Страницы моей памяти
Шрифт:
Мне сейчас отрадно вспоминать, что в трудных с медицинской точки зрения ситуациях я не терялся, принимал верные решения и правильно действовал.
Трагический случай произошел в день моего первого посещения медпункта.
Прием вел врач, который служил в Хатанге до меня и который вскоре должен был уехать «на материк». Я же присутствовал в санчасти как новый, но пока еще будущий начальник. На приеме было очень много солдат, с различными жалобами, но среди них немало было и симулянтов.
Но вот пришел скромный солдат, стал жаловаться, что ему очень плохо. Доктор осмотрел его, ничего не нашел, дал ему
Но, поскольку я еще не принял дела, то в вопросах лечения я был пока посторонний. Этого солдата все же отправили в казарму и ночью он умер. Меня тогда не посчитали виновным, так как я еще не приступил к работе, но парторг все же сказал, что Осиновский начал свою работу со смертельного случая.
Кстати, на вскрытии, которое проводил опытный врач Суховой из районной больницы, не было обнаружено никакой патологии. Я тоже был на вскрытии. Больше у меня смертельных случаев не было никогда.
Хотя много лет спустя, когда я работал в Гродно начальником туберкулезного отделения госпиталя, был тяжелый случай, когда у солдата в казарме началось кровотечение из горла и до госпиталя его не довезли. На вскрытии обнаружили запущенный туберкулез легких, а из документов установили, что погибший два года не проходил флюорографию. Это был единственный случай гибели больного туберкулезом на территории моей врачебной ответственности, в гибели солдата я не был виноват, но этот случай позволил нашему окружному фтизиатру Маруашвили говорить, что у Осиновского солдаты от туберкулеза умирают в казарме. Но если бы больного тогда довезли живым, я думаю, что он бы остался жив. У меня были потом случаи и потяжелее, но я всех спасал.
Был, например, тяжелый случай, когда солдата привезли в критическом состоянии, у него был пневмоторакс - это вообще редкий случай, когда легкие лопаются и спадают от туберкулезного поражения.
В тот момент я поставил больному правильный диагноз, начал откачивать воздух из плевральной полости, солдат ожил, легкие расправились и прибавили в весе. Больной стал чувствовать себя лучше, но ему нужно было делать операцию на легких, поэтому через три или четыре месяца я направил его в Минск в окружной госпиталь.
И вот, однажды, я приехал в этот госпиталь. Больные гуляли во дворе, но вдруг один из них, азербайджанец, бросился ко мне и стал целовать руки. Значит, узнал того, кто спас ему жизнь!
Зэки
Мы прибыли в Хатангу летом 1953 года. Как раз в это время в связи со смертью Сталина и назначением нового правительства была проведена очень большая амнистия заключенных, из тюрем и лагерей освободили несколько миллионов человек. Уголовники хлынули в большие города, где стало твориться нечто ужасное.
У части недавних заключенных был призывной возраст. Поэтому тех, кто подлежал призыву, стали направлять в отдаленные места и Хатанга, в которой был размещен наш строительный
В результате такой политики, в нашей части из 700 солдат, призванных для прохождения срочной службы, только что вышедших из тюрьмы было 120 человек.
Кстати, а среди офицеров, служащих в Заполярье в то время, было много евреев. Куда же еще их посылать? Ведь я со своим «красным» дипломом попал в заполярный Таймыр, а мог уехать только в еще более отдаленные места.
Бывшие зэки обусловили большую преступность среди солдат нашей части. За год к нам в часть не менее 47 раз приезжал трибунал, чтобы судить преступников и отправлять их обратно на зону.
Но даже тот, кто оставался на свободе, продолжал жить по законам зоны. Поэтому у солдат нашей части законы и поведение было такое же, как у заключенных, отбывающих наказание. Однажды мне непосредственно пришлось столкнуться с воровскими законами.
Дело было зимой, царила полярная ночь. Нашу санчасть занесло снегом до самой крыши, поэтому в сугробе был прорыт узкий проход. И вот там, в сугробе, ко мне подошел один солдат и шепнул, что меня проиграли в карты. То есть, тот, кто проигрался в карты, должен был убить того, на которого было поставлено, то есть - меня. Проигравший обязательно должен был меня убить, иначе убьют его самого.
У зэков это очень серьезно.
Как-то в поселке Хатанга в магазине стояла очередь. В магазин вошел парень и стал отсчитывать в очереди десятого человека. Десятой оказалась девочка лет десяти. Парень снова пересчитал – десятой снова была она. Тогда он ударил ее ножом и спокойно ушел. Потом его нашли, судили, дали расстрел, но он свой карточный долг отдал.
Поэтому, получив такое предупреждение, я целую неделю прятался и пару дней даже не ходил на работу. Вечерами, после приема больных, из санчасти меня провожали до дома. Но через некоторое время мне передали, что опасность миновала.
Симулянты
Всегда среди солдат было много симулянтов.
Особенно много симулянтов было в строительных частях. Особенно, после амнистии, выпустившей на свободу вчерашних уголовников.
Особенно летом, в Хатанге, когда в полярный день круглые сутки сияет солнце, но солдатам в это время надо день и ночь грузить камни для строительства аэродрома.
Камни добывали на карьере, в восьмидесяти километрах от нас, там, где начинались предгорья Урала. Камни добывали зимой, для чего горы взрывали, а летом добытые камни грузили на баржу, за использование которой воинская часть платила почасовую оплату.
Добытые камни солдаты грузили на баржу и на барже везли по реке Хатанге. Работали на погрузке камней они круглые сутки и. конечно же, среди солдат было много симулянтов, которые обращались ко мне для получения освобождения от тяжелой работы.
Чего там только не было, ведь большинство симулянтов – это бывшие зеки.
Помню, как приходит ко мне один солдат, бывший зэк, и говорит, что плохо себя чувствует. Ставлю ему термометр – температура больше сорока. Тогда я прошу его поднять руки, и вижу, что подмышки у него натерты красным перцем.