Странная смерть Европы. Иммиграция, идентичность, ислам
Шрифт:
Шесть лет спустя, после того как еще двое британских мусульман средь бела дня зарубили насмерть Ли Ригби, барабанщика Королевского полка фузилеров, в Вулвиче (Лондон), премьер-министр-консерватор Дэвид Кэмерон вышел на ступени Даунинг-стрит и заявил: «Это было не просто нападение на Британию и на наш британский образ жизни. Это также предательство ислама и мусульманских общин, которые так много дают нашей стране. В исламе нет ничего, что оправдывало бы этот поистине ужасный акт». [147] В следующем году, отвечая на обезглавливание британского сотрудника гуманитарной организации в Сирии джихадистом британского происхождения, тот же премьер-министр сказал: «Они утверждают, что делают это во имя ислама. Это чепуха. Ислам — это религия мира. Они не мусульмане, они чудовища». [148]
147
Дэвид Кэмерон, «Заявление по поводу инцидента в Вулвиче», 23 мая 2013 г., https://www.gov.uk/government/speeches/statement-on-woolwich-incident.
148
Дэвид
СМИ также изо всех сил старались не обращать внимания на случившееся. На следующий день после убийства Ли Ригби на улицах Лондона двумя новообращенными, цитирующими Коран, британская Daily Telegraph — главная правоцентристская газета — заняла позицию Кэмерона. Один из обозревателей утверждал: «Человек с окровавленным ножом, говоривший в видеокамеру в Вулвиче, не имел никакой видимой повестки дня… все это не имело смысла». [149] Другой автор той же газеты написал: «Для меня вчерашний варварский теракт в Вулвиче был буквально бессмысленным. Все, что произошло, не имело никакого смысла… Там были ножи, вертолеты, оружие и тела. Это просто не имело никакого смысла». Далее следует длинный список событий, произошедших на месте происшествия, которые, по мнению автора, также не имели смысла. Он сказал «наши земли». Но у него был акцент юго-восточного Лондона. И это не имело никакого смысла… Все это не имело никакого смысла. Ничего из этого. Автор сделал грандиозный вывод: «Вчера был бессмысленный день». [150] На другом конце политического спектра политические комментарии в The Guardian предположили, что произошедшее было просто «обычным актом насилия». [151]
149
Фрейзер Нельсон, «Вулвич был примером банальности — и идиотизма — зла», The Daily Telegraph, 23 мая 2013 г.
150
Дэн Ходжес, «Нападение в Вулвиче: запутанное, ужасное, странное — ужас, который буквально не имел смысла», The Daily Telegraph, блоги, 23 мая 2013 г.
151
Саймон Дженкинс, «Нападение в Вулвиче: Эта эхо-камера массовой истерии только помогает террористам», The Guardian, 23 мая 2013 г.
Как и политики, большинство средств массовой информации в Европе в эти годы не проявляли особого желания ни понять, ни публично рассказать о том, что может происходить. Для прессы причины были очевидны: сочетание страха, трусости и интернализации угрозы. Политики тем временем не могли признать проблему, поскольку именно они несли ответственность за ее внедрение в Европу. На протяжении всех предшествующих десятилетий почти никто не задумывался об идеологии и убеждениях приезжающих людей и не проявлял особого любопытства. Политики и средства массовой информации в целом сводили к минимуму различия между исламом и любой другой верой. И все это время они настаивали на том, что решение проблемы, если она действительно существует, заключается в том, чтобы связать будущее европейских обществ с будущим ислама, поддержав «умеренных», чтобы «реформированный ислам» мог возобладать. Это, по мнению политиков, решит проблему как для Европы, так и для ислама в целом. Похоже, они не осознавали, что в истории ислама, начиная с мутазилитов в десятом веке и заканчивая иранцем Али Дашти в двадцатом, было много реформаторских движений и много реформаторски настроенных людей, и все они были побеждены силой, аргументами и апелляцией к авторитету фундаменталистов. В этот период европейские политики связывали будущее безопасности Европы с реформаторским движением, которое терпело неудачу на протяжении всей истории и, по крайней мере, могло потерпеть неудачу снова. И все же они не остановились в своем стремлении использовать этот аргумент. Выступая на конференции Консервативной партии в 2014 году, тогдашний министр внутренних дел Великобритании Тереза Мэй сделала то, что делал каждый политик, — подчеркнула миролюбие ислама и процитировала несколько своих любимых стихов из Корана. Увидев, с какой силой многие мусульмане готовы защищать свою веру, политический мейнстрим, похоже, стал делать вид, что религия ислама хотя бы отчасти истинна и является источником мудрости и руководства. К 2016 году один из ключевых союзников Ангелы Меркель, министр финансов Германии Вольфганг Шойбле, призвал к созданию «немецкого ислама».
Карьерный путь тех, кто придерживался противоположной точки зрения, складывался иначе. В Голландии после долгих периодов вынужденного проживания в армейских казармах и правительственных убежищах Айаан Хирси Али, наконец, получила разрешение от голландской службы безопасности жить в специально охраняемом здании в Голландии. Но ее новые соседи подали в суд, чтобы заставить ее переехать от них, так боялись они за свою жизнь, когда рядом находилась эта нарушительница спокойствия. Вскоре после этого, основываясь на неправдивых заявлениях одного из телеканалов, министр по делам иммиграции и интеграции от партии Хирси Али, VVD, лишил ее гражданства. Страна, которая впустила сотни тысяч мусульман, не ожидая, что они интегрируются, и которая приютила некоторых из самых радикальных проповедников и ячеек в Европе, лишила гражданства одного из единственных иммигрантов, который действительно показал, как должен выглядеть полностью интегрированный иммигрант в Голландии. Хирси Али переехала в Америку, став, как впоследствии выразился Салман Рушди, «возможно, первым беженцем из Западной Европы со времен Холокоста». [152]
152
Салман Рушди и Сэм Харрис, «Брошенный фанатикам», The Los Angeles Times, 9
На какое-то время Европа, похоже, пришла к выводу, что проблемы экстремизма исчезнут, если исчезнут люди, которые на них указывают. Однако независимо от того, убивали ли критиков, загоняли в подполье или гнали из Европы, проблема не исчезла. Не в последнюю очередь, конечно, потому, что иммигранты оставались и не собирались никуда уезжать. Многие прислушивались к явным и неявным советам стран, из которых они приехали, оставаться в Европе, но не становиться европейцами. На митинге в Кельне в 2008 году премьер-министр (впоследствии президент) Турции Эрдоган сказал толпе из 20 000 турок, живущих в Германии, Бельгии, Франции и Нидерландах: «Я прекрасно понимаю, что вы против ассимиляции. Нельзя ожидать, что вы ассимилируетесь. Ассимиляция — это преступление против человечества». Тем не менее, он сказал своей аудитории, что они должны участвовать в политике и добиваться влияния, чтобы пять миллионов турок, живущих в то время в Европе, могли иметь «конституционный элемент», а не просто быть «гостями». [153]
153
«Премьер-министр Турции говорит, что „ассимиляция — это преступление против человечества“», The Local, 11 февраля 2008 г.
В 2016 году в Амстердаме, как и во многих других европейских городах, появились пригороды, которые являются мусульманскими анклавами. В солнечный день здания в этих районах выглядят не хуже, чем в любом другом европейском пригороде, более того, большинство домов такого типа, которые большинство молодых пар в Западной Европе с трудом могли бы позволить себе в качестве первого шага на жилищную лестницу. Именно здесь скапливались турецкие гастарбайтеры с тех пор, как они мигрировали в страну шестьдесят лет назад. Сегодня, как и многие другие районы пригородов Амстердама и Роттердама, эти пригороды состоят из мини-турок и мини-Морокко. Продуктовые магазины — халяль. Все женщины носят головные уборы, и жизнь идет так же, как если бы они жили в Турции или Марокко. В одном из домов, стоящих в ряд на тихой, приятной улице, жил Мохаммед Буйери — дом, из которого он отправился в то утро десять лет назад, чтобы найти Тео ван Гога и зарезать его. Этот район не представляет особой угрозы. Это просто другой район. Во многих окнах висят предвыборные плакаты, на которых изображено лицо Реджепа Тайипа Эрдогана.
Тирания вины
В первые дни сентября, когда тело трехлетнего сирийского мальчика Айлана Курди выбросило на пляж в Турции, реакция в Европе была практически единодушной. Как гласили заголовки нескольких газет, это был «позор Европы». Когда стало известно, что семья Курди хотела воссоединиться с родственниками в Канаде и уже получила отказ в выдаче визы, смерть Айлана Курди стала проблемой в Северной Америке. В Канаде была приостановлена часть предвыборных кампаний в связи с предстоящими в следующем месяце всеобщими выборами. Политические противники находившегося в то время у власти правительства Стивена Харпера сделали значительный капитал из предполагаемой неспособности Канады спасти жизнь трехлетнего ребенка. Правительство Харпера проиграло последующие выборы.
Это общее чувство вины и стыда охватило Европу и Северную Америку и отодвинуло на задний план все практические вопросы о том, что можно было сделать для семьи Курди или других семей, которые захотят прийти им на смену. Это чувство вины было настолько велико, что несколько важных фактов были полностью упущены. Не последнюю роль в этом сыграл тот факт, что семья Курди отправилась из безопасной страны — Турции. Отец решил покинуть эту страну, где у него была оплачиваемая работа, чтобы перевезти свою семью в Европу. Тело его маленького сына выбросило не на европейский, а на турецкий пляж. И хотя в Турции был траур по поводу этой трагедии, в средствах массовой информации не было ничего похожего на самоанализ и самообвинения, которым предаются западные политики и СМИ.
Хотя в арабском и мусульманском мире трагедия также не осталась без внимания, она не привела к таким политическим проблемам, какие возникли на Западе. Более того, трагедия высветила, по крайней мере, одно чрезвычайное различие не только между реакцией Европы и Ближнего Востока, но и между отношением к предоставлению убежища в Европе и на Ближнем Востоке. Хотя Ливан, Иордания и Турция приняли огромное количество беженцев от войн в соседних Сирии и Ираке и получили за это значительную финансовую поддержку от международного сообщества, отношение всего Ближнего Востока к подобным гуманитарным кризисам, не говоря уже о многочисленных дополнительных гуманитарных и экономических кризисах в Африке и на Дальнем Востоке, было совершенно противоположным отношению европейских правительств и СМИ. Если европейские страны приняли утопление трехлетнего ребенка на свою совесть, то арабский мир, откуда был родом мальчик, и мусульманская «умма» в целом остались поразительно невозмутимыми.
Например, шесть стран Персидского залива — Кувейт, Бахрейн, Катар, Объединенные Арабские Эмираты, Саудовская Аравия и Оман — к 2016 году предоставили убежище в общей сложности нулю сирийских беженцев. Их отношение к беженцам из Эритреи, Нигерии, Бангладеш и Пакистана не было даже таким щедрым. Всего за несколько месяцев до гибели Айлана Курди один кувейтский чиновник, Фахад аль-Шалами, объяснил в интервью телеканалу France 24, почему страны Персидского залива отказывают в убежище даже сирийским беженцам: «Кувейт и страны Персидского залива — дорогие и не подходят для беженцев», — объяснил он. Они подходят для рабочих. Транспорт стоит дорого. Стоимость жизни в Кувейте высока, в то время как стоимость жизни в Ливане или Турции, возможно, дешевле. Поэтому беженцам гораздо проще платить [за проживание]. В конце концов, вы не можете принять других людей, которые приехали из другой атмосферы, из другого места. Это люди, которые страдают от психологических проблем, от травм. Вы не можете просто поместить их в общества стран Персидского залива, объяснил он. [154]
154
France 24 Arabic TV, 17 марта 2015 г.