! — огрызнулась Викуся, — сказано, не отступим!
Я спрятала усмешку. Эти двое так подходят друг другу, что я никогда не ревновала Генку к подружке, а радовалась за них и за то, как здорово я их свела.
— Ну, и чем пытать будете? — ржал Генка, — перочинным ножом и зажигалкой? Или как в том кино, где пытка апельсинами продолжалась третий час? А можно ещё вниз головой с балкона подвесить или раков в трусы насыпать!