Странное наследство
Шрифт:
Оливия с удивлением узнала в нем Пабло Гомеса.
– Сеньор Гомес, вы вновь хотите поработать у меня?
– Оливия с вежливой улыбкой смотрела на мексиканца.
– Я владелица ранчо! Надеюсь, мой управляющий не обидел вас при расчете? Но, к сожалению, мне пока что не требуются работники. А вот в июне следующего года - милости прошу, сеньор Гомес!
– Простите, мэм!
– Гомес застыл, точно статуя с раскрытым ртом и остекленевшими от изумления глазами.
– Черт меня подери, сеньоры!
– Не советую никому оставаться вблизи моей земли, джентльмены! Я стреляю
– Сущая правда, парни! Мэм однажды с первого выстрела ранила в ногу одного хорька, который собрался отнять у нее карабин!
– радостным голосом подтвердил лицемерный Пабло, гарцуя на одном месте.
– Со второго!
– голос Оливии зазвучал твердо, с металлическими нотками.
– Что вы сказали, мэм?!
– Пабло все еще не переставал изумляться.
– Первый выстрел был предупредительным, сеньор Гомес! Мой карабин находится у меня за плечом, и потому прошу возбужденных господ покинуть принадлежащее мне частное владение и его окрестности. Сэр Питер Хиддингс подтвердит, что на моем ранчо нет посторонних людей. Здесь не совершается ничего противозаконного. Всего доброго, джентльмены, - она игриво приподняла шляпку и повернула кобылку к дому:
– Домой!
Мужчины повернули лошадей и неспешно потянулись за Оливией. Она знала, что Рони Уолкотту не терпится посчитаться кое с кем из собравшихся. Он лишь раззадорился произошедшими событиями. Но Оливия хотела, чтобы на ее ранчо все конфликты, насколько возможно, разрешались мирными путями. Здесь предстояло жить ее детям, и их судьба была ей важнее всего на свете.
Она дождалась, когда Берни Дуглас нагонит ее коренастую, немного неуклюжую кобылку.
– Мистер Берни Дуглас, вы ничем не хотели бы поделиться со мной? Если у вас возникло такое желание, то давайте немного отстанем от всех и прогуляемся! Сегодня такой замечательный день, Берни, дорогой мой!
– Я не хотел бы рассказывать о самой темной полосе в моей жизни именно в этот день, Оливия!
– Берни с надеждой смотрел ей в глаза, как приговоренный смотрит в глаза судье.
– Но, клянусь тебе всем, что есть в моей жизни самого святого, я не сделал ничего такого, за что мне было бы стыдно перед тобой, Оливия. Ошибки совершает каждый молодой человек. Только один раскаивается в содеянном половину жизни. А другой забывает о своем проступке спустя минуту.
– Прости меня, Берни, но мы не сможем начать совместную жизнь до тех пор, пока я не узнаю, кто такая Хелен, и что она означает в твоей жизни. Потому что теперь твоя жизнь принадлежит мне, так же, как моя - тебе.
– Согласен! Но снова и снова прошу тебя, моя любимая, не суди строго… Когда мне исполнилось пятнадцать лет, - начал он свое печальное повествование, - я решил, что пришла пора узнать все о женской любви, хотя некоторые из моих друзей и говорили мне, что еще рано выяснять не совсем приятные стороны жизни, и меня ждет одно только разочарование. Другие, напротив, убеждали в том, что мне давно следует найти женщину хотя бы на одну только ночь для того, чтобы познать сладость женских ласк. Они считали, что смысл жизни именно в этом.
– Но неправыми оказались и те,
– Оливия пристально посмотрела на мужа, и он согласно кивнул ей.
Берни стал рассказывать о том, как парни свели его с портовой шлюхой Хелен. Как потом она цеплялась за него… Как встретила его дома мать, когда он вернулся воскресным утром с пустыми руками. Как плакала его сестра, потому что ей пообещали новое платье, но так и не выполнили обещанного. И ей пришлось ходить на занятия воскресной школы в лохмотьях… А потом кто-то прирезал вечно пьяную Хелен, и ее обезображенный труп долго снился Берни, лишая сна и покоя.
Он рассказывал и видел, что Оливия словно бы присутствует рядом с ним, ходит с ним по улицам Перлвиллидж, вместе с ним провожает рыбаков в море, оплакивает погибших от стихии и сострадает его несчастной матери. Лицо ее, подвижное и переменчивое, говорило о том, как любит она своего мужа, как сочувствует ему, прежнему - юному, неискушенному, неопытному мальчишке с берега далекого и неведомого ей Старого Света.
Кобылка Оливии и Презент, направляемые молодыми людьми, медленно прошли мимо дома на ранчо, мимо загонов, конюшен, летнего дома и кузницы. Отец Оливии хотел окликнуть их, но мисс Сара остановила его:
– Пусть поговорят, мистер Смит. У них сегодня особый день! Невозможно оставить что-то недоговоренным. Они вернутся, ведь здесь у них дом.
Кони дошли до того каньона, где когда-то Оливия бросила своего напарника Рони Уолкотта в тот самый день - то ли злополучный, то ли счастливый. Молодые люди молчали. Оливия не знала, что сказать мужу. Она поняла смысл того, что он рассказывал ей. Любой человек причастен ко всему, что происходит с окружающими его людьми. И эта причастность накладывает на человека ответственность за происходящее, потому что спустя годы приходит осознание собственной вины в падении или гибели тех, с кем нас столкнула жизнь. Но как часто осознание вины приходит слишком поздно, когда невозможно что-то изменить! И тогда осознание вины усугубляется угрызениями совести.
– Я не стану тебя утешать, Берни Дуглас!
– Оливия смотрела на далекие горы.
– Только постараюсь сделать все возможное, чтобы ты никогда в своей жизни не пожалел о своем сегодняшнем поступке, о том, что женился на мне. Потому что я очень люблю тебя. И это навсегда!.. В нашей семье все были однолюбами. И это не такое уж плохое качество. Верно?
– она искоса взглянула на Берни.
– Это звучит, словно клятва верности, Оливия. Надеюсь, у тебя не появится повод, чтобы разочароваться во мне?
– Я надеюсь на это больше, чем ты сам, Берни Дуглас!
Они вернулись домой тогда, когда день уже угасал и таял на западной стороне небосклона золотистым закатным отсветом. Над печной трубой вился легкий дымок, поднимаясь прямо в темнеющее небо. Расседлав коней и пустив их в свободный загон, Оливия и Берни поднялись по крыльцу.
Мисс Сара очень хотела кое о чем спросить Оливию, но никак не могла решиться. Потом все-таки осмелилась:
– Миссис Оливия, перенести ваши вещи в комнату, где спит мистер Дуглас?