Страна Незаходящего Солнца. Том I
Шрифт:
Пока милитаристы, не отличающиеся особым кругозором, сидя в Харбине и Муданьцзяне, да на склонах Большого Хингана, думали о этих территориях как о чем-то вроде края света, где ничего нет и никто не живет, то в самой Москве, прямо в Кремле, думали о японских милитаристах. И не просто думали, сравнивая Маньчжурию с безжизненной пустошью, а думали как о противнике, который должен быть разбит тактически и стратегически. И сегодня, 27 августа 1945 года, в последние дни лета, обсуждение было довольно неприятным для всех присутствовавших. А присутствовали там очень важные в масштабах страны и всего мира люди.
Заседала ставка Верховного Главнокомандования. В ее состав входили генерал армии Алексей Антонов, по совместительству бывший начальником генштаба РККА; маршал Александр Василевский, командующий
Это было похоже на схожую ставку в Японии, правда, не Императорскую — она созывалась лишь по особым случаям. С такой же регулярностью, как в Ставке ВГК, заседания в Японии происходили у Высшего совета по управлению войной, да и состав его был почти идентичен, кроме того, что в Японии он был строго закреплен за занимаемыми должностями. Здесь, в московской Ставке, изменения в составе происходили редко. Если не считать короткого периода с 23 июня по 10 июля 1941, то почти всю Великую Отечественную, до 17 февраля 1945, состав Ставки был неизменен, пока в этот самый день из него не вышли сразу пять человек — маршалы Тимошенко, Ворошилов, Шапошников (который умер через месяц), Буденный и нарком иностранных дел Молотов. И вот, сегодня весь новый состав, еще не так сильно привыкший друг к другу, и не проведший вместе самые сложные дни тяжелейшей войны, был в сборе в Кремле, в 8 часов утра.
Куря трубку, Иосиф Сталин задал вопрос.
— Товарищ Василевский… Доложите, как продвигается Маньчжурская операция.
Александр Василевский взял со стола папку, с еще довольно свежими бумажными листами — там явно были «горячие» новости, и начал зачитывать.
— Операция развивается в соответствии с графиком, но нельзя сказать, что четко по плану. Японские части смогли занять оборону на удобных позициях в Большом Хингане, поскольку войска оказались намного ближе к своим укреплениям, чем докладывала разведка в мае. Тем не менее, все пограничные укрепрайоны Квантунской Армии были уничтожены в первую неделю операции, так же прошли успешно все десанты на территорию оккупированной Кореи. Японские войска сражаются до последнего, в плен сдаются очень редко, как и предсказывала разведка. В Муданьцзяне ведутся городские бои, бронетанковые части перемалывают оборону противника, который продолжает бросать в город плохо обученные резервы. Наилучшие успехи достигнуты в монгольских степях, в наступлении на территорию Мэнцзяна. Коллаборационистская «национальная армия Мэнцзяна» разгромлена, без боя взят Шилин-Хото, завтра начнется битва за Калган. В ополчении Мэнцзяна зафиксирована крайне тяжелая нехватка качественно подготовленных солдат и стрелкового вооружения, техники и тяжелой артиллерии нет. Я приказ скорректировать операцию под сложившуюся ситуацию.
— Вот как, товарищ Василевский… И что же Вы решили изменить в стратегической задаче?
— Направление главного удара. Вместо того, чтобы пробиваться через укрепрайоны Большого Хингана, мотопехота и танковые части нанесут удар через степи, при поддержке монгольской армии выйдя с территории Мэнцзяна в Маньчжурию. Тогда мы отрежем Маньчжурию от сухопутного сообщения с оккупированным Китаем, затем займут Харбин и Синьцзинь, затем Мукден. Так же будет нанесен удар из Муданьцзяня, отрезано сухопутное сообщение с Кореей. Таким образом, Большой Хинган будет полностью окружен и отрезан от снабжения, его капитуляция станет вопросом времени.
Сталин внимательно слушал доклад и продолжал курить. Когда маршал закончил, в кабинете вновь повисла гробовая тишина. Жуков переглянулся с Антоновым, а Василевский на его взгляд не отреагировал. Наконец, Сталин заговорил.
— Вы, товарищ Василевский, забыли сказать самое главное.
— Виноват, товарищ Сталин, не понимаю, о чем Вы.
— У Вас есть продуманные корректировки в план, и это хорошо. Намного лучше, чем если бы мы уповали на подписанный мною приказ, выполнить который не удалось. Но на фоне этого, Василевский, Вы потеряли очень важный момент. Выполнить изначальный план, исходя из
— …Так точно, товарищ верховный главнокомандующий.
— Значит, где-то была допущена ошибка. Возможно, в самом плане; возможно, в разведывательных данных; в оценке вражеских сил; в самих действиях на фронте, в конце концов. Эта ошибка привела к срыву плана. Где эта ошибка и решена ли она?
— Понял, товарищ Сталин. Займемся, выявим и ликвидируем ошибку.
— …И не забывайте, наш враг не всегда кочевник или японец. Усильте контрразведывательную борьбу. В Ваших корректировках к плану я не услышал ничего про белобандитов на службе у Японии и более поздних предателей.
— Случаев перехода на сторону противника не зафиксировано, как и успешного внедрения японцами диверсионных и шпионских групп.
— Зато было наоборот. Предатели и белобандиты возвращались на нашу сторону. Это очень наглое и открытое внедрение, товарищ маршал, и я удивлен, что у Вас не зафиксировано даже это. Это ли не внедрение диверсионной группы?
— Виноват, исправим, товарищ Сталин.
— Надеюсь на это. Вы, Александр Михайлович, справились со всеми выпавшими трудностями во время фашистского вторжения. Уверен, справитесь и с японскими империалистами.
Сталин докурил и вытряхнул пепел из трубки в пепельницу. Оставив ее там, генсек встал и заявил:
— Совещание объявляю законченным. Все свободны.
Присутствовавшие люди не стали задерживаться, и уже через полминуты кабинет опустел. Сталин остался наедине с полной тишиной, уже не нарушаемой редкими телодвижениями офицеров или чьими-нибудь нервными постукиваниями по столу. Человек, сохранивший ведущее социалистическое государство даже в пламени 1941 года, точно не мог проиграть, реализуя концепцию «малой крови на чужой земле» в идеальных условиях. Да и его фамилия-прозвище была подобрана не случайно.
Глава XII
28 августа 1945 года в Мэнцзяне все было неспокойно. Здешние бескрайние степи, конечно, мало менялись — тысячу лет назад, год назад, или же прямо сейчас, в них на постоянной основе встречались лишь конные кочевники. Разница состояла в том, что только три недели назад степи стали с завидной регулярностью посещать монгольские конные армии и танковые соединения РККА, находившиеся в лучшей из возможных местностей для операций такими большими бронированными силами. В отличии от основной Квантунской Армии, Национальная Армия Мэнцзяна не имела возможности заманить их в какой-нибудь укрепрайон, не могла навязать равное сражение в виду отсутствия своих танков и хороших противотанковых средств, и, к большому для командующих огорчению, даже не способна была навязать городское сражение. Местные «города» были очень далеки от европейских представлений о городе, и танковой армии было проще проехать и сравнять такой город с землей, чем биться за него напрямую, но, к счастью, нашлось и исключение.
Город Калган, расположенный в 220 километрах к северу от Пекина, был столицей мэнцзянского государства. Более того, он располагался в горном ущелье, и просто заехать сюда целой ордой танков не представлялось возможным. Правительство страны и княжеская ставка находились в этом географически удобном городе и сегодня, уже готовые. На Калган надвигались части РККА, и НАМ стянула все доступные силы в район города. И хотя здесь почти не было кавалеристов, это было, скорее, к лучшему, потому что конные части показали себя далеко не лучшим образом, проиграв все столкновения с железными конями большевиков. Сейчас Калган был набит пехотой, и ей было, где разойтись. Некоторые части укрепились в горах, ведя постоянную разведку и контроль с высоких мест над большими расстояниями, многие были в городе и обустраивали свои огневые позиции прямо там, а лучшие части находились неподалеку от княжеской ставки. Они должны были защищать ее от проникновений диверсионных групп врага, который мог попытаться «обезглавить» НАМ, для чего требовалось всего лишь убить одного человека, находящегося прямо в городе. На случай авианалета или необходимости тайно эвакуироваться, были предусмотрены подземные ходы, надеяться на которые, правда, никто не мог. Эти ходы были не такими уж и глубокими, и, скорее всего, при взрыве бомбы или большого снаряда, обвалились бы вместе с землей.