Странник века
Шрифт:
Помимо танцев, катания на коньках и игры в карты, эту компанию объединяла еще одна общая черта: все они, без исключения, получали годовой доход не меньше тысячи талеров, и это, безусловно, очень бросалось в глаза. По крайней мере, до тех пор, пока сумма их годового дохода не опускалась ниже означенной цифры. Проходя через зал приемов, превышавший размерами весь ее дом, Софи чуть не ослепла от света люстр, белизны салфеток, сияния столовых приборов. И едва сдержала тошноту при виде россыпей засахаренных сладостей в саксонских корзинках, джунглей из экзотической зелени, закрученных в спирали соусов, холмов из меренги, бастионов халвы, фруктовых пирамид, ореховых водопадов, устричных мозаик, рыбных океанов, пламенеющих вин. В центре всего возвышался абсурдно, чудовищно большой торт в виде горного хребта, покрытого снеговыми вершинами из взбитых сливок, скалами из шоколадной пасты, домиками из любекского марципана, соснами
Примерно в шести километрах от этого места шарманщик вдруг открыл глаза, нащупал спину своего пса и прошептал: Эй, Франц, ты не голодный?
В следующий вторник все та же карета с теми же пассажирами пересекла весь город уже на восток. Софи и Руди направлялись в «Зал Аполлона», расположенный на круговой площади Черного Коня, довольно далеко от центра. По вторникам «Зал Аполлона» предоставлялся в полное распоряжение знатных особ и их гостей. Софи нравилось там танцевать, хотя в последнее время все меньше, потому что обстановка в зале казалась ей с каждым разом все более чопорной, и подруг своих там встретить она не могла. Впрочем, эти вторники оправдывали себя тем, что Руди был превосходным танцором. Слегка напудренный и нарумяненный, в щегольском, небрежно расстегнутом сюртуке, в узком галстуке из белого шелка, с золотой цепочкой, продетой сквозь петлицу, дородный, с крепкими, гордо расправленными плечами, он олицетворял собственную сущность: смесь беззаботности с мужской самоуверенностью, кокетливую грубую силу.
По дороге в «Зал Аполлона» Руди завел разговор, которого давно и заранее боялась Софи: разговор о Хансе. Он заговорил без эмоций, как бы невзначай, словно на секунду отвлекшись от пейзажа за окном. В тот день, когда Руди пришел к Готлибам, он второй раз за неделю застал в гостиной Ханса, распивавшего чай в компании Софи. Две вещи не понравились Руди: смех Софи, услышанный им, пока он шел по коридору, смех, какое бы дать определение этому смеху? (определения никогда не были сильной стороной Руди Вильдерхауса), словно страстно желавший быть смехом и относящийся к каким-то предшествующим шуткам, а еще — с каким видом вскочил при его появлении Ханс, вскочил слишком поспешно, словно желая крикнуть: «Это не я». Разумеется, ничто из перечисленного не имело никакого значения. Как не имел значения и сам этот чужак. Его зазнайские манеры. Его длинные патлы.
Судя по всему, заговорил Руди, как только тронулся экипаж, у тебя довольно теплые отношения с господином Хансом. С ним? ответила Софи безразличным тоном, не знаю, возможно, он кажется мне занятным, хотя я с ним мало знакома. По крайней мере, он любит читать, что скажешь далеко не о каждом. И о чем же вы беседуете? выдержав тактичную паузу, снова спросил Руди, о книгах? Кто? не поняла Софи, а! да, за чаем мы обсуждаем поэзию, это меня развлекает. То есть, кивнул Руди, словно подчеркивая, что ничего не имеет против, господин Ханс тебя развлекает. Нет, дорогой, ответила Софи, не он, а наши беседы о поэзии. Ты сегодня какой-то растревоженный, не пошла утренняя охота?
Экипаж остановился у «Зала Аполлона», Руди поспешил выйти из кареты, чтобы подать Софи руку. И она, обычно этого не допускавшая, разрешила себе помочь. Взглянув на невесту, Руди замер от восхищения и воскликнул: Это платье как будто создано специально для тебя. Оно так тебе к лицу! И так превосходно сидит! Подчеркивает твою осанку. Ты в нем, э-э, несравненно хороша! И будешь la reine du bal [62] . Благодарю, дорогой, сказала Софи, стало быть, я все-таки перестаралась. Руди улыбнулся и предложил ей руку. У самой лестницы они столкнулись с главой городского совета Ратцтринкером, спускавшимся вниз с какой-то дамой, не являвшейся его женой. Его превосходительство вытянул нос, слегка кивнул Руди и проскочил мимо. Перед разукрашенными дверями «Зала Аполлона» Руди наклонился к самому уху Софи и прошептал: Сегодня, любовь моя, ты будешь танцевать самую прекрасную аллеманду в своей жизни. Ночь распахнула перед ними двери, и обоих поглотил сияющий свет.
62
Королевой бала (фр.).
Нынче уже вторник! констатировал господин Цайт, увидев, что Ханс уходит, завтра будет новый день! Привыкший к однообразным комментариям хозяина, сперва казавшимся ему примитивными, а теперь — таинственными, Ханс ответил: Истинная правда. Одетый в полосатую пижаму и поношенный халат с врезавшимся в пузо пояском, господин Цайт поинтересовался, успел ли Ханс поужинать. Ханс поблагодарил
Э, Ламберг, запротестовал шарманщик, не уходи, ты должен расказать нам, что тебе снилось. Уже поздно, ответил Ламберг, мне пора спать. Тогда расскажи, улыбнулся шарманщик, какие сны ты собираешься смотреть сегодня.
Вечерами у разложенного возле входа в пещеру костра шарманщик любил слушать сны своих друзей. Он задумчиво сидел и кивал, словно сам видел когда-то этот сон или сумел разгадать его тайный смысл, никогда, впрочем, не раскрывая его остальным. Он любил повторять, что сны не видят, а смотрят, и с удовольствием пересказывал свои, казавшиеся Хансу слишком странными и слишком складными, чтобы быть правдоподобными. Впрочем, это не имело значения, поскольку все равно самыми любимыми его вечерами в пещере стали эти: вечера увиденных снов.
Иногда, начал Ламберг и снова сел, мне снится паровая машина «Элеанор» (что-что? не понял Рейхардт), моя машина на фабрике, мне снится, что она вдруг пошла вразнос, платформа заходила ходуном, и я лечу в ее нутро, «Элеанор» меня глотает. А потом? спросил шарманщик. Потом ничего, ответил Ламберг, я просыпаюсь и больше не могу заснуть. Но тебе обязательно нужно досмотреть сон до конца, сказал шарманщик, постарайся его досмотреть, нехорошо обрывать плохие сны на середине. Проснувшись, я стараюсь все забыть, покачал головой Ламберг, потому что иногда мне снятся такие ужасы, что я сам не понимаю, как мог учудить что-то подобное во сне. Возможно, предположил Ханс, ты думаешь об этом, когда не спишь, а во сне оно просто всплывает. Вряд ли, сказал шарманщик, не сны зависят от яви, а наоборот (то есть как это? удивился Ханс), я хочу сказать, что для меня смотреть сон означает бодрствовать вдвойне, понимаешь? Бывает, что ты просыпаешься, а сны продолжают идти во сне. Есть такие вещи, которые человек знает только во сне. Будь по-вашему, сказал Ламберг, но я ничего не хочу знать о том, что мне снится. Да ты не трусь, не унимался шарманщик, ты попробуй сосредоточиться на нем, не просыпайся, отнесись к нему внимательно, а если увидишь каких-то зловещих персонажей, попробуй вступить с ними в разговор. А вы сами так делаете? спросил Ханс. Конечно, ответил старик, и просыпаюсь всегда веселым. А я, перебил их Рейхардт, как открою глаза, так первым делом тычу языком в зубы, чтобы проверить, не выпал ли во сне еще один.
Я сплю довольно мало, признался Ханс, и часто вижу один и тот же сон (какой же? спросил шарманщик), пол-ную чушь: мне снится очень длинный подвесной мост, я иду по нему, почти дохожу до конца, и вдруг мост начинает рушиться с того края, что передо мной, я разворачиваюсь и бегу назад, вот, собственно, и все (а успеваешь? спросил Ламберг, глядя на Ханса во все глаза), понятия не имею, в том-то и беда, что я всегда просыпаюсь раньше, чем добежал или сорвался вниз (Ханс, а что там, внизу? спросил шарманщик, что под мостом?), внизу? я об этом не думал, по правде говоря, не знаю (вот видишь? воскликнул шарманщик, вот тебе и ответ, ты должен сосредоточиться на этом, посмотреть, что там, внизу, и если ты это узнаешь, то мост наверняка не рухнет). Сплошные небылицы! сказал Рейхардт, сдерживая отрыжку, а я во сне вообще почти ничего не вижу, а когда просыпаюсь, у меня перед глазами все бело (наверно, тебе снится луна, пошутил Ханс), твой голый зад мне снится, вот что! а я о том и не знал.
Как? удивился Альваро, ты не бывал в «Зале Аполлона»? но куда же ты ходишь по вечерам? В ту самую пещеру, ответил Ханс.
Примерно через час, успев пару раз заблудиться и столько же раз вернуться в исходную точку, Альваро и Ханс оказались перед входом в «Зал Аполлона». Боже, какая безвкусица! воскликнул Ханс, разглядывая перегруженные лепниной фризы. Между прочим, заметил Альваро, скопирован с венского Redouten [63] . Для Вандернбурга не так уж плохо. Ну, пошли.
63
Так называемое крыло Редутен дворцового комплекса Хофбург в Вене. Состоит из танцевального, концертного залов и ряда небольших вестибюлей. Место проведения балов начиная с XVIII в.