Странная смерть Европы. Иммиграция, идентичность, ислам
Шрифт:
И конечно, когда миграция в Европу достигла неслыханного исторического пика, нашлись те, кто готов утверждать, что все это совершенно нормально. Единственной страной, принявшей в 2015 году такое же количество мигрантов на душу населения, как и Германия, была Швеция (1–2 %). Только в 2015 году число прибывших в страну мигрантов составило от 160 000 до 180 000 человек — беспрецедентное число даже для страны с недавней историей приема беженцев. Таким образом, если в 2004 году Швеция приняла около 400 детей-беженцев, то только в 2015 году ей пришлось принять 35 000 прибывших детей, потратив на это десятки тысяч евро в год на каждого ребенка. Летом 2015 года мигранты ежедневно прибывали в страну не только через знаменитый мост Эресунн из Дании (между Данией и Швецией не было границы), но и с севера. Большинство прибывших вообще не имели документов, удостоверяющих личность, и это не всегда было случайностью. Жители Мальме рассказывали, что видели на железнодорожном вокзале урны, заполненные уничтоженными удостоверениями личности.
Однако даже когда Швеция переживала этот ненормальный год, власти страны продолжали делать вид, что в этом нет ничего нового. В октябре 2015 года правительство провело конференцию в поддержку своей миграционной
96
Видеозапись этой конференции можно посмотреть здесь: https://www.youtube.com/watch?v=YNXECcltt9U.
В своем роде «Форум живой истории» выкристаллизовал проблему, нагроможденную послевоенной иммиграцией по всей Европе. Даже когда события происходили на глазах у общественности, власти отказывались признать, что происходящее — нечто новое. А когда они все же признали это, то смогли лишь представить это как возможность для страны. Нигде не было видно готовности признать, что некоторые подозрения общественности относительно последствий этих движений могут быть оправданными. Начиная с 1950-х годов весь континент объединяла тенденция недооценивать количество людей, которые должны прибыть, а затем значительно переоценивать способность страны интегрировать прибывших. Люди, принимавшие эти решения, почти не испытывали смирения, даже по поводу одного из самых больших и очевидных промахов — нежелания замечать, что группы иммигрантов, приехавших в Европу, могут иметь взгляды, отличные не только от основного общества, но и друг от друга, и что эти факты приведут к собственным последствиям.
Ничто не демонстрирует этот провал в мультикультурную и «постмультикультурную» эпохи лучше, чем тот факт, что идеологии — политические и религиозные — приезжих редко становились предметом рассмотрения и почти никогда не были допустимой темой для дебатов. Так сложилось, что в каждой стране послевоенная иммиграция обсуждалась тогда, когда речь шла о расовом вопросе. Обсуждалась расовая принадлежность приезжих, и любая обеспокоенность по этому поводу возвращалась в терминах антирасизма. Мало кто видел или упоминал, что расовое происхождение приезжих было незначительным вопросом на фоне гораздо более важного вопроса о вероисповедании. Когда марокканцы впервые приехали в Голландию в большом количестве, их обсуждали как марокканцев. Когда пакистанцы впервые приехали в Британию в большом количестве, их обсуждали как пакистанцев. То же самое происходило с турками в Германии. Но на рубеже тысячелетий в Европе наступил период многоконфессиональности, и значение расовой принадлежности мигрантов снизилось, Европа начала задумываться, не является ли вопрос на самом деле религиозным. Эта тема застала большинство политиков и комментаторов в Западной Европе врасплох.
В 1980-х и 1990-х годах почти никто не предполагал, что первые десятилетия XX века в Европе будут раздираемы дискуссиями о религии. Все более светский континент ожидал, что сможет оставить веру в прошлом, или, по крайней мере, признавал, что спустя много веков место религии в современном государстве было практически решено. Если бы в конце двадцатого века кто-нибудь сказал, что в начале следующего столетия в Европе будет много дискуссий о богохульстве и что в Европе снова придется ожидать смерти за богохульство, любая аудитория презрела бы это предсказание и усомнилась бы в здравом уме его автора. Дело не в том, что сирены раннего предупреждения не были услышаны. Как можно было не услышать некоторые из них? Проблема заключалась в том, что их постоянно игнорировали.
Британия получила одно из самых ранних предупреждений — в День святого Валентина 1989 года, когда Верховный лидер революционной Исламской Республики Иран аятолла Хомейни выпустил документ, призывающий «всех ревностных мусульман мира» знать, что «автор книги под названием „Сатанинские стихи“, которая была составлена, напечатана и опубликована в противовес исламу, пророку и Корану, и все те, кто участвовал в ее публикации и знал о ее содержании, приговорены к смертной казни». Аятолла продолжил: «Я призываю всех ревностных мусульман быстро казнить их, где бы они ни были найдены, чтобы никто больше не осмелился оскорбить мусульманские святыни». [97] Глава тегеранского «благотворительного фонда» вслед за этим объявил награду в 3 миллиона долларов за убийство британского писателя (награда должна быть уменьшена на 2 миллиона долларов, если убийца был немусульманином). Британия — да и вся Европа — впервые узнала слово «фетва».
97
Цитируется в Kenan Malik, From Fatwa to Jihad, Atlantic Books, 2009, p. 8.
Менее чем за 24 часа Рушди скрывался под защитой британского государства. Вскоре тысячи британских мусульман вышли на улицы, поддерживая введение исламских законов о богохульстве в Великобритании. В Брэдфорде, на севере Англии, роман был прибит к куску дерева, а затем сожжен на глазах у многотысячной толпы мусульман. Одного человека, который благодаря этой полемике быстро достиг статуса мусульманского лидера, Икбала (впоследствии сэра Икбала) Сакрани, спросили, считает ли он, что автор «Сатанинских стихов» заслуживает смерти. Сакрани ответил: «Смерть, пожалуй, слишком легка для него». [98] Самого известного британского новообращенного в ислам Юсуфа Ислама (ранее известного как певец Кэт Стивенс) спросили в телепрограмме, предоставит ли он Рушди кров, если тот появится у его двери. Он ответил: «Я бы попытался позвонить аятолле
98
Salman Rushdie, Joseph Anton: A Memoir, Jonathan Cape, 2012, p. 143.
99
Комментарии были сделаны в программе Би-би-си «Гипотезы», вышедшей в эфир в мае 1989 года, ведущим которой был Джеффри Робертсон (Geoffrey Robertson QC). Ролики из этой программы периодически появляются и исчезают из Интернета, но в настоящее время соответствующий ролик можно посмотреть на YouTube.
Во всем культурном и политическом мире люди обсуждали этот вновь возникший вопрос о богохульстве. Как среди левых, так и среди правых политиков были те, кто считал, что романист преступил правила вежливости. Среди правых тори лорд Дакр (Хью Тревор-Ропер) сказал одной газете: «Я не пролью ни слезинки, если некоторые британские мусульмане, осуждая его манеры, подкараулят его на темной улице и попытаются их улучшить». [100] Министр иностранных дел сэр Джеффри Хоу подчеркнул по телевидению, что сам он не испытывает любви к «Сатанинским стихам» и что в них грубо говорится о Британии. Другие раскопали более ранние критические высказывания Рушди о Британии и пришли к выводу, что цыплята возвращаются домой. Принц Уэльский якобы сказал в приватной беседе, что Рушди заслужил все, что получил. [101] Лидеры конфессий, тем временем, соревновались в стремлении успокоить Исламскую Республику. Архиепископ Кентерберийский Роберт Ранси заявил, что «понимает чувства мусульман». [102] Главный раввин Иммануил Якобовиц сказал, что «и господин Рушди, и аятолла злоупотребляют свободой слова». [103] Аналогичные заявления прозвучали от руководства католической церкви и других конфессий.
100
Хью Тревор-Ропер (лорд Дакр) цитируется в «The Independent», 10 июня 1989 г.
101
Rushdie, Joseph Anton, p. 252.
102
Ibid., p. 152.
103
Ibid., p. 186.
Левый политик Джон ле Карре заявил, что «ни в жизни, ни в природе нет закона, который бы гласил, что великие религии можно безнаказанно оскорблять». [104] А депутат-лейборист Берни Грант — один из первых чернокожих членов британской Палаты общин — заявил на собрании коллег-депутатов, что белые люди пытаются навязать миру свои ценности и что, хотя он не согласен с аятоллами, мусульмане в Иране должны иметь право жить своей собственной жизнью. Кроме того, «сжигание книг», по его словам, «не является большой проблемой для чернокожих». [105]
104
Переписка между Салманом Рушди, Джоном ле Карре и др. в газете «Гардиан», 18–22 ноября 1997 г.
105
Tony Benn, The Benn Diaries, ed. Рут Уинстоун, Arrow Books, 1996, запись за 15 февраля 1989 г., стр. 616-17.
Тем не менее небольшая, но решительная группа людей осознала значение фетвы и поддержала писателя, которого аятолла Хомейни назвал «богохульным ублюдком». [106] Писатель Фэй Уэлдон сидел напротив Кэта Стивенса, когда тот делал свои комментарии, и с удивлением отметил, что главный суперинтендант полиции, который также находился в студии, не просто подошел и арестовал певца за подстрекательство к убийству. В последующем памфлете Уэлдон утверждал, что Британия расплачивается за то, что слишком мало людей удосужились прочитать Коран, а вместо этого с удовольствием бормочут «банальности о „великих мировых религиях“». [107] Эта статья, в свою очередь, была воспринята некоторыми британскими мусульманами как язык ненависти, и даже довольно умеренный мусульманский писатель того периода Зияуддин Сардар написал, что «казалось, Уэлдон может сфабриковать все, что пожелает, и выдать предвзятую диатрибу просто потому, что мусульмане — честная игра». [108] В действительности, «честной игрой» были только люди, связанные с Рушди. В 1991 году итальянский переводчик Рушди был зарезан и избит в своей квартире в Милане. В 1993 году норвежский издатель «Сатанинских стихов» Уильям Нюгаард был трижды застрелен возле своего дома в Осло. В Великобритании два книжных магазина были взорваны из-за того, что в них продавалась эта книга. В других магазинах, в том числе в лондонском универмаге, где находился книжный магазин Penguin, были заложены бомбы. А в 1989 году молодой человек по имени Мустафа Махмуд Мазех взорвал себя и разрушил несколько этажей лондонского отеля, закладывая бомбу, предназначенную для Рушди.
106
Рушди, Джозеф Антон, с. 147.
107
Фэй Уэлдон, Священные коровы: A portrait of Britain, post-Rushdie, pre-Utopia, Chatto & Windus, CounterBlasts, no. 4, 1989, p. 7.
108
Ziauddin Sardar, Desperately Seeking Paradise: Journeys of a Sceptical Muslim, Granta Books, 2004, p. 285.